Я был приговорен и приготовился слушать.
Веня, как и подобает оригинальной личности, уселся на пол, скрестив по-турецки ноги, закурил и, выдохнув дым в потолок, выдержал паузу. И только потом принялся за чтение очередного шедевра. Насколько я понял, это называлось стихотворением. Правда, без рифмы и ритма. Оно было загромождено потоком бредовых слов, бредовых мыслей и бредовых интонаций, претендуя на бредовую же философию. Для его дружков это было, конечно, гениальным модерном – они слушали Веню с полуоткрытыми ртами, а в полутомном взгляде дешевой артисточки промелькнула нескрываемая гордость за своего парня.
Я уверен, что ни одного слова и ни одной мысли из этого шедевра никто не понял, но признаться в этом было бы величайшей глупостью. Никто не желал прослыть дураком. В другой обстановке и при других обстоятельствах я бы с удовольствием громогласно признал себя полным кретином, выразив непонимание. Но сегодня я шел на компромисс, поэтому, когда этот сумасшедший поток слов закончился, я широко улыбнулся, правда, плохо сыграв удивление и восхищение. Хотя моей плохой игры Веня не заметил, он всегда слышал и видел только себя и в ответ улыбнулся своими кривыми зубами, прошмякав:
– Я рад, что тебе понравилось, Задоров. Если бы ты примкнул к нашим тусовкам, ты бы многое в жизни выиграл. Я бы с такими людьми тебя познакомил! Ну, просто все гении!
Я прекрасно знал всех этих гениев, но в ответ вновь улыбнулся Вене.
– Как-нибудь в другой раз, Веня. А теперь давай выйдем на минуточку.
Краем глаза я заметил, как Веня, обернувшись к своим приятелям, безнадежно развел руками, и весь его вид говорил: мол, нечего делать, приходится уходить, без меня никак не обойдутся эти неудавшиеся актеры.
Мы зашли на кухню, по чистоте ничем не отличающуюся от комнаты. Веня мог бы, кстати, купаться в роскоши при его папочке. Но образ сумасшедшего героя не давал ему права на это, и Веня успешно играл роль безалаберного гения-бродяги, которому плевать на быт и вещи, хотя я прекрасно знал, что он понимает цену и быта, и вещей.
– Ну, так что, Задоров? – Веня дыхнул на меня сигаретным дымом. – Думаю, ты образумился и хочешь попросить меня, чтобы я замолвил словечко. Не скрою, трудно это будет устроить. Сам понимаешь, сейчас такой выбор гениальных, красивых актеров. А наш секс-символ Красновский! Одна улыбка чего стоит!
Я с тоской вспомнил вставную лошадиную челюсть секс-символа, но перечить Апохалову не рискнул.
– Веня, у меня к тебе парочка вопросов совсем другого рода. Я знаю, что ты посещал некий ночной клуб под названием «КОСА».
Веня удивленно на меня взглянул, а потом громко расхохотался.
– Уж не туда ли ты собрался, Задоров? Ну что же, рекомендую – бесплатная жратва и выпивка.
– Я в курсе, Веня. Но… Почему ты так быстро ушел оттуда?
– Потому что подыхать вовсе не собираюсь. – Веня хитро мне подмигнул. – Не скрою, меня привели туда глубокие страдания, полное отчаяние. Я искал в жизни смысл и не находил его.
В том же духе он изгалялся еще минуты три, я терпеливо ждал, когда он заткнется.
– Ну, хорошо, – выдохнул я, когда Веня высказался. – Но ты… Скажи, ты сам покинул «КОСА»? Или тебя просто попросили?
Он неопределенно пожал плечами.
– Я как бы толком не знаю. Пожалуй, и то, и другое. Мне уже там нечего было делать, поскольку на тот свет я не спешил, да и с неудачниками не люблю долго общаться. Я, ты знаешь, вхож в круги посолиднее. Ну, а администрация клуба… Они, в общем, поняли, что я уже вышел из глубокой депрессии, и мягко намекнули, что пора покинуть «КОСА». Я с удовольствием согласился. На фига мне там оставаться?
– Скажи, Веня… Может, тебе этот вопрос покажется странным. У тебя есть какая-нибудь коллекция?.. Ну, я не знаю, ценных марок, значков. Или просто очень дорогие старинные вещи? Скажем, картины, скульптуры? Что-нибудь такое, что позволило бы себе и твоим детям безбедно существовать многие годы?
Веня вытаращил на меняя глаза. Но тут же вспомнил, что он сам – оригинал, значит, оригинальные вопросы для него – само собой разумеющееся.
– Коллекция? Да нет, ничего такого. Я не боюсь, Задоров, что ты меня хочешь грабануть, поэтому точно скажу – нет. Хотя, сам знаешь, у моих родичей достаточно бабок. Но чтобы… Да нет. Отец покупал какие-то картины, но все они – жалкие копии. Так, для украшения интерьера. Он вообще мало смыслит в искусстве, для него главное – уют. А я, ты знаешь, не сторонник всякой мишуры. Художник не должен тратить жизнь на погоню за достатком. Непокой – вот удел настоящего творца. Да если честно, картинки про природу я ненавижу. Мне главное – скрытый смысл. Вот абстракционисты – это да!
Выслушивать лекцию про абстракционизм как оплот духовности я не собирался. Апохалов, точно, не лгал, говоря, что ценных вещей у него нет, и я тут же решил с ним побыстрее распрощаться. Все, что надо узнать, я узнал, а интеллектуальная беседа меня утомляла – я протянул ему руку. Он был безмерно счастлив, что оказался нужным по делу, поскольку дел у него самого не было никаких.
– Я слышал, что в «КОСА» произошло убийство, – сказал он, провожая меня до двери. – Ты, Задоров, наверно, решил поменять профессию? Что ж, приветствую. В любом случае – побывать в шкуре следователя полезно для творчества.
Значит, Апохалов догадался об истинном смысле моего прихода, но подробностей об убийстве я ему сообщать не собирался.
– Да ну, – махнул рукой Веня. – Думаю, криминала там быть не может. Клуб вполне благотворительный. А жратва какая! Если буду подыхать с голоду, вновь туда подамся. Лучше уж на тот свет уходить сытым, помирать с голоду – не оригинально.
– Думаю, тебе это не грозит.
Веня громко хохотнул, встряхнув своими слипшимися паклями.
– Но знаешь, Ник, они там все равно сволочи. По блату все делают, это точно. А еще называется справедливость! Сочувствие людям, стоящим одной ногой в могиле? Мол, перед смертью все равны? Брехня это!
Я резко остановился – одна моя нога, уже повиснув в воздухе, над порогом, повернула обратно.
– Ты о чем, Веня?
– Сколько ни просил вино «Реквием ночи», так, гады, и не дали. А мне говорили, что это классный, просто божественный напиток. Представляешь! Я пил какое-то красное, шипучее. Оно, конечно, тоже ничего. Особенно когда с похмела. Но все-таки не «Реквием ночи»…
Для меня эта информация была полной неожиданностью. Вот это да! Неужели все-таки Вано был прав и с вином дело нечисто? Или просто совпадение?
– Скажи, Веня, – ласково спросил я. – А кто еще пил это вино?
– Откуда мне знать? – Он пожал плечами. – Я не слежу за этими бездельниками. Но нашему столику подавали только красное. Это неоспоримый факт.
– Спасибо, Веня. – Я изо всей силы затряс руку Апохалова, и тот удивленно вытаращил на меня бесцветные глазки. Такой искренний прилив чувств с моей стороны по отношению к нему случился впервые.
– Да не за что, Ник. – На мгновение после моего порыва он стал даже более-менее настоящим парнем. – Ты, если что, заходи. Может, еще что вспомню. Хотя… – Он наморщил свой маленький лоб. – Хотя я завтра улетаю в Швейцарию. Ты знаешь, там мне должны вручить какую-то премию кинематографистов… Очень престижную премию. Ее вручают такие великие люди, как…
Это было выше моих сил. Веня неисправим. И я, не дав ему досказать, как великие люди гуляют по далекой Швейцарии, выскочил за дверь.
Мне еще предстояло проверить минимум три адреса, чтобы окончательно убедиться, случайно ли выгоняли людей из «КОСА». Именно тех, кто не имел ценных вещиц. И второе – важно было узнать, какое вино подавали в клубе этим людям. Или все же это случайность? Я допускал, что рожа Апохалова могла не понравиться. Но чтобы из-за этого лишить человека божественного напитка… Я поспешил по другим адресам, пока служители Аполлона не успели смыться на важные тусовочные встречи.
До обеда удалось проверить еще три адреса. Мне повезло: все бывшие члены «КОСА» были дома, поскольку до обеда ни у какого нормального артиста, художника, писателя, естественно, не могло быть дел. Единственным исключением на сегодняшний день был я.
Мою задачу облегчало то, что я всех более-менее знал. Я наведался к Красновскому – нашему секс-символу и другу Вени Апохалова. Он без конца улыбался мне лошадиной улыбкой и с нежностью проводил ладонью по своей прилизанной шевелюре. Я все пытался ему напомнить, что я не дурочка с мерой интеллекта «90х60х90». Наконец мне это удалось, и он удивился моим вопросам, поскольку решил, что я пришел к нему с поздравлениями по поводу его новой роли в фильме «Я обожаю тебя, малыш». О такой киношке я слыхом не слыхивал, хотя Красновский гордо мне сказал, что он уже успел завоевать миллион каких-то призов. Интересно, кто этот бред все-таки смотрит? А еще интереснее, кто выдает эти бредовые призы?
Секс-символ нашей страны совсем недавно покинул «КОСА», и поэтому беседовать с ним мне было проще. Покинул он клуб добровольно, поскольку в фильме «Я обожаю тебя, малыш» ему предложили главную роль – супермена – и времени задуматься о бренности жизни и о вечности у него, естественно, уже не оставалось. Но, как я понял из разговора, ему в свое время тоже намекнули покинуть «КОСА». Мол, пора и честь знать. Поумирал – и хватит, теперь ты в полном здравии.
Кстати, я был полностью солидарен с администрацией «КОСА»: психически здоровее парня, чем этот любующийся собой супергерой, было трудно представить. Он, как и подобает секс-символам, беспросветно туп и о каких-либо сложных вещах, конечно, думать был не в состоянии.
Тем не менее его история пребывания в «КОСА» была схожа с историей Вени Апохалова. Как и Веня, никаких ценностей и коллекций он не имел и поэтому вообще не представлял, что это такое. Его гораздо больше интересовали тряпки, машины и бабы. И вина «Реквием ночи» он тоже не пил, но по этому поводу особо не огорчался, ибо предпочитал красные вина белым: они полезнее для желудка, а здоровье свое Красновский чрезмерно берег. Когда же я поинтересовался, зачем ему здоровье в клубе самоубийц, он лошадино заржал, при этом заметив, что проживет еще по меньшей мере лет двести, а «КОСА» – это просто дань моде. Желание смерти, мысли