Вопросов было множество. Каковы истинные цели этих революционеров, так стремительно захвативших в Кабуле власть? На кого они опираются? Есть ли у них программа действий и что она из себя представляет? Как отнесутся к афганским событиям на Западе, не сочтут ли случившиеся перемены кознями Москвы? Как реагировать на факт физической ликвидации законного президента, членов его семьи, министров, многие из которых ходили в друзьях у Советского Союза? Что наконец в этой новой ситуации должна делать кабульская резидентура — как выстраивать отношения с людьми, которые еще вчера под оперативными псевдонимами скрытно сотрудничали с нашими оперработниками, а сегодня займут все высшие государственные посты?
Понятно, что надо посоветоваться с Андроповым. Прежде всего, надо понять, как ко всему случившемуся относится ЦК. Это первое, это надо сделать, не откладывая. Владимир Александрович Крючков был опытным бюрократом, прошел хорошую школу и никогда не принимал никаких решений сгоряча. Он считал себя — и не без оснований — настоящим солдатом партии, мобилизованным партией на службу в органы. Некоторые старые волки из Ясенево до сих пор не могли смириться с его появлением в их закрытом корпоративном сообществе. «Чужак», «непрофессионал», «партаппаратчик» — так за глаза называли они шефа. Крючков знал об этом, было кому доложить, но кто сказал, что разведку должен возглавлять непременно Джеймс Бонд? Пусть эти старые волки делают свое дело — вербуют агентов, проводят тайниковые операции, крадут секреты, собирают компромат, словом, занимаются тем, что умеют. А он будет делать свое. Разведка в нашем мире — и Крючков уже не раз убеждался в этом — важный (важнейший!) инструмент большой политики, и значит, возглавлять ведомство должен не оперработник, а политик, человек с партийной закалкой.
Взять хотя бы вот эту сегодняшнюю проблему с Афганистаном. Конечно, и на Старой площади сейчас ломают голову над тем, что нам делать с таким неожиданно свалившимся на голову «подарком». И в МИДе тоже, небось, всполошились. Но ведь ясно, что всю черную работу наверняка поручат Первому главному управлению. И не только потому, что его «питомцы» имели отношение к случившемуся в далеком Кабуле. Крючков нутром чувствовал, что Афганистан — это надолго, что там столкнутся интересы разных людей, разных группировок, разных идеологий, разных стран и даже разных политических систем.
Ровно в восемь утра он был в своем просторном кабинете и принимал доклад информационно-аналитической службы. Потом подписывал подготовленные к рассылке телеграммы. Знакомился с ежедневной запиской, которую Управление готовило для ЦК. Когда наконец с текущими делами было покончено, попросил помощника вызвать начальника отдела Среднего Востока, своего зама, курировавшего этот отдел, и руководителя информационно-аналитической службы.
Приглашенные появились в кабинете почти сразу, словно стояли за дверями и ждали вызова. Впрочем, возможно, так оно и было.
— Ну, что там у нас в Кабуле? — деловито и сухо спросил Крючков, когда вошедшие расселись за большим овальным столом. Подчиненные привыкли к тому, что их шеф никогда не начинал разговора издалека, а всегда сразу, бывало, даже не поздоровавшись, брал быка за рога. — Какие последние новости?
— Новости не очень хорошие, — его заместитель генерал Медяник протянул телеграмму. — У Осадчего, возможно, инфаркт. Очень это не вовремя. Без резидента там сейчас трудно придется.
— Инфаркт? Яков Прокофьевич, подумайте о том, надо ли помочь в госпитализации. Следует ли отправить в Москву или отлежится в Кабуле?
— Он считает, что скоро встанет на ноги. Осадчий, вообще-то, крепкий мужик.
— Да, да, конечно, — тут Крючков продемонстрировал свою блестящую память. — Вы же его хорошо знаете по совместной работе в Израиле.
Прежде Медяник был резидентом КГБ в Тель-Авиве и Дели.
— Но вы правы, — продолжил Крючков. — Даже на несколько дней наше хозяйство в Кабуле оставлять без резидента нельзя. В такой обстановке — нельзя. Какие будут предложения?
— Мы тут уже прикинули, — Медяник обвел взглядом коллег, словно приглашая их подтвердить его слова. — Надо срочно направить в Афганистан в короткую командировку группу во главе с Ершовым. Иван Иванович хорошо знает и оперативную обстановку, и этих революционеров. Самое время воспользоваться его богатым опытом. И резидентуре поможет, и афганским товарищам подскажет.
— Когда планируется вылет?
— Постараемся оформить людей побыстрее, — пообещал генерал. — Думаю, дня за три управимся.
— Действуйте.
Закончив совещание, Крючков попросил остаться Медяника и другого генерала — Леонова, руководившего информационно-аналитической службой. Вскоре ему предстоял разговор с Андроповым, и, по обыкновению, прежде чем выйти на председателя, он хотел еще раз обсудить с соратниками ситуацию, выслушать их мнения.
— Ну что, Яков Прокофьевич, не послушались нас афганцы. Мы им строго-настрого наказывали не трогать Дауда, не спешить. И ведь сколько безвинных жертв: президент, вся его семья, министры, гвардейцы, верные власти генералы…
Он повернулся к Леонову:
— Николай Сергеевич, а как, кстати, в мире реагируют на афганский переворот? «Рука Москвы»?
— А как же без этого. Правда, вяло пока реагируют — информации у них мало, но на Западе только ленивый не скажет, что это дело рук КГБ.
— Горячий народ, эти афганцы, — сказал Медяник. — Нетерпеливые очень. Кто эту «революцию» совершил? Да те офицеры, которые учились у нас. Поездили они по Союзу, посмотрели и решили: а почему бы и на родине не создать некое подобие советской Средней Азии? Конечно, в чем-то понять их можно: там, «за речкой», — феодализм, нищета, тотальная отсталость во всем, а здесь — цветущие города и кишлаки, повсюду электричество, школы, культура, медицина, всеобщая грамотность. И все это не где-то далеко-далеко, за океаном, а рядом, только через Пяндж или Амударью перейди, и вот она — совсем другая действительность. Они живут с иллюзией, что можно вот так сразу, словно речку перейти, изменить свою страну.
— Да, — согласился с ним хозяин кабинета, — этих людей, похоже, не надо агитировать за советскую власть, вербовать, убеждать или, тем более, принуждать любить нашу страну. Они сформировались с твердой уверенностью в том, что для Афганистана нет другого пути, кроме советского. Причем на все вопросы у них, кажется, есть готовые ответы, я правильно говорю?
— Ответы есть, — согласился Медяник, — хотя и не факт, что они верные. Подождем, не сегодня-завтра последуют заявления лидеров и, прежде всего, Тараки. Должен же он подвести под случившееся какую-то идейную базу, сформулировать хотя бы в общих чертах программу.
— Не дай бог, сразу объявят, что они встали на путь строительства социализма, — вступил в разговор Леонов. — Не хватало нам еще одной псевдосоциалистической страны в соседях. И так уже полмира кормим.
Три года назад генерал Леонов был одним из инициаторов совсекретной записки в ЦК КПСС, в которой руководители внешней разведки предлагали ограничить сферу советских интересов в мире. Или, вернее сказать, не расширять ее далее. Эти люди, имеющие доступ ко всей полноте экономической, политической, военной информации, прекрасно видели, каким тяжелым бременем для страны стала безвозмездная помощь развивающимся странам. Мудрецы из ЦК для таких нахлебников даже термин лукавый придумали — «страны некапиталистического пути развития». Как раз в 75-м разведка почувствовала сбои в организме советской империи, это был если не кризис, то первые признаки его. Москве стало уже не по силам обустраивать, кормить, вооружать, обучать такую прорву «друзей». Записка в кулуарах разведки получила название «Роман века», но, кажется, на Старой площади ходу ей не дали, там слишком велико было влияние ортодоксальных вождей, не желавших ничего менять.
Леонов был из тех генералов, что позволяли себе некое «вольнодумство». Его шеф как раз не отличался свободомыслием, его, скорее, можно было назвать консерватором, но к «либералам» в своем окружении Крючков относился снисходительно и не упускал возможности с ними подискутировать.
— А вы знаете, Владимир Александрович, — сказал Медяник, — я вот сейчас вспомнил одну историю, которую мне рассказал наш сотрудник. Очень показательная история. И сотрудник не дурак, он долгое время работал в Кабуле, на связи у него был Тараки. Так вот, незадолго до учредительного съезда НДПА, то есть где-то в 64-м, Тараки заявил нашему человеку: «Сейчас сформируем политические и руководящие органы партии и будем готовы к захвату власти». Оперработник уже не раз слышал такие разговоры, но тогда не на шутку рассердился: «Ну, возьмете вы власть и что дальше? Ведь все кончится тем, что тут же обратитесь к Советскому Союзу за помощью. Да еще и войска попросите прислать, чтобы защитить вашу революцию». И вот что поразительно в этой истории. Тараки абсолютно спокойно и четко ответил следующее: «Ну и что? Да, если будет надо, мы обратимся к СССР за помощью. И Советский Союз, верный своему интернациональному долгу, нам не откажет. И войска пришлет, если потребуется».
Крючков выслушал своего зама с непроницаемым лицом.
— Потом Тараки был приглашен в Москву, — продолжал Медяник. — Визит был неофициальный, залегендировали его как бы по приглашению Союза писателей, в рамках культурного обмена. Литератор Тараки поехал встречаться с литераторами Москвы. Но на самом деле это были смотрины: афганца приняли на Старой площади, беседовал с ним заместитель заведующего международным отделом Ульяновский. И он строго-настрого рекомендовал Тараки не спешить с революцией. А вскоре после возвращения руководителя партии пригласил на чашку чая афганский монарх. И вот сидят они рядышком, мирно беседуют о судьбах Афганистана, о путях его развития. Потом король спрашивает: «Господин Тараки, я слышал, вы недавно были в Москве и вам там дали Ленинскую премию за достижения в области литературы. Я рад тому, что афганец удостоен столь высокой награды». Тараки смутился, потому что кроме меховой шапки — традиционного цековского подарка — он никаких наград из Союза не привез. «Нет, — говорит, — это ошибка. Я действительно был в Москве и встречался там с деятелями культуры, вот, собственно, и все». Тогда Захир-шах, глядя прямо ему в глаза, произнес: «Вы знаете, господин Тараки, я ведь и сам убежденный сторонник дружбы с Советским Союзом. И сам считаю, что в будущем Афганистан пойдет по пути социализма. Я тоже в каком-то смысле разделяю такие идеи. Но сейчас наша страна для подобных идей совершенно не созрела. Не стоит форсировать события. Иначе мы получим хаос, разруху, войну».