возникает желание влить туда литр-другой своей крови, чтобы чуть-чуть пришла всебя. Тут же просыпается привычное отвращение: мол, какую еще кровь?! Да она моментально свернется вжилах этого чудовища, аможет, вскипит от гнева иобиды! Но Вера не поддается отвращению, она не хочет провалить экзамен. Ну, сестра? Где «первый вопрос»?
Вопрос едва слышен, будто некогда чувственные иподвижные губы замерзли ине могут разомкнуться. Почему не принесла фотографии мальчика? Но ты вроде не просила. Ах, очень хочется… Вследующий раз обязательно принесу.
Вера переводит дыхание – вроде на первый вопрос ответила. Итут звучит «второй вопрос», на который ответить гораздо труднее. Легче вочередной раз подать этой Фриде платок, после чего счувством выполненного долга уйти навсегда. Но это значило бы безнадежно провалить экзамен, пересдать который, возможно, не дадут.
–Ты не ответила, Верочка. Это сделала… я?
–Что сделала?
–Моего мальчика… Нормана… Это я?!
В очередной раз приходится делать усилие, чтобы не раскричаться, как давно мечталось: ты! Ты, ты, иеще раз ты!
–Кто тебе такое сказал?– выдержав паузу, Вера уходит от ответа.
–Они сказали. Нет, они не говорили… Это я сама. Они принесли какие-то другие таблетки, очень противные. Ужасные таблетки, мне от них… Вобщем, я сама вспомнила. Сама, понимаешь?!
Вера боится смотреть втемные, полные ужаса глаза, она смотрит на руки сестры. Ладони ссилой друг друга мнут, так что хрустят суставы. Кажется, эти ладони сейчас схватят собственное горло, чтобы сомкнуться на нем, но руки вдруг безвольно повисают.
–Нет, нет…– качает головой Люба,– это не так. Правда, Верочка? Это ведь не так?
Поднявшись, Вера обнимает голову сестры, прижимает ксебе.
–Ведь это не так?! Верочка, скажи!
Вера еще сильнее прижимает голову, горячую, будто печка.
–Не так, не так, не так!
–Ты успокойся. Иаспирина у них попроси, мне кажется, у тебя температура…
Рожу охранника кривит мерзкая ухмылка.
–Уйди,– тихо просит Вера.
–Не положено!– разводит тот руками.
–Уйди, я прошу. Если не уйдешь… Я тебя разорву.
В негромких словах столько ярости, что цербер машет рукой: ладно, не очень-то интересен базар. И, постучав для солидности по часам, мол, соблюдаем порядок, скрывается за дверью. АВера не знает: что говорить? Как успокаивать? Ей всегда было легче исполняться ненавистью исарказмом, тут же требуется утешить, икого?!
Через час она возвращается домой, струдом вспоминая подробности свидания. Она выдала какую-то святую ложь, едва не поклялась втом, что память подводит сестру, мальчик жив, он просто болеет! Нет, качала головой Люба, он не может болеть, он сам был целителем! Азначит, вылечил бы себя запросто, если бы потребовалось! Вера, не раздумывая, приводила новые аргументы, врала, как дышала, лишь бы успокоить те самые руки, желающие сжать собственное горло.
Она так ине поняла, сдала ли экзамен. На секунду ей показалось: у них действительно единая кровеносная система. Было ощущение (хотя Вера выгнала охранника), что вуглу стоит кто-то невидимый и, как вдавнем сне, выводит мелом на стене: ФАРМАЦЕВТА НЕ НАДО. Но это быстро прошло, она опять окунается вяростную московскую жизнь, ихрупкое незнакомое чувство куда-то улетучивается…
17.Последний сон
Игрушечная карусель выглядит, как аттракцион для самых маленьких, хотя на лошадках ислонах сидят взрослые персонажи. О-о, Сэм! Как твои дела? Установил плиты на могилы? Установи, пожалуйста, нельзя жить складбищем на балконе! Роман, привет! Перевез урожай домой? Перевози скорей, пока сволочи-паразиты его не своровали! Петр сЗоей сидят на верблюде, абегемот везет Галку, которая показывает большой палец: лучше, чем на трейлере! Толик же едет на пятнистой лошадке, внетерпении хлопая по бокам ногами. Или протезами?
–Ногами!– счастливо кричит Толик.– Они у меня выросли, вЗоне ине такое случается!
Но что это?! Карусель вращается сильнее, еще сильнее, иживотные уже проносятся так быстро, что не понять, где лошадь, где верблюд. Среди мелькающих лиц вдруг замечаю Франца. Потом мелькает его бывшая супруга, авот иНорман, вцепившийся вхолку непонятного зверя. Волосы мальчика развеваются, он не удерживается ипадает! Центробежная сила тащит его ккраю, он слетает сбешено вращающегося круга, и…
Этот сон снится вподмосковной сосновой роще – среди стволов уже проглядывают огромные многоэтажные дома на горизонте. Вопреки ночным холодам я раскинул спальник на желто-коричневой хвойной подстилке и, проснувшись, не спешу из него вылезать. Вот он, город-цель, город-финиш, город-завершение. Алюбое завершение всегда грустно, поэтому подсознание ипосылает странные сны, уносящие меня впрошлое.
Вчерашнее послание Гюнтера тоже было приветом из прошлого. Как всегда, он начал со своих приключений, ивдруг новость: Франц выбрался из дому! Они уже дважды пили пиво вбаре на окраине (брат не хочет показываться вцентр), иГюнтер пытался пробудить у того интерес кжизни. Аименно: зазывал на очередную акцию куда-то вокрестности Парижа, где американцы (шайзе!) собирают бездельников всей Европы, чтобы поддержать свое присутствие вАфганистане. Безработных румын, сербов, поляков, русских ипрочих шайзе-людей, проживающих вЕвропе, привозят на митинги за небольшой гонорар плюс оплата проживания, аэто ведь политическое шулерство! Надо протестовать! Ихотя Франц пока не проявил энтузиазма, Гюнтер надеется его растормошить.
Прочитав об этом, я вдруг вспомнил скандал вмагазине, когда брат спас меня от позора. Он уже подрабатывал, я же был школьником, икак-то перед Рождеством Франц предложил зайти внедавно открывшийся магазин оригинальных сувениров – купить подарок матери. Там были часы, встроенные вогромную морскую раковину, вазы вформе древесных стволов, настольные лампы сплафонами ввиде земного шара… Земной шар, собственно, меня иподвел. Разинув рот, я озирал прозрачные материки, потом решил взять планету вруки, ивдруг: бум-мс! Земной шар разлетелся на мелкие осколки! Явтянул голову вплечи, авокруг уже собирались продавцы. Вскоре ихозяин появился, он потребовал компенсацию, что повергло меня вужас. Мне было стыдно перед братом, тот зарабатывал немного, инам наверняка не хватило бы на подарок!
Внезапно я увидел перед собой спину Франца, ираздался его уверенный голос: покажите, пожалуйста, страховые документы. Да, да, предъявите их, я знаю: товары должны быть застрахованы! Сним не стали спорить, Франц попал вяблочко, ая вздохнул соблегчением.
Франц всегда двигался на полшага впереди, я постоянно чувствовал его защиту. Но лишь теперь я мог суверенностью сказать: я не нуждаюсь взащите, брат. Если тебе плохо, я сам смогу тебя защитить!
Солнце встает над небоскребами Ново-Переделкино (если верить карте), предлагая последний сон под названием «Москва». Я знаю твою жизнь, мегаполис, потому что сам горожанин ибыл во многих мегаполисах мира. Ты ползешь впробках, отравляя воздух миллионами выхлопов, давишься впоездах метро, сидишь у компьютеров, выбегаешь подышать из офиса, наскоро съедаешь ланч, ходишь стележками вдоль прилавков мегамаркетов, продаешь, покупаешь, богатеешь, разоряешься, рождаешься, стареешь иумираешь. И вместе с тем ты – сон той страны, которую я прошагал пешком. Страна видит тебя всновидениях, грезит тобой, когда же просыпается – терпеть тебя не может. Да, да, я слышал такое не раз! Ты греза своей страны, Москва, иты же ее кошмар. Я бы, возможно, обошел тебя по окружной иотправился дальше, кУралу, но мне надо зайти внутрь, так что принимай, мегаполис, незваного гостя…
Во сне под названием «Москва» я вижу кратер вулкана. Остальная страна пребывает вполудреме, аздесь бурлит раскаленная лава из людей имашин. Чтобы не обжечься, я лишь изредка выбираюсь из гостиницы для иностранных гостей, хотя даже здесь я – особенный.
О моей особостисвидетельствуют удивленные взгляды иглупые вопросы здешних жителей. Я не хочу отвечать на эти вопросы. Иоблик менять не хочу, я кнему привык, поэтому вмагазине армейской одежды покупаю новые брюки защитного цвета взамен выцветших идырявых.
–Для чего такая одежда?– задают очередной вопрос.– Для экстремального туризма?
Я на общей кухне, готовлю кофе вкомпании сфранцузским юристом Патриком. Вчера он сказал, что не успел побывать врусской провинции, изадал еще один глупый вопрос: вих «глубинке» соблюдается законодательство? Когда я ответил, что там свои законы, юрист долго морщил лоб: какие свои? Не федеральные, арегиональные? Я же усмехался, чувствуя превосходство над жителями гостиницы, которые уже паковали чемоданы. Их набивали плотно, домой увозили книги, сувениры, купленные вещи, так что я помогал закрывать переполненные кофры.
–Спасибо, thank you!– благодарила рыжая англичанка Кэтрин.– Авы остаетесь? Это неплохая гостиница, вномерах есть холодильники идаже телефоны… Если имеете проблемы сязыком – можно на специальный курс записаться, такую услугу предлагает руководство. Наша преподавательница, правда, уволилась после экзамена, но они нового человека будут нанимать.
–Апочему она уволилась?– спросил я.
–Не знаю. Она вообще была странная… Я не смогла ее понять, если честно.
Устроивший меня вгостиницу Вальтер тоже сказал: приняла экзамен, забрала документы ирастворилась вмногомиллионном городе. Есть ли возможность ее найти? Попробовать можно, но гарантий никаких.
Пока пью кофе, Патрика сменяет Мелани. Поприветствовав меня, полноватая уроженка Гааги ставит воду на газ, достает пасту ибанку соуса «Болоньезе». Итальянские пристрастия веде объясняются, когда за стол усаживается черноволосый человек спластырем поперек носа. Его лицо, по замыслу – правильное, даже красивое, сейчас асимметричное ипомятое. Человека зовут Марко, он настороженно ловит мою реакцию (красавцы уязвимы!), но Мелани целует его вмакушку, итревога улетучивается. Все просто: надо, чтобы тебя любили, остальное неважно.
Об этом беседуем вечером сВальтером, чей кофр тоже упакован и