— А это реально — заставить Амина отказаться от диктаторских замашек, повернуть его лицом к внутрипартийной оппозиции? — обратился Брежнев к секретарю ЦК Пономареву.
— Мы приложили массу усилий, Леонид Ильич. Вы же знаете, я лично дважды выезжал в Кабул. Но — увы…
— Это нереально, — пришел ему на помощь Андропов. — Там у них все зашло слишком далеко. Возможно, Амин на словах и согласится с нашими советами, но на деле поступит ровно наоборот. По нашей информации, покончив с парчамистами, он теперь взялся за своих коллег из фракции «хальк» — все, кто внушают ему хоть малейшие подозрения в нелояльности, подлежат истреблению. Как вы знаете, лидеры оппозиции, которые находятся в эмиграции, в частности, в странах Европы, выражают готовность сообща выступить против существующего режима, вернуть партию и страну к нормам демократии и закона. Причем, когда я говорю о лидерах оппозиции, то имею в виду деятелей обеих фракций — и «халька», и «парчама». Мы работаем в этом направлении.
— А что означает — «выступить против режима»? — заинтересовался Брежнев. — Они же в Европе. Как ты себе это представляешь?
— Ну, Леонид Ильич… — глава КГБ явно не хотел загружать генерального секретаря рутинными подробностями подготовки государственного переворота. — Они и в эмиграции поддерживают тесные связи со своими соратниками, которые находятся в Афганистане. Когда там ситуация созреет, мы поможем им оперативно перебраться в Кабул. Окажем и другую поддержку, если потребуется.
— То есть ты, Юра, хочешь сказать, что здоровые силы в партии смогут сами решить возникшую проблему?
— Могут, Леонид Ильич. Если им помочь.
— Так это же очень хорошо, — обрадовался Брежнев тому, что выход, оказывается, есть. — Давайте активнее действовать в этом направлении. Кстати, а на чьей стороне будет афганская армия? Дмитрий Федорович, — обратился он к Устинову, — ты что молчишь?
Министр обороны вовсе и не думал молчать. Напротив, он мысленно перебирал свои аргументы в этой дискуссии, дожидаясь того момента, когда наступит срок высказаться. Аргументов у него накопилось много.
Устинов всю жизнь был на войне. Став в тридцать три года наркомом вооружений, он воевал с немцами, давая фронту все необходимые виды оружия, потом, когда началась холодная война, он воевал с американцами, адекватно отвечая на их дубину созданием нашей советской дубины в виде атомной, а затем и водородной бомбы. Он был министром вооружений и министром оборонной промышленности, заместителем председателя правительства и секретарем ЦК, а три года назад возглавил Минобороны. Но где бы он ни работал, он всегда отвечал за оружие, за оборону, за безопасность советских рубежей и лагеря социализма в целом. Как и Андропов, он тоже прекрасно сознавал, что мирная жизнь — это фикция, видимость, реальность же состоит в том, что война продолжается и будет продолжаться всегда — до тех пор, пока одна из воюющих сторон не истребит другую. Устинов всю свою жизнь держал палец на спусковом крючке. У Андропова имелось Первое главное управление КГБ СССР, которое постоянно, в режиме нон-стоп, докладывало ему о коварных планах «главного противника», его вероломстве. Устинов тоже в этом смысле был обеспечен информацией из первых рук, у него было Главное разведывательное управление Генерального штаба, службы которого, разбросанные по всему миру, денно и нощно следили за врагом, докладывали о любых, даже самых незначительных деталях, внушавших подозрение.
Возможно, большой войны и не будет, возможно, как-нибудь обойдется, но сама должность Устинова, вся его предшествующая жизнь, его менталитет, привычки, характер — все в нем предполагало постоянную готовность не только отразить атаку врага, но и нанести свой сокрушительный упреждающий удар, удар возмездия.
Последняя информация разведки была тревожной. Американские военные корабли вошли в Персидский залив, и, скорее всего, янки готовят высадку своего десанта в Иране. Если это случится, то равновесие сил в регионе будет нарушено в ущерб нашим интересам. Если же американцы возьмут под свой контроль еще и Афганистан, то это станет настоящей катастрофой, тогда кольцо враждебных государств на юге сомкнется: Турция, Иран, Афганистан, Китай. Вся территория СССР окажется под прицелом американских ракет.
— Наши товарищи, в том числе главком сухопутных войск генерал Павловский, докладывают, что вооруженные силы ДРА целиком сосредоточены на отражении атак мятежников, — сухо сказал Устинов. — Что они не выходят из боев. Трудно сказать, чью сторону они займут в возможном конфликте с Амином. По нашим данным, Амин имеет в армии очень хорошие позиции. Он заранее почистил весь офицерский корпус от парчамистов и всех других ненадежных элементов. Так что, боюсь, проблема может оказаться серьезнее, чем мы думаем. Скорее всего, без непосредственного участия наших войсковых частей мы ее не решим.
— Другими словами, ты предлагаешь ввод на территорию ДРА советских войск? — переспросил Громыко. — Но мы должны отдавать себе отчет в том, какие последствия может иметь такой шаг.
— Я пока ничего не предлагаю, — Устинов сохранял каменное выражение лица. — Я просто констатирую факт: без нашей активной поддержки здоровые силы в НДПА верх не возьмут. Если мы согласимся с тем, что надо выступить на стороне оппозиции, то придется подключить и все возможности Комитета госбезопасности, и наши ресурсы. Если уж ввязываться в эту историю, то надо все делать наверняка.
— Дима прав, — поддержал его Брежнев. — Неудача для нас исключается. Но и Андрей тоже высказал дельную мысль: надо просчитать все последствия. Хорошо бы, конечно, избежать советского военного присутствия на территории Афганистана, доверить решение возникшей проблемы целиком нашим афганским товарищам. Но если такой план нереален, тогда давайте к следующему заседанию выходить с конкретными предложениями по силовому варианту.
Генеральный секретарь явно утомился, это видели все и поэтому быстренько закруглили ход дальнейшего обсуждения.
Результаты дискуссии нашли отражение в сохранившемся протоколе заседания политбюро от 31 октября 1979 года. Там давалась жесткая оценка действиям нового афганского руководителя. Говорилось о том, что Амин расширил масштабы репрессий, что он готовит расправу над группой членов политбюро ЦК НДПА, что его действия вызывают растущее недовольство даже в среде халькистов.
«Настораживают сигналы о налаживании Амином контактов с представителями правомусульманской оппозиции и вождями враждебных правительству племен, — говорилось в документе. — Отмечаются признаки того, что новое руководство намерено проводить “более сбалансированную политику” в отношении западных держав.
Поведение Х. Амина в сфере отношений с СССР все более отчетливо обнажает его неискренность и двуличие…
Х. Амин не только не принимает мер по пресечению антисоветских настроений, но и сам фактически поощряет подобные настроения».
Таким образом, делался вывод, нам приходится иметь дело с властолюбивым, отличающимся жестокостью и вероломством деятелем… Не исключена опасность того, что ради сохранения личной власти Амин может пойти на изменение политической ориентации режима.
Документ политбюро предлагал придерживаться следующей линии:
«1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством ДРА, не давая Амину повода считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для дальнейшего раскрытия его истинной сущности.
2. Исходя из нашей общей линии в отношении Амина на данном этапе и учитывая неоднократно высказывавшееся им пожелание совершить официальный или рабочий визит в Москву для встречи с Л.И. Брежневым и другими советскими руководителями, следовало бы дать ему в принципе положительный ответ, не определяя, однако, сейчас конкретных сроков этого визита.
…
4. По линии всех совучреждений в Афганистане усилить изучение обстановки в стране, а также руководящих деятелей партии и государственного аппарата, командного состава армии и органов безопасности.
5. Военную помощь Афганистану оказывать сейчас в ограниченных масштабах… От дальнейших поставок тяжелых вооружений и военной техники пока воздержаться.
6….От направления в Кабул по просьбе Амина советских воинских подразделений для его личной охраны воздержаться.
…
11. Совпосольству в Кабуле, Комитету госбезопасности СССР, Министерству обороны и Международному отделу ЦК КПСС изучать политику и практические действия Х. Амина и его окружения в отношении афганских интернационалистов, патриотов, а также кадров, прошедших обучение в СССР и в соцстранах, реакционного мусульманского духовенства и вождей племен, внешнеполитических связей Афганистана с Западом и в особенности с США, а также с КНР.
При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота Х. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны».
По сути, это был если не смертный приговор, то его констатирующая часть.
Начался заключительный акт трагедии под названием «Первый этап Апрельской революции в Афганистане».
Но вначале следовало повесить над сценой густую дымовую завесу. На следующий день последовало указание совпослу: передать Амину, что в Москве с пониманием отнеслись к высказанному им пожеланию посетить Советский Союз. Советские руководители будут готовы принять Х. Амина, чтобы по-товарищески и по-деловому обменяться мнениями по интересующим обе стороны вопросам, как только для этого представится возможность.
Между тем в Афганистане подошел к концу срок командировки генерала армии Павловского и его оперативной группы. Командующий сухопутными войсками в докладах наверх продолжал гнуть свою линию: обстановка в вооруженных силах ДРА вполне стабильная, их боеспособность позволяет успешно противостоять натиску мятежников. Он видел, что такие оценки не нравятся маршалу Устинову, министр уже несколько раз жестко отчитывал по телефону своего заместителя, но Павловский оказался из тех редких генералов, которые истину (как они ее понимали) ставили выше карьерных соображений. 3 ноября он вернулся в Москву и стал ждать вызова для итогового доклада министру. К его удивлению, это ожидание растянулось на две недели. Когда наконец маршал соизволил выслушать своего спецпредставителя, более двух месяцев изучавшего обстановку в ДРА, то разговор он подытожил так: «Ни в чем ты там не разобрался. Не надо было ходить к Амину». И затем длительное время перестал общаться с генералом армии.