Ишад молча внимала тому, что свет, серебряное утро, всепобеждающая радость, разлитая в воздухе, делали с ней. Она долго смотрела вдаль, а затем подняла свои руки и пристально посмотрелась в них, как в зеркало. А когда наконец опустила, произнесла, спокойная, как всегда:
— Я предпочитаю свой путь.
Мрига долго не сводила с нее глаз.
— Да. В любом случае спасибо вам.
— Вы должны хорошо заплатить за то, что я сделала для Харрана.
Мрига кивнула.
— Там, внизу… вы знали все, что должно было произойти? И пытались избавить нас от несчастий, пытались избавить Санктуарий… Конечно, не подавая вида, чтобы не портить свою репутацию.
— Я должна бы ненавидеть богинь, которые повсюду в самом ближайшем будущем создадут столько волнений, — мягко, но угрожающе сказала Ишад.
Мрига улыбнулась.
— Вы не такая, какой хотите казаться, госпожа Ишад. Но ваша репутация не пострадает из-за меня.
Некромантка посмотрела на нее и презрительно улыбнулась.
— Будь проклят тот день, когда для меня начнет что-то значить, что думают обо мне или чего не думают… пусть даже боги!..
— Да, — ответила Мрига. — Но кто оживляет мертвых, как не боги? Идемте.
Мрига вошла в шрота, и в свете настоящего восхода солнца последнее веяние подземного мира улетучилось. Над Санктуарием вставал новый день-бледный и дымный, в пятнах крови, призрачный и гнетущий, прохладный, как и приличествует первому дню зимы. За спиной Ишад катила свои воды река Белая Лошадь, тут и там виднелись льдины. Но радость, разлитая в небе, не уходила. Она закрыла за собой ворота и посмотрела на ступеньки крыльца. Там стояли Хаут и Стилчо, сжимая в руках мечи. Ишад рукой сделала им знак войти внутрь, убедилась в их повиновении и обернулась, чтобы глянуть на розовый куст.
Стилчо вошел в дом нервничая. Хаут замешкался возле Дверей. Ишад не обратила на него никакого внимания. Наконец она пошла к изгороди. Если Хаут и видел, как Ишад бросила долгий задумчивый взгляд на самую белоснежную из всех роз, перед тем как сорвать черную, он никогда потом вслух не вспоминал об этом.
Роберт АспринКОГДА ТОБОЮ ДВИЖЕТ ДУХ
— Он спит!
— Спит! Ха! Опять отключился.
Голоса проституток доносились словно издалека, и Зэлбар очень хотел бы опровергнуть их слова. Он не спал и не отключился. Он понимал каждое произнесенное слово. Просто глаза его были закрыты, только и всего… и их чертовски трудно было открыть. Да и не стоят они этого усилия.
— Не знаю, чего мадам нянчится с ним. Он не настолько красив и богат.
— Возможно, у нее просто слабость к брошенным щенятам и неудачникам.
— Если так, то это первое подобное проявление с тех пор, как я здесь.
Неудачник? Он? Как они смели сказать такое! Разве он не цербер? Не один из лучших фехтовальщиков Санктуария?
Пытаясь собраться с мыслями, Зэлбар осознал вдруг, что сидит на стуле. Точнее, сидит, скрючившись, положив голову на что-то жесткое… может, стол. Под ухом холодная и липкая лужица. Он неистово пожелал, чтобы это оказалось пролитое вино, а не блевотина.
— Что ж, думаю, нам опять придется тащить его в комнату. Давай, помоги мне.
Так не пойдет. Цербера? Тащить через публичный дом, точно простого пьяницу?
Собрав остатки сил, Зэлбар, ругаясь, поднялся на ноги.
Он резко уселся в кровати, ощущая ту кристальную ясность сознания, которая сопутствует иногда пробуждению после крепкой попойки перед неизбежным последующим похмельем.
Спал! Заснул! После трех дней, что он заставлял себя не смыкать глаз, у него хватило глупости начать пить!
В невероятном напряжении Зэлбар торопливо осмотрел комнату, опасаясь того, что может найти там.
Ничего. Он один в комнате… в его комнате… в той, что стала его в Доме Сладострастия благодаря терпимости и расположению Миртис. Оно не появилось!
Заставив себя расслабиться, Зэлбар позволил вернуться отравленной волне воспоминаний.
Он не просто выпил. Он напился! И продолжается это уже давно, понял он, когда его мозг представил на рассмотрение неоднократные повторы увиденной картины. Бесчисленные оправдания, за которыми Зэлбар прятался в прошлом, теперь были сметены безжалостной рукой презрения к самому себе. Это уже входит в привычку… и в гораздо большей степени стало реальностью его жизни, чем тот красивый образ, за который он пытался уцепиться.
Осыпая себя проклятиями за ту мерзость, до которой он докатился, Зэлбар попытался использовать это временное прояснение в мыслях, чтобы разобраться в себе.
Во что он превратился?
Прибыв в Санктуарий в качестве одного из отборных телохранителей принца Кадакитиса, он со своими товарищами получил от этой царственной особы задание покончить с преступностью и коррупцией, что пышно расцвели в этом городе. Работа была трудной и опасной, но она была честной, и ею мог гордиться воин. Горожане прозвали отряд церберами: воины с готовностью приняли это имя и удвоили свое рвение, чтобы быть достойными его.
Потом пришли пасынки, ватага задиристых наемников, которую, оставив своих собратьев, возглавил один из церберов. Теперь обязанности церберов ограничивались только личной охраной принца, задача поддержания порядка в городе перешла к пасынкам. А затем из далекой страны приплыли бейсибцы, и увлечение принца их императрицей заставило его сменить церберов на пучеглазых иноземцев.
Лишенные даже малейших обязанностей во дворце, церберы получили новое назначение, выраженное общей фразой «присматривать за борделями и игорными домами в северной части города». Все попытки с их стороны пресечь царящий в городе хаос встречались упреками, штрафами и обвинениями во «вмешательстве в дела, выходящие за их полномочия».
Первое время церберы держались вместе, упражняясь с оружием и разрабатывая за кружкой вина темные замыслы, которые они приведут в исполнение, когда пасынки и бейсибские гвардейцы лишатся милости и их снова призовут для настоящего дела. Отлучение от войны у Стены Чародеев, а затем убийство императора явились последними каплями, сломившими дух церберов. Возможность вернуться к активной деятельности исчезла. Властные структуры в столице реформировались, и о самом существовании нескольких ветеранов, отправленных на службу в далекий Санктуарий, несомненно, забыли. Так они и застряли под началом принца, который не нашел для них никакого применения.
И тренировки, и встречи становились все более редкими по мере того, как отдельные церберы обнаруживали, что их с готовностью засасывает трясина домов терпимости и игорных притонов Санктуария. Цербера по-прежнему встречала дармовая выпивка и бесплатные женщины, даже когда всем в городе стало очевидно, что они перестали быть силой, с которой стоит считаться. Просто само присутствие цербера в заведении отпугивало мелких жуликов и воришек, так что мадам и владельцы рюмочных с готовностью покрывали расходы, связанные с их слабостями.
Сползание вниз было медленным, но неуклонным. Подслушанный разговор проституток только убедил Зэлбара в том, что он уже давно подозревал… Церберы не только лишились всяческого уважения, теперь их презирали даже те отбросы общества, над которыми они когда-то надменно насмехались. Когда-то гордые воины, они превратились в горстку жалких пропойц… вот что сотворил с ними этот город.
Зэлбар покачал головой.
Нет, это не правда. Его личное падение началось с одного конкретного дела. Оно началось, когда он согласился объединиться с Джабалом, пытаясь покончить с Темпусом. Оно началось со смерти…
— Помоги мне, Зэлбар.
Впервые за последнее время нервы Зэлбара находились под контролем. Он даже не оглянулся.
— Ты опоздал, — ровным голосом произнес он.
— Пожалуйста! Помоги мне!
Наконец Зэлбар медленно повернулся лицом к своему мучителю.
Это был Рэзкьюли. Его лучший друг среди церберов, точнее, он был им до тех пор, пока его не убил Темпус в отместку за участие их в деле Джабал-Керд. На самом деле перед воином предстало видение, если хотите, призрак. После многочисленных предшествующих свиданий Зэлбару не нужно было даже смотреть, чтобы убедиться, что явившаяся перед ним фигура не касается пола при ходьбе.
— Почему ты так ведешь себя со мной? — требовательно спросил он. — Я думал, ты мой друг.
— Я действительно твой друг, — далеким голосом ответил призрак. — И мне больше не к кому обратиться. Помоги мне!
— Слушай! Мы уже сотни раз обсуждали это, — сказал Зэлбар, пытаясь сдержаться. — Я хочу спать. И не потерплю, чтобы ты выскакивал со своими стонами всякий раз, стоит мне сомкнуть веки. Плохо было уже тогда, когда ты показывался лишь от случая к случаю, но теперь ты повадился терзать меня каждую ночь. Вот что: или скажи, как я могу помочь тебе, или проваливай и оставь меня в покое.
— Там, где я нахожусь, холодно, Зэлбар. Мне тут не нравится. Ты же знаешь, я всегда ненавидел холод.
— Ну, здесь тоже не сахар, — оборвал его Зэлбар, поражаясь собственной дерзости. — А что касается холода… сейчас зима. А значит, везде холодно.
— Мне нужна твоя помощь. Я не могу перейти на ту сторону без твоей помощи! Помоги мне, и я больше не буду тревожить тебя.
Зэлбар вдруг поймал себя на мысли, что стал слушать внимательно. Столько информации призрак его друга прежде не давал… или, может, он был настолько пьян, что слова не отложились у него в памяти.
— Перейти куда? Как я могу помочь тебе?
— Этого я тебе не могу сказать…
— О Вашанка! — воскликнул Зэлбар, вскидывая руки. — Опять за старое. Я не смогу помочь тебе, если ты не скажешь, что…
— Поговори с Ишад, — оборвал его дух. — Она скажет тебе то, что не могу сказать я.
— С кем? — заморгал Зэлбар. — С Ишад? Ты имеешь в виду колдунью с Подветренной? Эту Ишад? Но… О Вашанка! Подумать только. В кои-то веки я захотел поговорить с ним, а он исчез.
Захваченный внезапной мыслью, Зэлбар откинулся на подушку и закрыл глаза. Может, если заснуть снова, надоедливое явление вернется на некоторое время и ответит еще на несколько вопросов.