Керер подождал несколько секунд.
– И наконец последний и основной пункт в представлении доказательств: компьютерная томография трупа. Я хочу напомнить вам объяснение судмедэксперта. С недавнего времени в судебной медицине введена компьютерная томография для анализа трупов, чтобы от судебных медиков не ускользнула ни одна деталь. Потому что, как только скальпелем вскрываются соответствующие части тела, выделяются газы, что нарушает первоначальную картину.
Керер развел руки в стороны. Теперь он чувствовал себя как рыба в воде. Похоже, он знал, что вышел на тропу победителя, как только смог представить в зале суда неопровержимые научные доказательства.
– Дамы и господа! С помощью компьютерной томографии можно увидеть части скелета или осколки пули, не вскрывая тела. Этот метод позволяет судебной медицине визуализировать без крови. А теперь давайте вернемся к трупу маленького Беньямина.
Картинка сменилась – теперь это был снимок половины лёгкого, который Дитц видел на вчерашнем заседании.
– Здесь вы можете наблюдать три белые маленькие точки на лёгком Беньямина. Череп мальчика был раздроблен, и, борясь за жизнь, ребенок вдохнул мелкие осколки собственного черепа, которые откололись из-за удара в затылок. Так что Беньямин еще жил несколько минут после удара по голове. А выстрел был сделан уже после наступления смерти.
Керер опустил руки.
– Дамы и господа, я заканчиваю. Томаса Вандера уже многократно подозревали в надругательстве над детьми. Но его ни разу не смогли уличить. И вот похоть в конце концов привела к жестокому и расчетливому убийству.
Он театрально прошелся мимо присяжных.
– Это может повториться. Так же или намного ужаснее. Я настаиваю на признании подсудимого виновным и на высшей мере наказания: пожизненном заключении и помещении в больницу для душевнобольных преступников. Спасибо.
Фото на стене поблекло, проекционный экран стал белым. В зале суда царило молчание. Потом робко задвигались стулья, послышалось невнятное бормотание. Большинство взглядов было направлено на стоическое лицо Томаса Вандера.
Дитц не мог предположить, что сейчас происходило в голове садовника. Он действительно был убийцей? Если нет, что он чувствовал в данный момент? Дитц знал, что защитник Вандера тоже не новичок и голова у него на месте. Но все равно будет чертовски сложно вытащить Вандера из этого положения.
– Тишина, – потребовала судья. – Слово имеет защитник.
– Спасибо. – Воннегут поднялся. Ему было немного за шестьдесят, в отличие от прокурора он был одет в темные льняные брюки и коричневую жилетку. У него были седые волосы и седая бородка. Взгляд Воннегута говорил все. Речь шла о виновности или невиновности его манданта, и он был готов сражаться.
Свою речь он начал с цитаты.
– Как вы знаете, перед законом все равны… но не перед судебными заседателями! Вы решаете судьбу человека. Она в ваших руках. И я надеюсь, что огульные и показные доказательства, представленные стороной обвинения, не лишили вас способности мыслить критически. А теперь… – Воннегут снял очки и протер их салфеткой. – Позвольте мне, пожалуйста, исправить некоторые моменты.
Он прошелся по залу.
– Я представил вам доказательства, что в приюте «Солнышко» за последние годы было зафиксировано несколько случаев жестокости и сексуального насилия над детьми. Однако под подозрение попадали только… – Воннегут поднял руку, – медсестры и воспитатели. Троих из них отпустили, правда без каких-либо последствий. Это одна из темных глав венских органов опеки. Воспитанники приюта вовсе не были такими счастливыми, как пытается убедить нас сторона обвинения. И трагическое самоубийство ребенка привело к тому, что прокуратура должна предъявить общественности козла отпущения. Есть подозреваемый, неуверенные свидетельские показания – и вот общественности уже презентуют убийцу, которого выставляют настоящим монстром. Дело быстро рассматривают. Торопятся закрыть и сдать в архив. Я работаю в защите более тридцати лет и могу заверить вас: это типичный подход, когда пытаются скрыть ошибки и несостоятельность госучреждений.
Воннегут надел очки.
– Хочу кратко напомнить вам факты по времени смерти: пожилую супружескую пару допросили спустя два дня после несчастного случая. Ей семьдесят четыре, ему восемьдесят один год. Вы, дамы и господа, намного моложе. А вы сможете точно сказать, когда именно слышали выстрел два дня назад – в 15:10 или в 15:15? Я не смогу. Мы выяснили, что в момент выстрела супружеская пара находилась в спальне, где нет ни радио, ни будильника, чтобы точно определить время – это мы тоже доказали. К тому же по показателям свертывания крови невозможно установить время смерти с точностью до минуты. Поэтому утверждения о несоответствии между моментом наступления смерти и выстрелом очень сомнительны.
У Дитца по коже побежали мурашки. Вот это сильно!
Воннегут подошел к присяжным и в своей скромной отеческой манере оперся о деревянную балюстраду.
– Давайте вернемся к алиби обвиняемого. Сторона обвинения попыталась дискредитировать единственного свидетеля. Младший брат Томаса Вандера не безработный. Он часто помогает своему брату в садовом хозяйстве. У него просто нет постоянной работы, потому что он страдает болезнью Паркинсона. Но ни уголовная полиция, ни прокуратура не приняли это во внимание и оказали давление на свидетеля во время перекрестного допроса, чтобы поставить под сомнение алиби подозреваемого. И снова налицо безнадежная склонность стороны обвинения к компиляции.
Воннегут сделал шаг назад, но остался стоять перед присяжными.
– Пункт третий: психиатрическое заключение. «Он снова будет убивать!» Дамы и господа… хорошенько обдумайте это предложение. «Он с-н-о-в-а будет убивать!» Еще даже не доказано, что он вообще кого-то убил в своей жизни, а психиатр утверждает, что он снова это сделает. По сей день остается неясно, на основе чего было сделано такое заключение. Хочу напомнить вам о еще одном немаловажном противоречии. Если Томас Вандер действительно действовал точно и с холодным умом, постоянно держа ситуацию под контролем, тогда почему, спрашиваю я вас, дело вообще дошло до этого предполагаемого побега мальчика и мнимого убийства в состоянии аффекта?
Воннегут сунул руки в карманы и стал покачиваться на носках.
– Вернемся к следам. Когда кто-то пытается сымитировать несчастный случай дома, то инсценирует следы так, как считает правильным. Но в этом случае типичных ошибок найти не смогли. Сторона обвинения даже доказала, что Томас Вандер, садовник с сутулой спиной и кривыми пальцами, блестяще справился с задачей. Я спрашиваю вас: откуда у садовника такие знания? Как садовник, к тому же находящийся в стрессе, за считаные секунды может догадаться, как идеально инсценировать место убийства, так что даже криминалисты уголовной полиции с многолетним опытом не могут найти ни одной ошибки?
Воннегут сделал глубокий вдох.
– Со вчерашнего дня мы знаем: пороховые следы – это остатки несгоревшего пороха из боевого патрона. Мельчайшие частицы можно обнаружить спустя несколько дней. Но ни на пальцах, ни на одежде подозреваемого ничего не было. Кстати, не нашли даже этот одиозный тупой предмет, о котором постоянно говорит сторона обвинения. До сегодняшнего дня он остается чистой фикцией. Следы пороха были обнаружены лишь на пальцах мертвого мальчика. Будь Томас Вандер волшебником или техником-криминалистом с обширными профессиональными знаниями и не находись он в стрессе и волнении, возможно, он смог бы такое устроить – но это не его случай.
Воннегут пожал плечами, а его голос приобрел отеческий тон.
– И что же предприняла сторона обвинения? Эксперты-криминалисты обыскали все мусорные контейнеры в радиусе километра от места происшествия, но не нашли никакой одежды со следами пороха. Следы пожара также отсутствуют. Это свидетельствует о том, что Томас Вандер не прятал и не уничтожал свою одежду. Но изучали ли следователи мусор в приюте? Исследовали одежду персонала? Проверяли сам персонал на наличие следов пороха? Нет. И я назову вам причину: этот детский дом табу! Он финансируется из бюджета города Вены. Он – тема предвыборной борьбы. Директор приюта «Солнышко» к тому же брат министра внутренних дел.
По рядам зрителей прошел гул.
– Было ли это самоубийство или, возможно, коварное убийство, которое один из воспитателей инсценировал в доме Томаса Вандера? – Воннегут наклонил голову набок. – Один тот факт, что уголовная полиция не расследовала это, говорит о многом.
Судья бросила на Воннегута безэмоциональный взгляд.
– Перейдем к предпоследнему пункту: заключению судмедэксперта. Здесь я был действительно разочарован. Мы показали, что доктор Гарке, которого по необъяснимым причинам снова привлекают к работе в качестве судебного медика, за свою карьеру вынес уже много ошибочных заключений. Я не хочу к этому цепляться, потому что все мы знаем, в каком невероятном напряжении работают врачи. Я просто еще раз хотел бы указать на то, что наша контрэкспертиза была отклонена, и нам не удалось проверить, не стали ли мы в очередной раз свидетелями ошибочного медицинского заключения.
Воннегут снова принялся раскачиваться на носках.
– Последний пункт моей речи посвящен самому важному пункту обвинения. Во время компьютерной томографии на легком были обнаружены три белые маленькие точки. Якобы осколки черепной кости, которые мальчик вдохнул и которые должны доказать, что он умер от последствий удара по голове. Но при вскрытии этих осколков не нашли. Так что они остаются фантомами на черно-белом фото.
Воннегут провел рукой по воздуху.
– Мы помним, что в тот день дети обедали в 12:30. В меню стояли жареные колбаски из индейки со шпинатом и на десерт фруктовый салат. Но когда я спросил судебного медика, находятся ли в желудке мальчика остатки яблок или груш из фруктового салата, он не смог ответить мне на этот вопрос.
Воннегут наклонил голову и поджал губы.
– Дамы и господа! Этот новый метод, так расхваленный стороной обвинения, который однажды заменит вскрытие, не может даже отличить яблок от груш. Тем сомнительнее утверждение, что белые точки на КТ-снимке – это мелкие осколки черепа, которые мальчик вдохнул в предсмертной агонии. Пока мы не сможем на все сто процентов доверять компьютерным снимкам, надеюсь