По обеим берегам земля была зелёной примерно на расстояние вытянутой руки, а дальше пустыня снова брала своё. С высоты вала у колодца это выглядело так, будто некое индуистское божество макнуло перо в зелёные чернила и бездумно провело им по чистому пергаменту – приблизительно так и верил Народ. Человек, правивший этими людьми последние два года и двести сорок восемь дней, смеялся над их верой, но поскольку она поддерживала Народ в разнообразных сложных обстоятельствах последние примерно две тысячи лет, вынужден был признать, что она не хуже любой другой религии.
Ещё Народ верил, что то же божество разделило канаву (длиной примерно две тысячи шагов) между пятью дочерями первопредка, а также повелело, что на каком отрезке выращивать. Пять областей продолжали дробиться по мере того, как пять каст, вышедших из лона пяти дочерей, делились на роды, которые возвышались либо опускались в результате браков с группами, почитавшимися соответственно более высокими или более низкими, а некоторые и вовсе деградировали из-за отсутствия свежей крови. Так что теперь каждый из двух тысяч шагов по обе стороны канавы кому-нибудь да принадлежал.
Почти все эти кто-то, в цветастых нарядах, сидели на корточках плечом к плечу у своих крохотных наделов, образуя две сплошные цепочки от колодца до Большой ямы. Меч Божественного Огня явился с ежемесячной инспекцией.
Меч Божественного огня восседал на осле. Его адъютанты, телохранители и слуги шли пешком, за исключением двух верховых соваров и заминдара в паланкине.
– Прекрасно, – сказал Меч Божественного Огня. – То есть всё точно как в прошлый и позапрошлый раз.
Человек в паланкине перевёл его слова на маратхский и спросил:
– Так, может, осмотрим Большую яму и домой?
– Большая яма подождёт. Прежде мы осмотрим нашу картошку, – сказал Меч Божественного Огня.
Заявление, едва его перевели на маратхский, вызвало очень подозрительные перешёптывания среди помощников, придворных, прихлебателей и худ-кашт, то есть старейшин различных сегментов Канавы. Меч Божественного Огня несколько раз ударил осла пятками по бокам и двинулся вдоль Четвёртой излучины Третьей части Канавы. Заминдар вскорости его нагнал; пыль под ногами носильщиков взметалась клубами, распускалась, как цветы, и медленно оседала в неподвижном воздухе.
– Картошка вашего величества вряд ли сильно изменилась с последнего посещения. С другой стороны, из весьма надёжных источников мне стало известно, что Большая яма за это время стала не только глубже, но ещё и шире.
– Мы осмотрим нашу картошку, – упрямо отвечал правитель.
Они явно приближались к искомой грядке: у крестьянских парней, трудившихся тут, были длинные носы и вытянутые головы, отличавшие племя Четвёртой излучины от других, менее чтимых каст левого берега Третьей части. Только на прошлой неделе один из них стал неприкасаемым за то, что «перепрыгнул через канаву», то есть переспал с правобережной девкой.
– Чем одна картофелина отличается от другой? – философски вопросил заминдар.
– По сути, ничем, – но в нашем джагире другой нет!
– И всё же – если, допустим, в определённый день у вас на тарелке материализуется некая картофелина, так ли важна её предыстория?
– Ты сборщик податей, а не философ. Помни своё место.
– Простите, ваше величество, но мы философствовали, когда прадед Аристотеля бил камнем о камень.
– И куда это вас завело?
Впереди показался Плоский бурый камень, который, вместе с Маленьким серым валуном, отстоящим от него примерно на сто ярдов, составлял практически весь здешний рельеф. Четвёртая излучина как раз его огибала. Жители излучины Плоского бурого камня считались лучшими огородниками Народа; холодными ночами они сидели на капусте, как курицы на яйцах, согревая кочаны собственным теплом. В обычных условиях они бы повернули голову, чтобы с гордостью улыбнуться монарху. Однако сейчас они сидели на корточках, ссутулясь, спиной к нему, и прятали глаза. Меч Божественного Огня не мог понять причину, пока не увидел зазор в человеческой цепочке. Как ни плотно сидели люди, они потеснились, образовав просвет фута в два, и продолжали отодвигаться дальше. Посредине разрыва худая женщина в ветхом платье склонилась над мёртвым растением.
Меч Божественного Огня отреагировал коротко и непечатно. Женщина сжалась, как будто он ударил её плетью. Следом прозвучал вопрос:
– Что сталось с нашей картошкой?
– Государь, я провёл расследование, как только мне доложили о случившемся. Худ-кашта Четвёртой излучины понёс суровое наказание. Я окольными путями обратился к Владыке Праведной Резни и к Шамбхаджи, дабы выяснить, нельзя ли купить у них новую картофелину…
– Выбрось из головы! Откуда возьмутся деньги? Нам буйвола кормить нечем.
– Если отложить приобретение новой верёвки…
– Старую связывали столько раз, что она превратилась в один сплошной узел! И вообще! Прах меня побери! Шамбхаджи! Меня отправили сюда, чтобы с ним воевать!
– Но вы уже который год не ведёте против него боевых действий.
– Как не веду?! Я взял в осаду его крепость!
– Вы зовёте это осадой, другие назвали бы затянувшимся пикником.
– Так или иначе, Шамбхаджи – наш враг.
– В Индии нет ничего невозможного.
– Тогда где моя картошка?!
Молчание. Женщина простёрлась ниц и принялась молить о пощаде.
– Час от часу не легче. Теперь она, наверное, устроит самосожжение или что-нибудь в таком роде, – пробормотал монарх. – Что показало расследование?
– Возможно, имела место диверсия.
– Со стороны правобережных, полагаю?
– Месть за многочисленные перепрыгивания канавы.
– Ладно, я не хочу затевать войну, – задумчиво произнёс Меч Божественного Огня. – Не то следующей станет моя брюква.
– С правобережных станется, они немногим лучше обезьян.
– Скажи, что я сам виноват.
– Простите, государь?
– Карма. Я косо посмотрел на корову или вроде того. Сочини какую-нибудь ахинею. Ты ведь хорошо это умеешь.
– Воистину, вы – мудрейший из всех, кто правил этой землёй.
– Да, жаль, что мой срок истекает через четыре месяца.
Через полчаса Меч Божественного Огня слез с ослика, а его заминдар вышел из паланкина. Оба встали над Большой ямой, куда стекала вся вода, добравшаяся от колодца. Местные члены касты коли привозили на арбах сухую чёрную грязь из копей в других частях джагира и высыпали в яму. Затем жижу месили палками, воду сверху собирали и заливали в горшки. Их кипятили на костре из дров, добытых в горах членами местной касты дровосеков. Когда содержимое упаривалось, его выливали на глиняные лотки и оставляли на солнце. Через некоторое время на лотках оставался белый порошок…
– Кто это такой в балахоне и почему он ест мою селитру? – вопросил Меч Божественного Огня, глядя из-под руки на лотки.
Все повернулись и увидели, что некто в длинном серовато-белом одеянии – не то монашеской рясе, не то арабской джеллабе – пробует на язык пригоршню селитряной рапы, зачерпнутой с одного из лотков. Лицо неизвестного скрывал капюшон, натянутый от солнца.
Два совара и три пеших лучника – примерно половина монаршей гвардии – затрусили к нему, на ходу вытаскивая оружие. Однако у человека в балахоне тоже имелись телохранители – двое всадников, – которые выехали и встали с флангов. У обоих были мушкеты.
– Государь, это представляется покушением, спланированным лучше обычного, – сказал заминдар, спрыгивая с паланкина и доставая собственный мушкет. – Не соблаговолите ли спрятаться в Большую яму?
Правитель здешних мест достал из одежды пистоль и проверил, есть ли на полке порох.
– Сие не отождествляется мною с покушением, – заметил он. – Может быть, это бродячие торговцы картошкой.
Меч Божественного Огня дал ослику шенкелей и проехал между своими телохранителями, замершими при виде мушкетов.
Он удивился – хотя и не очень сильно – увидев рыжую бороду. Гость отбросил капюшон, явив взглядам водопад седых волос, потом сплюнул селитру на землю и облизнул губы с видом знатока вин.
– Боюсь, здесь слишком много того, что годится в качестве балласта для корабля, но никак не для пороха.
– Занятно, Енох, что ты упомянул балласт. Возможно, он мне скоро понадобится.
– Знаю, – отвечал Енох Роот. – К несчастью, многие другие в христианском мире тоже это знают, Джек.
– Досадно. Я потратил большие средства на писца, который умеет шифровать.
– Шифр взломан.
– Как Элиза?
– Герцогиня в двух странах.
– Известно ей, что я монарх в одной?
– Она знает всё, что я знал перед отъездом. А именно, что ходят слухи о некоем христианском колдуне, который несколько лет назад направлялся с караваном в Дели. Караван атаковали маратхи на слонах. Они брали верх, пока не стемнело, и слонов не обратил в панику холодный огонь, что окутывал, но не сжигал коней и всадников каравана. Торговцы благополучно достигли Дели, и Великий Могол Аурангзеб, по обычаю, возвёл победителя в ранг эмира и наградил джагиром на три года.
– Поэтому ты решил приехать и посмотреть, кто так злоупотребляет твоими алхимическими познаниями?
– Я приехал по многим причинам, Джек, но этой в их числе не было… я знал, кто колдун.
– Ты привёз то, о чём я просил?
– Об этом мы поговорим позже, – осторожно произнёс Енох. – Зато я привёз два предмета, которые ты забыл попросить, хотя следовало бы.
– Хм, дай-ка подумать… я люблю загадки… новую елду и бочонок доброго пива?
– Я тоже люблю загадки, Джек, но ненавижу игру в отгадки. Можем ли мы отыскать место, которое не было бы таким… – тут Енох Роот обвёл взглядом стомильное пространство между горами и прибрежными болотами, – …открытым?
Джек рассмеялся:
– Если ты хочешь уединения, ты выбрал неправильную часть света.
– Так ты говоришь… и всё же здесь есть больше, чем видится на первый взгляд, – сказал Енох Роот, пристально глядя на Джека.