– Ну знаешь, для этого не обязательно быть вымышленным персонажем, – заметила Софи.
Она имела в виду Клайва. Того вечно тянуло с каждой мелочью устраивать песни и пляски. Он терзался страхом, что его перестанут смотреть, и Софи приходилось быть начеку, если рядом появлялась более молодая и привлекательная крошка.
– Да, наверное, – согласился Деннис.
Он имел в виду Эдит. Та исподволь давно вела дело к разводу. Ей потребовалось совсем немного заходов; будь Деннис в ту пору более наблюдательным, он бы давно убедился, что вскоре все у них закончится.
– Я готова устраивать столько сеансов, сколько ты захочешь, – сказала Софи и, увидев, как легко его осчастливить, испытала радостное волнение.
Вдруг ей кое-что вспомнилось.
– Как это… Я тебе… – Она даже не могла сформулировать вопрос. – Тебе чего-нибудь недоставало?
– Какого рода «чего-нибудь»? – встревожился Деннис. – Я что-то упустил?
Софи засмеялась:
– Нет-нет, я не про вещи. Просто хотела сказать… Сама не знаю что.
Напрасно она ступила на этот путь, но ей не давал покоя разговор с Клайвом об экзотичности Нэнси.
– А было что-нибудь такое… тебе не хотелось чего-нибудь другого?
– Господи. О чем ты? Мог ли я мечтать о другом?
– Да нет, просто…
Некоторое время они ходили вокруг да около, все больше нервничали, но в конце концов каждый убедил другого, что все составляющие были налицо и в предостаточном объеме.
Они немного вздремнули, потом Софи приготовила яичницу. На обоих снизошло полное счастье и полное умиротворение, и оба могли только пожелать, чтобы дальше было не хуже.
Софи Симмондс (которую вся съемочная бригада называла просто Симмондс во избежание путаницы с Реальной Софи) работала в журнале для девушек «Пич»; сотрудницы журнала для девушек «Краш», где подвизалась Диана, прежде чем заделаться комедиографом, нашли бы, наверное, черты сходства между двумя редакциями – своей и экранной. Симмондс брала интервью у поп-звезд, раньше всех пробовала на себе новые оттенки помады, спускала всю зарплату на модные вещички и попадала в разные передряги с парнями. Точнее сказать, лишь в те передряги, которые могли рассмешить аудиторию Би‑би‑си независимо от возраста и социального статуса. Она не опасалась забеременеть, не спала с чужими мужьями, не знала половых дисфункций или извращений, никогда не изменяла. В первом эпизоде Симмондс ненароком назначила два свидания на один и тот же вечер и, как испокон веку требует жанровая традиция комедии положений, постаралась не обидеть ни того ни другого кавалера, ожидавших на расстоянии одной автобусной остановки друг от друга. Во втором – по телефону назначила свидание прыщавому эрудиту-очкарику по имени Найджел, приняв его за шикарного солиста забойной поп-группы «Детский ум».
Первый эпизод был написан в считаные дни, второй – за две-три недели. На обсуждение третьего убили столько времени, что Тони даже уточнять не хотел, но так и не нащупали сюжет (да что там сюжет – хотя бы фрагмент сюжета) и не написали ни строчки. Диана пребывала в твердой уверенности, что личная жизнь Софи, в подробностях списанная с ее собственной, – это золотая жила юмора. Но почему-то у Тони с каждым днем крепло желание повеситься.
– В чем ее проблема? – спросил он в тот день, когда они вымучили полстраницы текста о придуманной от отчаяния кошке героини.
Сейчас наполовину исписанный листок валялся скомканным на полу, не долетев до мусорной корзины.
– То есть? – не поняла Диана.
– В каждом сериале у каждого персонажа должна быть проблема. У Стептоу и его сына это взаимная неприязнь и безденежье, а Гарольд, помимо всего прочего, считает, что достоин лучшей участи. Альф Гарнетт из «До смерти» отстал от жизни – мир уходит вперед без него. Софи и Джим были полными антиподами, но при этом любили друг друга и работали над своими семейными отношениями…
– Ой, такая скукотища, – протянула Диана. – Никто из моих друзей этого не смотрел.
Тони уставился на нее в недоумении:
– Скукотища?
– Ну что смешного в каких-то старьевщиках? А этот жуткий старикан со своей крокодилицей-женой, которые без конца талдычат про Черчилля и королеву? А Софи и Джим… Без обид: четыре года балаболили о книгах и политике, чтобы потом разбежаться! Понятно, что никто не смотрит такую тягомотину.
– Подожди, что значит «никто не смотрит»? Все смотрят!
– Да, – сказала Диана, – мои мама с папой. И бабуля. Двоюродные сестры из Девона. Вот такая публика.
Тони вдруг почувствовал себя стариком. Они с Биллом, как и другие сценаристы их поколения, годами отвоевывали себе право говорить об окружающей действительности, а потом внезапно совершили прорыв и тем самым приблизили рождение нынешней обновленной Англии, в которой есть место книгам, фильмам, телепередачам, повествующим о реальных проблемах и реальных людях. От этого страна преобразилась, стала ярче, острее, интереснее, моложе. А теперь Диана ему вкручивала – если, конечно, он правильно понял, – что из этого ряда ее привлекают исключительно яркость и молодость, помноженные на шмотки, моду и деньги.
– Итак, в чем ее проблема? – повторил Тони.
Он надеялся, что Диана не расслышит в его голосе той усталости, которую слышал он сам.
– Нет у нее никаких проблем, – ответила Диана. – В том-то и фишка. Все любят Софи.
– Что ж, – сказал Тони, – по крайней мере, заглавие у нас есть. Теперь дело за небольшим.
На следующее утро Диана стала горячо ратовать за реанимацию кошки.
– Чтобы Софи было с кем побеседовать, – объяснила Диана.
– А у тебя есть кошка? – спросил Тони, просто чтобы не молчать.
– Есть, Ринго – котик, – ответила Диана.
– И ты с ним беседуешь?
– Ну да, – подтвердила Диана.
Тони что-то такое подозревал.
– На какие темы?
– Да так… С ходу и не вспомнить. Спрашиваю, хочет ли он кушать. Если нашкодил – ругаю.
– И это правильно, – сказал Тони.
– А еще отрабатываю на нем интервью.
– И как, получается?
– Развернутых ответов он не дает. Но я хотя бы вижу, какие вопросы интересные, а какие не особенно.
– Ты выучила кошачий язык жестов?
Диана посмотрела на него как на полоумного.
– При чем тут язык жестов? Это же котик. Он не понимает. Но когда проговариваешь вопросы вслух, сразу становится ясно, какие из них дурацкие.
– Ага. Ты права.
– Моя соседка по квартире думала, что я свихнулась. Наверное, потому она и съехала.
Ему хотелось биться головой о стол. Зачем, зачем он пошел работать сценаристом? Ясно, что это было ошибкой, но сейчас он уже начал думать, что вообще неспособен к умственному труду.
– У тебя была соседка?
– Была. Мэнди. Правда, мы с ней постоянно грызлись.
– Слушай, а не подселить ли нам кого-нибудь к Симмондс?
– Вместо кошки?
– Именно. Вместо кошки.
У Тони в мозгу заворочался неподъемный, ржавый механизм. Можно было только удивляться, что Диана не слышит ни лязга, ни скрежета.
– И пусть это будет цветная девушка.
– Цветная?
– Да-да.
– А среди твоих друзей есть цветные?
– Есть парочка. Через Билла познакомился, но это не важно.
– Но… Как актриса будет играть цветную девушку?
– Найдем цветную актрису.
– О господи. Что-то я торможу. Да, конечно.
– Как тебе такая мысль?
– Не слишком депрессивно?
– А что тут депрессивного?
– Уж больно мрачная проблема.
– Это правда, но соседка-то не обязана быть мрачной. У нас будет обыкновенная девушка.
– И никто не посмеет сказать вслух, что она – цветная?
– Отчего же раз-другой не сказать? Все равно главной героиней останется Симмондс. А так – просто появится какой-никакой оперативный простор. Давай-ка посовещаемся с Деннисом и Софи.
Тони знал наперед, как пойдет разговор; знал, что такая тема их заинтригует, взбудоражит, воодушевит. Но сейчас ему грезилась совсем другая картина: в один прекрасный день он позовет Билла в ресторан и как бы невзначай обронит, что водит знакомство с цветными девушками, а с одной даже вместе работает. Быть может, ему еще будет чем гордиться.
В дневное время Софи встречалась со знакомыми телевизионщиками, чтобы выпить чашку кофе, иногда обедала с каким-нибудь театральным продюсером, но больше ходила по магазинам, а вечерами они с Деннисом валялись в постели, смотрели телевизор и обсуждали «Все любят Софи». Они хотели работать вместе и с радостью восприняли новый замысел, который изложили Тони с Дианой; оставалось только ждать, чтобы начальство дало добро. И только об одном они не заговаривали вслух: оба мечтали вернуться в шестьдесят пятый. Тогда они достигли пика, а ведь это еще было совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, но поди дотянись… Тем более что внизу лежала круча над пропастью – долгие, долгие мили.
Как могла, Софи оттягивала поход к врачу, зная, что ей скажут. Это ведь дело житейское. Деннису она не признавалась и по утрам, до его ухода, боролась с тошнотой, закрывая глаза. Но, приняв вертикальное положение, она уже ничего не могла с собой поделать и только металась между туалетом и ванной.
В конце концов стало ясно, что откладывать больше нельзя. Ответ врача, полученный через двое суток, в течение которых она избегала Денниса, ничуть ее не удивил. Свой страх она загоняла внутрь, памятуя о миллионах женщин, которые молятся, чтобы их настигло такое бедствие.
– А что, если Софи Симмондс у нас залетит? – предложила она, когда Деннис вечером пришел домой.
– Очень смешно, – ответил он, и на миг ей показалось, что он видит в такой ситуации комический потенциал, что их проект и впрямь открывает возможности для такой беды. – Мы запускаем совершенно новый проект, чтобы только не возвращаться к ее материнству, а она у нас, видишь ли, залетит?
У нее брызнули слезы.
– Она залетела, – выдавила наконец Софи, и Деннис уже открыл рот, чтобы заспорить, но вовремя понял.