вот уже Катя опять за стойкой, спешно надевает передник. Хозяйка – плотная дама скороткой шеей, можно сказать, шеи у нее вообще нет. На ней надеты обтягивающие брюки со стразами, что немыслимо вдвойне: одежда вобтяжку при такой фигуре – нонсенс, астразы явно не соответствуют возрасту.
Хозяйка беседует вполголоса сКатей, затем приближается ко мне.
–У нас немецкий гость? Редко у нас появляются гости из Европы…
Она представляется Зинаидой Викторовной, владелицей этого отеля. Она говорит именно: «отеля», крутя на пальце ключи от машины. Полминуты раздумья, ивот уже владелица сидит за моим столиком, небрежно отдав приказание подать ей холодную колу. Ей тоже приходилось бывать вГермании, она покупала машину вГамбурге. Вот эту машину, «BMW», указывает она вокно. Потом ее погрузили на паром ипереправили вКалининград, который по-немецки называется…
–Кенигсберг,– уточняю я.
–Ага, Кенигсберг. Потом оттуда через две границы гнала машину сюда. Сама пригнала, никого не нанимала.
Зинаида Викторовна делает паузу, чтобы я оценил масштаб мероприятия по перегонке очередного «немецкого мотора» вВосточную Европу. Оценить масштаб мешает Катя, она ставит стакан со стуком, выказывая раздражение. Или ревность? Кажется, мои ставки растут: вэтой «глуши», вста километрах от Смоленска котируется даже одинокий странник снемецким паспортом. Зачем такой альянс владелице «отеля»? Ну, как же: можно было бы поставлять «BMW» целыми партиями, ане перегонять поштучно. Тогда и«отель» можно будет дотянуть до трех звезд, заменить кафель вдуше, избавиться от мелких грызунов…
–Ладно, потехе час, как говорится… Я чего вообще заехала? На заправке видела трейлеры со знакомыми номерами. Эти обычно у нас останавливаются, так что готовься. Белье принеси, номера почисти, ну ивсе остальное.
–Апочему Вальку не вызываете?!– слышна недовольная реплика.– Это она администратор, ая вкафе нанималась!
Следует извиняющая улыбка владелицы, после чего устойки приглушенно ижестко беседуют. Катя враздражении снимает передник, уходит, ия мысленно сней прощаюсь. Извини, Катя, новый русский капитализм не позволяет нам соединиться, иэто, увы, жизнь. Хозяйка немецкого отеля, уверяю тебя, повела бы себя так же. Ихозяйка турецкого отеля,– потому что любовь проходит, иненависть гаснет, аденьги остаются. Пять лет назад я наблюдал вАнталии, как хозяйка турецкого отеля заставляла такую же молоденькую барменшу танцевать перед нами, немецкими отдыхающими, танец живота. Танцовщица пользовалась успехом, ихозяйка вновь ивновь выталкивала ее вкруг, пока девушка не упала от изнеможения вобморок…
Вскоре за окном раздается гул мощных моторов, ина стоянку возле кафе вкатывается несколько трейлеров. Споявлением вкафе больших ишумных людей, одетых вклетчатые рубашки, как герои вестернов, события моментально ускоряются. Столы сдвигаются, на них появляется водка, ее начинают пить, кричат, чтобы скорей подавали закуску, не дожидаются, еще пьют, Катя приносит салаты инарезанную колбасу, убегает, чтобы подготовить номера, ковбои закусывают, наливают, затем придвигают кстолам дополнительные стулья для приехавших вместе сними молодых женщин. Женщины задержались для легкого макияжа перед зеркалом вкоридоре – отсюда видно, как они заканчивают подрисовывать брови, проводят помадой по губам и, улыбаясь, присоединяются ккомпании.
–Эй, чего скучаешь? Давай кнам, места хватит!
–Это вы мне?– спрашиваю судивлением.
–Акому еще?! Мы бы иКатьку пригласили, только ей Зинаида запрещает снами сидеть. Верно, Кать? Замордовала хозяйка, не дает расслабиться?
С осуждением взирая на компанию, Катя всем своим видом подчеркивает, что между ней иэтими вульгарными женщинами – моральная пропасть. Я не раз встречал их, голосующих на обочине трасс иявно отличных от других женщин, бредущих стележками или сумками вруках. Мини-юбки, черные колготки, краска на лицах, распущенные волосы – это знаки, символы принадлежности кособой касте жриц любви. При этом самая невзрачная идурно одетая женщина стележкой неодобрительно поглядывала на дорогие украшения иодежду. Иногда жриц подхватывала легковая машина, но чаще тормозили вот такие трейлеры, иженщины высоко задирали ноги, чтобы забраться на подножку иисчезнуть внутри кабины.
–Ну, чего там рожаешь?– кричит главный ковбой, скрасной бейсболкой на голове.– Иди, тут место есть рядом сГалкой! Эй, подвинь задницу, пусть парень сядет!
Мой переход за соседний стол оказывается гораздо серьезнее, чем переход российской границы. Прости меня, Катя, пусть тебя успокоит хотя бы то, что водку я пить не буду. Ковбои наливают щедро, от широкой русской души, но я отодвигаю стакан – только пиво.
–Какое, на фиг, пиво?!– Возмущается рыжая красотка, названная Галкой.– Мужик ты или не мужик?!
Но я непреклонен, как иположено нордическому немцу. Как ни странно, мое немецкое происхождение мужчинам все объясняет: не раз бывшие вЕвросоюзе, они обладают зачатками толерантности. Галка толерантностью не обладает, иглавный ковбой вынужден ее прервать:
–Заткнись, шалава, дай счеловеком побазарить!
Ковбои тянут ко мне ладони, называют имена, которые я, конечно, не запоминаю, иначинается разговор о дорогах. Почему вГермании хорошие дороги, аздесь – говно? Ну, ладно, трасса М1 еще нормальная, но стоит свернуть влево или вправо – все, полная жопа! Мне приятно соглашаться: натюрлих, от Франкфурта до Берлина – очень хороший автобан! Аот Берлина до Гамбурга – еще лучше! Между тем Галка придвигается ко мне, ия ощущаю тепло ее тела, отделенного полупрозрачной материей. Сквозь материю проглядывает черный бюстгальтер, скрывающий (наполовину) грудь красивой формы, да исама она, если честно, привлекательная. Зря только они так густо мажут лица, будто готовятся выступать втеатре пантомимы…
Где-то за спинами ковбоев мелькает знакомый силуэт, ия вижу раскрытый вудивлении рот Магды.
–Ну, майн либер… У меня просто нет слов! Ты полностью потерял представления о приличиях! Стал копией сводного брата, который всегда был развратным французом!
–Наполовину французом…– уточняю вяло (слишком ущербна моя позиция).
–Эта половина его полностью подчинила, заставила связаться срусской проституткой!
–Люба не была проституткой.
–Тем не менее, она выглядела, как женщина легкого поведения! Я видела ее два раза, иоба раза она мне очень не понравилась. Она вульгарная, шумная, навязчиво сексуальная… Она была похожа на тех женщин, что сидят внижнем белье у окон встаром городе. Помнишь эту улицу напротив крепостной стены?
–Сейчас вэтих окнах сидят восновном африканки. Хотя ирусские есть, и сУкраины тоже…
–Аты откуда знаешь?!
–Ты забыла, что одна из моих статей касалась этой темы. Я писал о том, что на этой неприметной улице парадоксально соединилось наше прошлое – крепостная стена XIII века – инаше неприглядное настоящее. Вконце концов, туда ходят именно немцы, так называемые «честные бюргеры»…
–Иты тоже ходил?!
–Нет, я ходил ктебе, но какая разница?
–Что значит: какая разница?! Ты приравниваешь меня кэтим животным?!
–Они не животные, они тоже люди.
–Возможно, но это опустившиеся люди. Причем по собственной вине. У каждого есть шанс создать нормальную семью, пусть даже жизнь будет небогатой. Аони решили идти на панель!
Я вспоминаю еженедельные встречи сМагдой, наш аккуратный секс, без выхода за разумные пределы, сумеренной страстью и собязательным поцелуем вщеку по окончанию процесса. Начинала Магда поцелуем вгубы, будто подавала знак – начало игры; далее первый тайм (изредка– второй), афинальным свистком было прикосновение ее губ кщеке. Иникакого дополнительного времени, тем более пенальти.
–Конечно,– раздается обиженный возглас Магды,– тебе больше нравятся шлюхи! Эта Катя, например, готовая лечь впостель только потому, что ты немец! Аэти подруги дальнобойщиков? У нас их даже впубличный дом не приняли бы! Поэтому у них инет нормального слова для обозначения семейного союза. Что значит: brak? Это значит плохо сделанная вещь, ошибка, а…
–Авот здесь, майне либер, ты должна закончить. Так нечестно, ты не знаешь странного языка, где «да» и«нет» произносятся вместе.
–Вот именно: «да» и«нет» вместе! Разве это признак здорового сознания? Мне кажется, эти люди поголовно больны. Им требуется успокоительный укол или компресс. Их надо госпитализировать, акого-то, возможно, отправить на процедуру эвтаназии.
–Тогда лучше сразу вгазовую камеру…
Диалог прерывается, когда я замечаю внимательный взгляд соседки-Галки. Она поглядывает искоса, о чем-то размышляя, затем предлагает:
–Адавай я тоже стобой пиво буду пить?
Не дожидаясь согласия, она заказывает две бутылки, мы чокаемся (бутылками) итеснее прижимаемся друг кдругу.
–У вас делают неплохое пиво…– говорю, чтобы начать общение.
–Да? Я внем вообще-то не разбираюсь.
–Почему тогда пьешь?
–Аза компанию!– смеется Галка.– Ивообще, причем здесь пиво?! Ты на баб наших посмотри – вот кто у нас лучшие!
–Наши бабы – супер!– поднимает стакан бейсболка.– За баб, по-гусарски!
Мужчины ставят стаканы на тыльную сторону ладони и, отведя локоть всторону, заливают всебя очередную порцию водки. Я пытаюсь проделать то же сбутылкой пива, едва не роняю ее, итут же – взрыв хохота. Вести беседу уже невозможно, ковбойский пикник скаждой минутой становится громче, назойливей, водки выставляется все больше, инам остается язык тела. Он красноречив, этот язык, внем тоже есть «да» и«нет» – иеще множество других выражений. Галка кладет мне руку на колено, вроде как опирается на него, проводит ладонью по бедру, затем рука взлетает иукладывается за моей головой.
–Так ничего?
–Ничего – значит хорошо?
–Это значит – тесно, удобнее так.
–Если удобнее, я согласен.
Еще раз чокаемся, иГалка говорит:
–Ты прикольный.
–Какой я?
–Юморной. Я сразу это поняла, когда ты наших «гусаров» стал передразнивать. Я таких мужиков люблю.
Мы ничего не знаем друг о друге, но понимаем друг друга без слов. Вот моя наложница (гейша? куртизанка?), притягивающая меня, как Земля Луну. Я попал в