ина тебя отвезет на виллу к Долматову. Там теперь будешь жить и нести службу».
В двухэтажном доме за глухим каменным забором — так называемой «первой вилле» — размещалась часть отряда «Зенит». Дом находился неподалеку от посольства, в той части города, которая почти сплошь состояла из таких одинаковых вилл, где жили крупные чиновники, купцы и некоторые сотрудники советского посольства.
Так для Валерия Курилова начался новый этап его афганской жизни, и был этот этап куда приятнее, чем прежний. Он поступил в распоряжение Александра Долматова, которого знал еще по Высшей школе КГБ, там Долматов преподавал физподготовку, учил слушателей приемам рукопашного боя, владению холодным оружием и другими предметами «для выполнения боевой задачи». По Долматову, таким предметом мог стать даже обыкновенный веник. Не говоря уже о зубной щетке. Ту же науку он преподавал им и на КУОСе. Коренастый, плотный, живой, Александр Иванович был самым любимым преподавателем у молодых офицеров. А у Курилова с ним установилась особенная связь, какая бывает у талантливого учителя и способного ученика.
Через пару дней в дачном местечке Пагман под Кабулом начались занятия с работниками службы безопасности АГСА. Сначала, построив их, Долматов непререкаемым тоном изрек:
— Ровно через месяц вы станете настоящими мастерами рукопашного боя. Перед вами не устоит ни один враг. Японские каратисты, которых вы видели в кино, будут казаться бледными тенями по сравнению с вами.
А чтобы ни у кого не осталось сомнений, он устроил прямо на полянке показательный бой с Куриловым, выступавшим в роли спарринг-партнера. Валера нападал на Долматова с ножом, пытался заколоть его штыком, подкарауливал сзади, но в итоге каждый раз оказывался поверженным на землю. На афганцев все это произвело сильное впечатление.
Занятия в Пагмане чередовались с регулярными выездами в город. Командование поручило им хорошенько изучить столицу, проработать маршруты на все случаи жизни (внезапная эвакуация, секретная встреча с источником и пр.), разведать подходы к некоторым важным объектам. Это уже было похоже на настоящую работу.
А работа, как скоро понял Курилов, обычно заключалась в том, чтобы выявлять и наказывать врагов революции. Такими врагами чаще всего оказывались не таинственные и страшные ихваны, то есть религиозные фанатики, а их же товарищи по партии, только принадлежавшие к крылу «парчам». Врагов-парчамистов хватали почти ежедневно: в воинских частях, госучреждениях, поднимали по ночам с постели. Курсанты наивно хвастались: «Сегодня еще одного поставили к стенке». Иногда при этом, чтобы доставить приятное советским инструкторам, они добавляли, что при аресте помогли приемы, которыми их научил Долматов. Зенитовцы только сокрушенно переглядывались между собой: вмешиваться в оперативные дела афганской контрразведки им было строжайше запрещено.
Впрочем, далекому от местных тонкостей Курилову иногда казалось, что эти неведомые парчамисты и есть злейшие враги Апрельской революции. У нас, в нашей истории, ведь тоже были такие, разные там троцкисты, зиновьевцы и прочие фракционеры, и партия точно так же беспощадно расправилась с ними. К тому же здесь мистический, непонятный Восток, кто их разберет…
Одно твердо усвоил Курилов: Афганистан — сфера нашей большой политики, и он, помогая Апрельской революции, защищает национальные интересы своей страны.
Постепенно, изучая на всякий случай своих афганцев, Валерий вдруг с удивлением обнаружил, что, оказывается, не все они боготворят главного героя революции, второго человека в стране Хафизуллу Амина. Более того, некоторые его просто ненавидят. Однажды один из курсантов, выбрав подходящий момент, шепнул на ухо Курилову: «Передайте своим, чтобы они не верили Амину. Он — враг. Настоящий фашист! И он хочет убить Тараки». Курилов от таких слов потерял дар речи. А афганец продолжал: «У нас есть информация, что он готовит это убийство в аэропорту».
Вот тебе и раз. Это уже была серьезная информация, и ей надо было дать ход. Долматов, услышав о разговоре, тут же повез Валеру в посольство к начальнику «Зенита». Бояринов набрал внутренний номер телефона и с кем-то переговорил. «Поднимайся на второй этаж, там тебя проводят к заместителю резидента, все ему доложи», — велел он Курилову.
Орлов-Морозов невозмутимо выслушал спецназовца. И только, когда тот передал ему блокнот со своими установочными записями, замрезидента высказал некоторое подобие удивления:
— А вам что… в Москве… давали такое задание… разрабатывать местных контрразведчиков? — спросил он, по обыкновению делая длинные паузы между словами.
— Нет, я сам, — у Курилова мелькнула мысль, что его самодеятельность, кажется, не понравилась этому интеллигенту с трубкой. — Это сейчас я боец спецназа, а по основной профессии остаюсь контрразведчиком. И поэтому решил, что будет полезно изучить сотрудников иностранной спецслужбы. Мало ли как там дальше повернется.
— Кто еще знает… об этой вашей… инициативе?
— Командир отряда полковник Бояринов. Я действовал по его разрешению.
— Хорошо, — смилостивился Орлов-Морозов. — Блокнот оставьте нам. Начатую работу… продолжайте. Но будьте… осторожны. И отписываться приходите сюда. На вилле… никаких записей больше не держать.
«Странно, — подумал Курилов, — а почему он никак не реагирует на тревожное сообщение по поводу готовящегося покушения на Тараки?» И словно подслушав его мысли, замрезидента добавил:
— Про возможный теракт… в аэропорту… нам уже известно. Ваша информация является… еще одним подтверждением. Мы работаем в этом направлении.
Тогда же, летом, а точнее — в начале июля, на авиабазу Баграм тяжелыми транспортными самолетами был переброшен батальон десантников 105-й дивизии ВДВ из Витебска. Ему было поручено обеспечить надежную охрану базы, приемку самолетов с грузами из СССР. Участие в боевых действиях против мятежников исключалось.
11 августа Старостин и его жена ехали в аэропорт Шереметьево. Отпуск закончился, нужно было возвращаться в Кабул. В такси молчали.
Таксист, поняв, что пассажиры ему попались не словоохотливые, включил радиоприемник. В «Последних известиях» сообщили, что сегодня в небе недалеко от города Днепродзержинска столкнулись два авиалайнера, погибло много людей. В числе жертв почти в полном составе футбольная команда «Пахтакор». Веселенькое сообщение и, главное, своевременное, если учесть что нам с женой предстоит полет в Ташкент и далее, с грустной иронией подумал Старостин.
«Я уже не удивляюсь, когда поезд опаздывает на два-три часа. Я не удивляюсь тому, что падают самолеты. Я удивляюсь тому, что поезда у нас вообще куда-то ходят, а самолеты взлетают, прежде чем упасть, — вспомнил Валерий слова начальника афганского направления[41], сказанные им во время небольшого пикника на природе, устроенного для Старостина и его семьи во время отпуска. — В стране бардак. Все делается ради отчета, а не ради дела. На бумаге выходит гладко, а на деле — хуже некуда. Главное — правильно отрапортовать. Вот ты, Валера, пытался донести до начальства объективную информацию о положении в Афганистане. На это Полонник, наш “варяг”[42], когда ты вышел из кабинета, сказал мне: “Что же это он у нас такой пессимист? В его-то возрасте! Берется критиковать линию партийных советников на расширение социальной базы НДПА… Может быть, он считает себя самым умным?”»
Старостин действительно в своем докладе руководству отдела не пожалел черных красок. Он пытался доказать начальству политическую несостоятельность халькистского режима, ошибочность стремления наших партийных советников расширить ряды партии за счет приема рабочих и крестьян. В своем большинстве это были люди малограмотные или совсем неграмотные, политически пассивные, незнакомые ни с историей, ни с документами НДПА. Старостин хотел убедить руководство в том, что все это делается ради «галочки» в отчете, ради рапорта наверх. А вред от таких действий очевиден: происходит размывание партийных рядов, ослабление влияния партии в стране.
Вспомнив о беседе с начальником отдела, Старостин расстроился еще больше. Чего стоили назидания генерала-американиста!
— Вы, Валерий, лучше бы думали не о просчетах наших советников в ДРА, а о том, как стать более полезным в решении главных задач советской разведки, — выговаривал ему Полонник. — Афганские проблемы не являются для нас столь уж важными. В нынешних условиях они будут успешно решаться с помощью аппарата советников, оказывающих помощь афганцам по всем линиям. Информацию о положении в стране лучше, чем резидентура, сможет добывать наше представительство, которое поддерживает непосредственный контакт с афганской спецслужбой. Резидентуре и вам, в частности, необходимо сосредоточиться на работе против главного противника и китайцев. Ведь никто этой основной задачи советской разведки не отменял. Что я вам рекомендую? Когда вернетесь в Кабул, устройте прием. Соберите представителей дипкорпуса — на своем уровне, третьих, вторых секретарей, атташе. Деньги для этого в резидентуре имеются. Выступите, например, с инициативой создания клуба молодых дипломатов. Активнее общайтесь с представителями стран Запада. Нам очень необходимы перспективные агенты из числа американцев и представителей государств, входящих в блок НАТО. Если завербуете подходящего американца или китайца — я вам обещаю — получите орден.
Благополучно долетев до Кабула, Старостин сразу же направился к резиденту. Осадчий внимательно выслушал его доклад о тех беседах в МИДе и в ПГУ, которые состоялись во время отпуска.
— Да, похоже, товарищи в Москве не очень-то понимают, какое развитие может иметь этот афганский спектакль, — задумчиво произнес Вилиор Гаврилович, потирая ладонью лысину. — Они настроены на хеппи-энд, но я боюсь, финал окажется трагическим.
Однако идею начальства о переориентации Старостина на работу по представителям Запада и Китая Осадчий воспринял с энтузиазмом. Он тут же по телефону распорядился о выделении денег на организацию приема для молодых дипломатов. Предложил пригласить «чистых» сотрудников советского посольства и журналиста ТАСС. Затем, как бы отряхнувшись от пустой и ненужной заморочки, настоятельно порекомендовал Старостину как можно скорее встретиться с недавно завербованным агентом «Кимом», имеющим непосредственные выходы на исламскую контрреволюционную группировку, ведущую активную работу в афганской армии.