Деннис хотел, чтобы музыка отражала различия в характерах персонажей, а потому заказал ее Рону Грейнеру, проверенному на «Мегрэ» и «Стептоу».
– Своя рука владыка, – сказал Грейнер, когда Деннис изложил ему свои пожелания. – Тебе же хуже будет.
– Почему? Я думаю, получится неплохо.
– Получится какофония.
Через неделю он прокрутил Деннису запись – получилась какофония. Тридцать секунд попсового припева, тридцать секунд современного джаза, тридцать секунд попсового припева и так далее. Ни дать ни взять драка двух кошек на ударной установке.
– Не уверен, что это была хорошая идея – так все перемешать, – сказал Грейнер.
Он не ругался, за что Деннис был ему благодарен. А если Грейнер ставил под сомнение его музыкальную компетенцию, это можно было понять.
– Какие будут предложения? – спросил Деннис.
– Могу найти поп-группу, которая исполнит джазовую композицию, могу найти джазового саксофониста, который сыграет песню «Битлз» или что-нибудь в этом духе.
Через пару дней Деннис получил главную тему. Рон Грейнер связался со студией «Декка» и попросил режиссера звукозаписи Шела Талми порекомендовать сессионного гитариста; Талми сказал, что у него на примете есть один паренек, зовут Джимми Пейдж.{29} Под руководством Грейнера Пейдж в приблюзованной манере записал «Ну и что» Майлза Дэвиса; по мнению Денниса, получилось бесподобно.
– Ах, чтоб тебя, – огорчился Билл, прослушав запись.
– Что не так?
– У нас текст совсем другой, – сказал Тони.
– А какой у вас текст? – не понял Деннис.
– Музыка душевная, стильная, – объяснил Билл. – А у нас не душевно и не стильно. Пусть уж лучше будет «Халявщик Фредди».
– Это кто такой?
– Это следующая вещь на диске.{30}
– Можешь напеть?
– Тааа, та… Тааа, та… Тааа, та… Тааа, та… Та‑та, та‑та, та‑та.
Деннис задумчиво покивал в такт. Он проникся мыслью Билла.
– Не смешно, – сказал Билл, – но тоже красиво.
На следующий день Деннис уговорил Джимми Пейджа сыграть «Халявщика Фредди». Из отпущенных на постановку средств он успел просадить пятьдесят восемь фунтов, хотя с самого начала ограничил музыкальный бюджет сороковником. Раньше он намеревался пригласить светского фотохудожника – Дэвида Бейли или Льюиса Морли{31}, – чтобы сделать портрет Софи, а также подрядить соседа-фотографа, подрабатывающего на свадьбах, снять Клайва, но перерасход нарушил его планы. Он убил целый день, собирая всякие детали быта – губную помаду, курительные трубки, книжные суперобложки, мини-юбки, – характеризующие супругов, и призвал штатного оформителя, чтобы тот пару раз щелкнул этот хлам на листе белого картона. Получилось лучше, чем можно было надеяться. В очередной раз прослушивая музыкальную тему, Деннис разглядывал эти снимки – и внезапно уловил искру надежды.
Берт забраковал все: и музыку, и фото.
– Чего ты добиваешься: чтобы люди повыключали телевизоры, не дожидаясь начала действия?
– Такого не случится, – возразил Деннис.
– Еще как случится, – сказал Берт. – Я бы выключил.
– Вы-то – конечно, – сказал Деннис. – Что и говорить.
– И моя благоверная тоже, – добавил Берт.
– Наверное, вы бы все же убедили ее посмотреть вашу работу?
– Убеждай не убеждай, – сказал Берт, – все без толку. Когда так по ушам бьет.
– Значит, главное возражение у вас вызывает музыка?
– И картинка.
– Хорошо. Вы со своей благоверной выключите телевизор из-за того, что вам не нравится заставка на титрах.
– Да нет же, – терпеливо объяснил Берт. – Мы выключим из-за музыки.
– Значит, если титры пойдут без музыкального сопровождения…
– Мы решим, что звук вырубился.
– Берт, – продолжал Деннис, – я пытаюсь понять, какие возражения вызывает картинка. Допустим, вам не нравится музыка…
– Это мягко сказано.
– …но чем вам не угодила картинка?
Берт еще раз перебрал пачку фотографий.
– Я люблю, когда комедия начинается с коротенького мультика{32}, – сказал он.
– Но я хотел попробовать что-нибудь более эффектное, – сказал Деннис. – Немного другое.
– Ну, знаешь, – протянул Берт, – от добра добра не ищут.
К вечеру, после беседы с Томом Слоуном, Деннис стал продюсером и режиссером – в одном лице – ситкома «Барбара (и Джим)». Первым делом он пошел к художнику-постановщику, чтобы тот придумал для семейного дома самую молодежную, самую авангардную гостиную, какая только возможна на телевидении. С каждым предложением художника – белые стены! на стенах постеры в стиле оп‑арт! датская мебель! – призрак Берта, а вместе с ним и все призраки закоснелой британской индустрии развлечений изгонялись за порог.
После читки Деннис изобразил бой Биг-Бена, намекая, что брак Джима и Барбары теперь скреплен надлежащими отношениями, но остальные не засмеялись и даже не оживились. Билл и Тони пытались угадать первые впечатления по лицам Софи и Клайва; Софи и Клайв с непроницаемыми лицами сосредоточенно перелистывали страницы назад, чтобы уточнить сведения об интимной жизни своих персонажей.
– Когда я говорю… – начала Софи.
– Да? – встрепенулся Билл.
– А. Поняла. Хорошо.
– Какая страница?
– Пятнадцатая.
– Продолжаем.
– Так. Здесь подразумевается именно то, что я подумала?
– Да.
– А то, что я подумала, разрешено произносить вслух?
– Мы не произносим этого вслух.
– Билл, – терпеливо произнес Деннис, – я готов выйти с этим вопросом на Самый Высокий Уровень. Но давай не будем лукавить с нашими исполнителями. Да, Софи. У нас говорится…
– Подразумевается, – уточнил Билл.
– …У нас говорится, что Барбара имеет сексуальный опыт.
– Обалдеть.
– Но мы не настаиваем, – продолжал Деннис, – если тебя это коробит.
– Почему это мы не настаиваем? – возмутился Тони. – Ну, что там еще, Деннис?
– Какие именно у тебя претензии, Софи? – спросил Деннис.
– Да так, глупости, наверное. Мой папа, равно как и тетя Мари, равно как и…
– Они же понимают, что это вымысел.
– Как сказать. Я всегда до конца не уверена, въезжают они или нет. Понимаешь, Барбара родом из Блэкпула – и я родом из Блэкпула. Ее имя – Барбара, и мое имя – Барбара. Возникает путаница.
Она внезапно поняла, что все взгляды устремлены на нее.
– Тебя зовут Барбара? – переспросил Клайв.
– Ну да, – ответила Софи. – В принципе. До недавних пор так звали.
– До каких?
– Я стала Софи где-то за неделю до нашего знакомства.
– Что ж ты молчала, когда мы решили назвать ее Барбарой?
– Я тогда еще не знала, что имею право голоса. Только прошу вас, не говорите мне через слово «Барбара».
– Ты и вправду свыклась с именем Софи?
Поразмыслив, она решила, что свыклась. В глубине души у нее было ощущение, будто жизнь ее, по сути, началась только с переездом в Лондон, а значит большую часть жизни ей выпало провести под именем Софи.
– Да, теперь Барбара у нас только одна – выдуманная героиня нашего сериала, – сказала она вслух.
И на этом успокоилась.
– Можно теперь про меня? – не выдержал Клайв. – Здесь у вас говорится, что я… девственник?
– Ну, ты прямо как моя тетя Мари, – сказала Софи. – Девственник – это Джим. А он – выдуманный.
– Да, но… Разве кто-нибудь в это поверит?
– А почему же нет, Клайв?
Софи поняла, что все с трудом сдерживают смех и только Билл мастерски изображает невозмутимость.
– Понятно, что Джим выдуманный, но я…
– Да?
Клайв умолк и попробовал зайти с другого бока:
– А может, дело обстоит с точностью до наоборот? Стандартно? У мужчины есть сексуальный опыт, а у женщины нет?
Застонав, Билл посмотрел на него с жалостью:
– Что?
– Это правильно, – сказал Тони. – Вообще говоря, в этом вся соль. Ты, вероятно, не заметил, но мы пытаемся создать нестандартную историю.
– В таком случае, – сказал Клайв, – придется мне забыть о своей природной деликатности и высказать второе возражение, которое сводится к следующему: никто в это не поверит.
– Во что? – спросил Тони.
– Я не имею в виду опыт Барбары… Это публика проглотит. Извиняюсь, конечно.
– А я не извиняю, – сказала Софи.
– Речь идет о Джиме. Джим, как мне видится, не девственник.
– Могу представить, что тебе видится.
– Пойми, я в состоянии сыграть и неуверенность, и чопорность, и застенчивость, и все прочее. Но я не в состоянии сыграть свою наружность.
– Не думал я, что у тебя хватит духу об этом заговорить, – сказал Билл. – А вот поди ж ты.
– За откровенность извиняться не привык.
– Что-то я не пойму: в чем его откровенность? – спросила Софи.
– Клайв считает, у девственника не может быть такой привлекательной наружности, как у него, – объяснил Тони.
Софи рассмеялась. Клайв поморщился.
– Это серьезный разговор, – сказал Клайв. – Я так и знал, что на меня посыплются насмешки, только ведь от этого проблема не рассосется.
– У девственника не обязательно должны быть очки и угревая сыпь, – заметил Билл.
– Я все понимаю, но… Разве у меня на лбу не написано?
Билл с отвращением наморщил нос:
– Что?
– Опыт.
Софи разглядела его повнимательней – сам напросился – и решила, что он, видимо, переспал с кучей женщин, но при этом сохранил открытость, которую с натяжкой можно выдать за сексуальную неопытность. Насколько она понимала, Клайв, собственно, еще не жил. А просто слишком долго ждал, когда же с ним что-нибудь произойдет.
– И вообще, – продолжал Клайв, – почему я не могу… Почему я должен оставаться девственником до конца серии?
– Мы хотим показать, – объяснил Тони, – что ты… как бы это сказать… неадекватен.
– То есть?
– То есть… ну, бывают разные формы неадекватности. Мы имели в виду такую, как импотенция.