овеконенавистническую политику, а он весьма негалантно обзывал ее, тридцатипятилетнюю светскую красавицу, «старой вороной», «сумасшедшей старухой», «настоящей язвой», и это при том, что сам «хозяин мира» был моложе своей критикессы всего на два с половиной года.
Вначале Наполеон выслал писательницу из Парижа, запретив ей приближаться к столице на сорок лье, а это круче, чем «наш» 101-й км, так как 40 лье — это считай по-нашему почти 200 верст Потом мадам и вовсе выставили за пределы страны. Так и стала де Сталь едва ли не первой в истории человечества диссиденткой. Она была теоретиком той самой идеи национальной самобытности европейских культур, о которой спорят, которую признают или не признают с самого момента ее появления.
Жермена де Сталь получила богатую пищу для размышлений на свою любимую тему именно у нас, в России. Ее путевые заметки — ценнейший материал для современных исследователей русской жизни начала XIX в. Они написаны непредвзято, с желанием понять душу одного из самых самобытных народов мира. Но у писательницы было слишком мало времени, чтобы прочувствовать всю глубину проблемы, хотя многое подмечено ею весьма верно и точно.
Вот как представляются патриотизм и национальная самобытность француженке, побывавшей в России: «Любовь к Отечеству после любви к Богу есть одно из самых возвышенных чувств, испытываемых человеком. Только Родина должна сильно отличаться от других стран, окружающих ее, чтобы внушить к себе глубокую привязанность. Народы, сливающиеся друг с другом своими особенностями или такие, которых история разделила на несколько областей, не преданы с истинной любовью условному союзу, которому они дали имя Родины».
Нам не надо доказывать, насколько наша Родина отличается от других стран, нам дороги все ее народы, «сливающиеся друг с другом своими особенностями», и именно поэтому недавно ушедший от нас академик Борис Александрович Рыбаков — один из крупнейших историков и археологов XX столетия, которому мы обязаны раскрытием многих тайн происхождения и развития многочисленного славянского племени, труды которого по археологии, истории, культуре славян и Древней Руси становились сенсациями в научном мире, которого журналисты и писатели вполне заслуженно называли ратником российской науки, оставил нам мудрый завет, утверждая, что «формирование национального самосознания и его роль в историческом творчестве народов — тема необъятная. Актуальная, как, быть может, никогда раньше. Тема, если можно так выразиться, обидчивая, тонкая, больная. Она вплотную связана с воспитанием подлинного патриотизма и подлинного интернационализма. Но ведь есть немало фактов, которые указывают на давние братские или дружеские связи, положим, русского народа с другими славянскими и неславянскими народами. Вообще опыт общения разных народов должен быть хорошо известен и усвоен современным сознанием и на современном, достойном развитых людей уровне».
Именно это формирование национального самосознания должно стать, по утверждению Б. А. Рыбакова, основным направлением развития исторической науки. Но современная жизнь доказывает нам, что это направление должно развиваться не только в сторону нашего прошлого, нашей истории, но и в сторону настоящего и будущего.
Вдумайтесь, сегодня СМИ называют нас электоратом, когда становятся нужны наши голоса на выборах, налогоплательщиками — когда становятся нужны государству наши доходы, населением — когда озабочиваются нашими проблемами, в лучшем случае, гражданами — когда стараются напомнить нам об обязанностях по отношению к государству, но редко, очень редко нас называют Народом. Почему? Об этом можно рассуждать очень долго, но представляется очевидным, что корни многих наших сегодняшних невзгод скрыты именно в том, что стали мы подзабывать это гордое слово.
А если не ощущает себя «население» единым народом, значит, и не чувствует ответственности перед страной, не ощущает ее своей Родиной. Ибо население — это имя обывателей, сосуществующих в неком общежитии, где жилье временное, а люди — лишь квартиранты, ни за что не отвечающие и ни о чем не переживающие…
Вот и выходит, что завет академика Рыбакова о формировании национального самосознания и об определении его роли в жизни народов — задача не только исторической науки, но и современной политики.
Именно к этой, в самом деле, весьма непростой теме, но так сказать, в ключе нашем, «сделайсамовском», обратились мы в приложении к журналу «Сделай сам» № 2, 2002 г. Брошюра та называлась «Знай наших! или Особенности национального образа жизни». В ней начали мы разговор о российском своеобычае.
Ваши письма и звонки в редакцию, дорогие читатели-единомышленники, доказывают, что эта тема в самом деле важна, значима, интересна многим. Вы вносите свои дополнения, пожелания, подаете новые идеи. Нас это убеждает в правильности выбранного пути. И мы решили продолжить рассказ об особенностях российского обихода, но ограничить эту необъятную тему, так сказать, зимним сюжетом Не будем раскрывать всех секретов — приложение перед вами. Читайте, обсуждайте, дополняйте! Как всегда ждем ваших писем!
Рассказывают, что однажды император Павел I в обществе, где было много князей, спросил Ф.В. Ростопчина: «Скажи мне, отчего ты татарского происхождения, но — не князь?» После минутного колебания Ростопчин спросил императора, может ли он назвать настоящую причину, и, получив утвердительный ответ, сказал:
— Предок мой прибыл в Россию зимой.
— Какое же отношение имеет время года к достоинству, которое ему было пожаловано? — спросил император.
— Когда татарский вельможа, — отвечал Ростопчин, — в первый раз являлся ко двору, ему предлагали на выбор или шубу, или княжеское достоинство. Предок мой приехал в жестокую зиму и отдал предпочтение шубе.
В самом деле, весьма разумно сделать именно такой выбор в стране, где лишь девять месяцев зима, а остальное — лето, а первое летописное известие о погоде, относящееся еще к 791 г., гласит: «Великий мраз, померзе море»… В роскошной шубе с царского плеча ты — все девять месяцев «кум королю», а это, пожалуй, лучше, чем три летних месяца «ходить князем».
…Уже не при Павле, а при сыне его Александре I был Ф.В. Ростопчин генерал-губернатором Москвы. А в суровый год испытаний — 1812-й, не пожалел он заминировать свой дом и отдал приказ о поджоге Москвы, чтоб не достались ее сокровища супостату — Наполеону и его многоязычным ордам. Не зря, видно, французская писательница мадам де Сталь охарактеризовала Ростопчина, как человека «своебытного»…
Свое бесславное бегство из России пытались оправдать наполеоновские горе-вояки победоносными действиями «генерала Мороза». Он же, по словам гитлеровских стратегов, был «виноват» и в поражении германских войск под Москвой, Ленинградом, Сталинградом уже в войну 1941–1945 гг.
Гитлеровцы так твердо и наивно уверовали в это, что искренне недоумевали, когда стали «получать по носу» от Красной Армии не только в зимнюю стужу, но и в летний зной. Пленный немецкий фельдфебель Гюпсо рассказывал: «Мы толковали с фельдфебелем Гофманом о том, будет или не будет под Орлом второй Сталинград. С одной стороны, нам казалось угрожающим, что вот уже прошла половина лета, а мы не наступаем. Значит, мы ослабли. С другой стороны, нам казалось невероятным, что русские могут наступать летом. Все это нас задевало лично»…
А для нас русская зима и русская земля, возможно, и вправду становятся верными соратниками в годину испытаний, но… Но разве наши солдаты были защищены от холода? Разве не мерзли они в окопах, разве не рвал их шинели пронизывающий свирепый ветер? Разве не «прирастали» к холодному металлу винтовок коченеющие пальцы? Разве не деревенели ноги? Разве не покрывал густой иней волос, бровей, ресниц?
Что вспоминалось нашим бойцам в такие минуты? Возможно, знакомые со школьной скамьи слова Н.А. Некрасова о «полководце»:
«Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои»…
…Обходит, и силой своей кичится:
«Метели, снега и туманы
Покорны морозу всегда,
Пойду на моря-окияны —
Построю дворцы изо льда.
Задумаю — реки большие
Надолго упрячу под гнет,
Построю мосты ледяные,
Каких не построит народ.
Где быстрые, шумные воды
Недавно свободно текли —
Сегодня прошли пешеходы,
Обозы с товаром прошли»…
В самом деле, мы, россияне, за века «сосуществования» с морозом приноровились и его использовать в «мирных целях». Например, для заморозки и перевозки на длительное расстояние всевозможных товаров, для прокладывания надежных зимних санных дорог в самые отдаленные и труднодоступные уголки страны. Наконец, для закалки духа и здоровья. А еще мороз вымораживал многие страшные инфекции — чуму, холеру, оспу, которые, побушевав в Европе, останавливались у наших границ. Поэтому вполне можно говорить и о том, что мороз способствовал увеличению численности российского населения, а еще и заставлял людей сплачиваться, ощущать себя единым целым, потому что в коллективе, где все помогают друг другу, проще выжить. Не потому ли одним из самых экзотических для иностранцев русских праздников стал праздник русской зимы. Можете ли вы представить себе, чтобы в солнечной Италии, например, отмечали праздник «итальянского лета»?
Лишь под Москвой поняли фашисткие вояки, чем хороши русские лапти-ступни
А еще мороз способствовал укреплению здоровья и необыкновенной закалке наших предков, которая начиналась с самого их нежного возраста. В конце XIX в. врач ЕА. Покровский, известный в ту пору специалист по физической культуре, писал: «Кожа детей в Вятской губернии становится малочувствительной к воздушным переменам, и поэтому же в деревнях нередко доводится видеть, как в зимнее время годовалых или даже в меньшем возрасте детей, ничем, кроме рубашки, не одетых и не покрытых, переносят, через всю улицу в соседний дом, без всяких последствий».