качестве извинения получает недопитую бутылку водки. Ее содержимое тут же исчезает вГогином чреве, кажется, не производя на него никакого действия. Мы выгружаем остальные припасы инаправляемся вдом.
Подруга снежного человека на удивление миниатюрная, можно сказать – хрупкая женщина по имени Рая. Заметив рассчитанные на медвежий аппетит запасы водки, она вздыхает, закатив впотолок глаза, ипрячет бутылки вхолодильник. Когда супруга отлучается из кухни, Гога достает одну из бутылок, ловко ее открывает ибыстро разливает водку по маленьким граненым стаканчикам.
–Ну, за приезд!
В отсутствии Раи еще раз успеваем выпить, ия накрываю стаканчик ладонью. Жест разочаровывает компаньонов, зато его оценивает Рая, которая входит вкухню исурово сдвигает брови. Нечего, прикрикивает она, человека спаивать! Человек не такой, как вы, он не привык столько спиртного жрать! Получается, я выступаю вроли сдерживающего фактора, что отдаляет мою персону от мужской половины иприближает кполовине женской. Рая демонстративно общается именно со мной, обличая компаньонов.
–Знаете, что они впрошлый раз учудили? Реактор поехали смотреть! Сели на мотоцикл – и вПрипять! Тут ведь до границы рукой подать, да икакая это граница? Линия на карте… Слава богу, по пьянке заправиться забыли, ина полпути заглохли!
Гога широко улыбается.
–Я просто хотел другу показать место, где сражался со стихией.
Еще раз налив себе иСэму, он поясняет:
–Я ведь ликвидатором был: сражался со стихией видимой иневидимой. То есть согнем игамма-излучением. Впервом случае победа осталась за мной, во втором, увы, стихия нанесла мне урон.
–Ты это называешь уроном?– саркастически усмехается Рая.
–Я называю это: судьба.– Гога поднимает стаканчик.– Ну, за судьбу!
Когда выпивают, Сэм говорит:
–ВПрипяти рыси живут прямо вдомах. Прикинь: вдвухкомнатной квартире – настоящая рысь! Это ж улет! Аеще там лоси изайцы по улицам бегают, можно сказать: город оккупирован дикими животными!
–Да?– не унимает сарказма хозяйка.– Откуда тебе это известно, если вы не доехали? Вас же на грузовике Васька-пастух обратно привез!
Сэм указывает на Гогу.
–Он мне рассказал. Итак мне захотелось увидеть рысь… Погладить ее захотелось…
–Тьфу на тебя! Она бы тебе руку откусила, иправильно бы сделала!
Рая придвигает стул ближе, чтобы начать обстоятельный рассказ о жизни. Почему нет? Приехал гость из заграницы, значит, он должен знать о том, что сами они из Сибири, завербовались сюда как ликвидаторы, да так иостались. Почему не уехали из Зоны? Уезжали, им иквартиру вГомеле предоставили, но они ее продали икупили этот большой дом. Здесь многие так делают; ктому же деревня чистая: уже год назад было меньше десяти кюри, асейчас итех не наберется. Кним из Добруша каждый год наезжают специалисты, замеряют иговорят: почти норма, пора гробовые снимать! О«кюри» я имею представление, но что такое – «гробовые»? Ну как же, нам всегда за проживание взоне доплачивали! Асейчас перестанут доплачивать; ипомощи иностранной нет, аведь раньше так замечательно было…
–Что было замечательно?
–Иностранная помощь. Тут какой-то итальянский фонд программу благотворительную придумал… Забыла: вы сами откуда? Не из Италии?
–Я из Германии.
–Германских программ не помню, врать не буду, но итальянцы нас крепко выручили. Детишкам нашим каждую неделю привозили исоки, ифрукты, авшколе специальный педагог сними занятия проводил. Занимались на компьютерах, играли втеннис, рисовали, но потом – как отрезало. Свернули, то есть, программу, теперь эти охламоны по улицам бегают или коров дразнят. Анаши коровы – они ж запросто могут на рога поднять! Ипрыгучие такие, любую изгородь вдва счета перепрыгнут! Хорошо, мой не бегает дразнить, зато теперь дома торчит безвылазно. Раньше хоть отвезешь его на занятия, он там сребятами пообщается, асейчас…
Младшее поколение обнаруживается вбольшой комнате, куда мы перемещаемся для настоящего застолья (кухня была лишь прелюдией). Вуглу я вижу худощавую спину подростка, что сидит за столом, уткнувшись вэкран компьютера. Аеще вижу картину на стене, изображающую сотканного из пламени демона, читающего Библию. Внизу, не превышая размером демоническую стопу, нарисованы многоэтажные дома, заводские трубы, ивсе это рушится, сгорает впламени… «Если это китч,– думаю, присаживаясь за стол,– то довольно эффектный. Будь жив Отто Дикс или кто-то еще из наших экспрессионистов, они, не исключено, воплотили бы чернобыльскую тему точно так же…»
Додумать мешает очередной подсунутый стаканчик: мужчины берут реванш, пока Рая готовит мраморную говядину. Ая вдруг вспоминаю одного русского, скоторым когда-то говорил о Чернобыле. Тот сгорящими глазами объяснял мне суть названия: мол, чернобыль – это полынь, азвезда «полынь» упоминается вАпокалипсисе! Его почему-то страшно возбуждало то, что катастрофа предсказана вБиблии; последствия катаклизма, похоже, занимали рассказчика меньше. Да иФранц не раз говорил о странном эсхатологическом экстазе, вкаковой впадают русские, называя это состояние души: гори все огнем!
–Как называется эта живопись?– вежливо интересуюсь.
–Закат Европы,– отвечает Гога, ия вздрагиваю. Как, почему?! Причем здесь Европа?!
–Странное название…– говорю.
–Ия считаю: странное. Авот он,– Гога тычет пальцем вспину подростка,– считает, что правильное. Ты где это раскопал, а? Про закат?
–Винтернете,– не оборачиваясь, отвечает подросток.– Там много про Шпенглера написано, ине только про него. Винтернете – все есть.
–Ага,– кивает отец,– поэтому ты ине вылезаешь из своего интернета… Нашел эту картинку, потом где-то напечатал, теперь любуйтесь! Вот, оказывается, для чего ему итальянский компьютер!
–Компьютер не итальянский, он сделан компанией «Microsoft», это вАмерике.
–Видишь? Ты ему слово, он вответ – десять!
Я синтересом разглядываю беловолосую голову, где роятся столь нетипичные для юноши мысли. Вмоей голове мысли уже путаются, потому что голова пьяная. Мне постоянно подливают, невзирая на протесты, и вушах не смолкает гул, будто шумит море. Сквозь шум моря слышу имя: Анатолий – так представляется подросток.
–О’кей, Анатолий,– говорю,– так почему все-таки закат? Ты разве был вЕвропе? Ты видел этот закат своими глазами?
–Чтобы знать,– солидно отвечают,– не обязательно видеть. Да ваши сами об этом пишут! Вот, например, Паоло Донатти, профессор из Болоньи…
–Кто-кто?– спрашивает Гога.
–Паоло Донатти. Он как раз итальянец, самый натуральный. Так вот он пишет, что народы Европы сейчас присутствуют на собственных похоронах! Их, говорит, погубило процветание, слишком беззаботно живут!
–Возможно, твой профессор вчем-то прав,– отвечаю,– но лучше все-таки видеть своими глазами, апотом выносить суждения.
Спина мальчика вдруг деревенеет.
–Увижу когда-нибудь…– бормочет он. Следует минутная заминка, иопять он стучит по клавиатуре.
–Вообще-то меня ваша Европа не очень занимает, я больше сетевые игры люблю. Знаете игру под названием «Сталкер, или Зов Припяти»? Нет?! Зря, если бы попробовали, вам бы понравилось. Я, между прочим, чемпионом вней стал!
–Это точно,– подтверждает Сэм,– стал. Он дольше всех там живет, вэтой компьютерной Зоне. Тем, кто первые вигру вошли, давно кирдык, аэтот ни водну ловушку не попал!
–Ине попаду. У этой сетевой игры постоянно интерфейс меняется, но я все отслеживаю изаношу впамять. Тут ведь главное – быть готовым кнеожиданностям, вэтой игре вообще нет повторов. Знаете, что такое: программа симуляции жизни?
–Нет,– мотаю головой,– не знаю.
–Тогда объяснять бессмысленно. Если честно, то я…– Анатолий заливисто хохочет.– Я просто взломал программу! Ха-ха-ха! Поэтому я ее всегда опережаю на ход, иона меня никогда не убьет!
Солидность снего слетает, как шелуха, он превращается вобычного мальчишку, любящего проказничать инарушать данные взрослыми установления.
–Ах, ты… Молодец, все-таки – молодец!
Гога встает, пошатываясь, ицелует сына втемечко.
–Ну, ты, чего колешься своей бородой…
–Ладно, не буду, не буду… А? Каков бандит?! Взломал, говорит, вскрыл, как консервную банку!
Когда Рая подкатывает кстолу инвалидную коляску, мальчик протестует: не хочу, говорит, кней привыкать! Он спрыгивает на пол, сразу сделавшись карликом, потому что… у него отсутствуют ноги! Анатолий передвигается спомощью рук, быстро вскарабкивается на стул и, отдышавшись, сердито говорит:
–По нашим дорогам все равно на коляске не проедешь! Если надо, меня ребята на закорках куда хочешь донесут!
–Так хотя бы по дому, Толик…
–Не хочу!
Лицо Гоги кривит судорога, даже борода не может ее скрыть, авглазу дрожит слеза.
–Да не трогай ты его… Он умница… Давай, сынок, за тебя!
Я вдруг вспоминаю, где слышал слово «сталкер». Это был фильм русского режиссера, который я смотрел много лет назад, итам тоже была Зона, истранные люди, которые отправлялись туда, ведомые еще более странным проводником… Кажется, у странного проводника была безногая дочь, двигавшая взглядом предметы. «А ты умеешь двигать взглядом предметы?– хочу спросить я.– Я знал одного необычного мальчика, он умел делать то, на что никто из взрослых не способен. Итоже говорил иногда такое, что волосы шевелились на голове…»
Но я не спрашиваю. Здешняя реальность представляет собой чудовищный микст из выдумки ифактов, даже фантазия гениального режиссера меркнет на этом фоне. Закат Европы… Зов Припяти… Рысь вквартире… Пьяная голова струдом расставляет все это вподобие порядка, но тщетно. Порядка нет. Аесли нет, надо подчиняться беспорядку, покорно выпивая ипостепенно теряя человеческий облик.
Спустя час (два часа? три?) я его настолько теряю, что сам становлюсь рысью, аможет, коровой-лимузином. Мы уже на улице, слышен стрекот мотора, но я не понимаю: откуда? Вэтот момент из покосившегося сарая на мотоцикле вылетает Гога сразвевающейся на ветру бородой, он похож на бога-Саваофа, оседлавшего мотоколесницу. «Залезай!»