«не велели с тех его дворов и слободки и с подворья для кладбища и с конюшенного двора мостовых и решеточных денег ныне и впредь имать и о том впредь для спору с приходных и з доимочных книг дать ему выпись».
Кстати, в столице европейской цивилизации — Париже первая мостовая была устроена в 1184 г., а в Новгороде дороги мостили по крайней мере лет на полтораста раньше. И даже в древнем своде законов — «Русской Правде» был расписан порядок мощения улиц, и все обязанности по этому делу были распределены между стами, то есть районами, и всеми жителями, включая иностранцев.
«Нам дороги эти позабыть нельзя…»
Во Пскове посадник Борис замостил толстыми плахами торговую площадь еще в 1308 г., и с тех пор ее неустанно ремонтировали и перекладывали. А в Германии, например, первым мощеным городом стал Нюрнберг — в 1368 г., а в Шпандау к 1573 г. еще не мостили и рынка.
Круто «повернул» московские дороги реформатор Петр I — велел мостить их камнем, а в 1712 г. после сильного пожара значительные выгоревшие участки бывших домовладений были «взяты под мостовые уличные каменные дороги». А указом от 24 января 1718 г. велено в Кремле и Китай-городе всякому перед своим домом делать каменную мостовую из дикого камня. К 1736 г. Тверская, Никитская, Пречистенская, Смоленская, Дмитровская, Петровская, Рождественская, Сретенская, Евпловская (Мясницкая), Покровская и ряд других московских улиц уже были мощены камнем.
После 1782 г. мощение улиц перешло в ведение Московской управы благочиния, но за участок улицы близ своего дома всяк москвич по-прежнему нес ответственность персональную.
К 1875 г. в Москве имеется уже 1002 кв. саженей мостовой из литого асфальта, а в 1876 г. Тверскую — главную улицу столицы пытались мостить асфальтом из прессованных кирпичей, из таких же шестигранников, из литого сызранского асфальта, из прессованного асфальта сессельского, а также из деревянной торцовой мостовой.
Прочнее прочих оказался родной сызранский асфальт и деревянная торцовая мостовая, но булыжник, мозаиковая шашка и брусчатка на песчаном основании оставались на московских улицах и в начале, и в середине XX в.
К 1946 г. в столице было 5 млн. кв. м асфальтовых покрытий, 7 млн. кв. м булыжных мостовых, 300 тыс. кв. м мостовых из брусчатки и мозаиковой шашки.
Обилие на Руси рек диктовало необходимость обустройства множества мостов. Только по дороге от Москвы до Смоленска в 1678 г. нужно было проехать 533 моста, а в некоторых местах на четыре мили пути приходилось свыше 40 мостов. Не удивительно, что предки наши мосты строили быстро и хорошо. Государственный подход к этому делу заметен в грамоте, датируемой 1623 г. В ней шла речь о сборе денег на построение в Новгороде мостов. «Потому что то дело всее земли и ездят мостами всякие люди; а на Москве и всех наших городех такие дела делают посады и уезды всеми сохами, белыми и черными людьми, потому ж все без выбору», — разъяснял царь суть дела новгородскому воеводе.
Мосты в те поры могли быть трех видов: плавучие, на сваях и наплавные на судах.
В 1679 г. московский стрелец-«канатчик» Василий Федоров строил мост через Днепр в Киеве. Состоял тот мост из 30 стругов больших, 2 стругов брянских, стружка «плавного». Кроме того, имелись в распоряжении мастера 104 струга больших, присланных из Брянска в 1679 г., на которых «через реку Днепр построен мост». После строительства умелец дал подробный отчет своим затратам: 987 брусьев больших, [708 пластин, 333 доски коротких, 16 теснин, 18 бревен, 69 якорей разных статей, 87 канатов, 7 причалок, 15 обрывков канатов, 169 колец, 68 больших скоб, 299 гвоздей, в том числе и поломаных — вот это учет!
Капитальные каменные мосты также с древних пор были известны на Руси. По мнению историка И. Забелина, каменный мост от Троицких ворот Московского Кремля через реку Неглинку был построен еще в 1367 г. при сооружении первых каменных стен.
А ведь на Руси, опять-таки из-за суровых морозов, покрывающих реки толстым слоем льда, и мосты должны были быть сверхкрепкими, с ледорезами, так как на реках наших «сверху бывает большой лед и река быстра, а лед толщиною живет в два аршина крепкой, а мочно ли будет тому мосту его дела устоять от такого льду»…
Вот и выходит, что всегда приходилось россиянам «жить в борьбе», закаляться физически и духовно, преодолевая превратности климата и почвы.
И не могли быть российские дороги идеально чистыми, потому что почвы наши, в основном, суглинисты или черноземны, моментально раскисают от паводков весной, от небольшого дождичка летом, от первого снега осенью. Зато зимой — совсем другое дело, вспомните А.С. Пушкина: «Зима. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь…»
А чистоте стольного града не способствовала громадность Москвы, которая уже во времена средневековья воспринималась иностранцами как фантастическая, а еще и многочисленное население дороги растаптывало — так что много было причин объективных, но вот наличие в городе деревянных мостовых как раз и есть показатель того, что с извечной хлябью жители города неустанно боролись.
А чтобы представить, насколько грандиозным по западным да и восточным средневековым меркам городом была Москва, вновь обратимся к свидетельствам иноземцев.
Эрколе Зани, не скрывая восхищения, отметил: «…Я удивился громадности города. Он превосходит любой из европейских и азиатских. Благодаря этому пешком ходить невозможно, а надо ездить — зимой на санях, летом в возке. Для этого при начале каждой улицы стоят наготове извозчики с санями и повозками.
В нем живет несчетное множество народа — иные насчитывают миллион, а иные, более сведущие, больше 700 тысяч. Без сомнения, он втрое больше виденных мною Парижа и Лондона».
Польский епископ Матфей Меховский, со слов путешественников, побывавших на Руси в начале XVI в., свидетельствовал: «Москва — столица Московии. Это довольно большой город: вдвое больше Флоренции в Тоскане и вдвое больше, чем Прага в Богемии.
Москва вся деревянная, а не каменная. Имеет много улиц, притом где кончается улица, не сразу начинается другая, а в промежутке бывает поле.
Дома также разделены заборами, так что непосредственно не примыкают друг к другу. Дома знати большие, дома простых людей низенькие.
По середине города, под его замком течет река того же имени, что и город, — Москва. По величине она равна Мультаве в Праге или Арно во Флоренции.
Замок, находящийся на равнине в середине города, хороший, каменный, такой же величины, как Буда в Венгрии, имеет три стрельницы, а считая вместе с ними, всего семнадцать больших башен, покрытых черепицей, но стена там всего одна».
Адам Олеарий дополнил: «… Что касается Москвы, столицы и главного города всего великого княжества, то она вполне того стоит, чтобы подробнее на ней остановиться. Она получила название от реки Москвы, которая протекает через южную часть города и омывает Красную (Кремлевскую) стену.
Город этот лежит посередине и как бы в лоне страны, а московиты считают, что он отстоит отовсюду от границ на 120 миль; однако мили не везде одинаковы.
Величину города в окружности надо считать в три немецких мили, но раньше, как говорят, он был вдвое больше».
Георг Тектандерфон соглашался с тем, что «город Москва очень велик и чрезвычайно многолюден, в нем могут уместиться, как нам сообщали, до 5 миллионов человек, и его нельзя сравнить ни с каким немецким городом».
А Павел Алеппский восхищался тем, что «вследствие множества домов и жителей в этом городе есть дома и дворцы даже за городской стеной и валом и, быть может, больше, чем внутри стен, ибо люди везде любят открытые места. Много раз, когда мы отправлялись с нашим владыкой патриархом (Макарием) за город, в одну из четырех сторон города, в санях или в карете, я замечал по франкским часам, которые имел в кармане, что от нашего местожительства, то есть монастыря внутри крепости в середине города, до земляного вала более часа езды, а пешеходу потребуется, вероятно, больше полутора часов, таким образом протяжение этого города от запада к востоку, как определил я, убогий, три полных часа ходьбы.
Деревни, примыкавшие кругом к городу, бесчетны и находятся от него в расстоянии 1, 2, 3 и 7 верст, они были видны нам изнутри города».
Итальянец Альберт Кампезе со слов отца и брата, которые долго жили в Москве, докладывая Римскому папе Клименту VII о делах Московии, говорит уже не столько о Москве, сколько о Московском государстве в целом: «Московия, лежащая в дальнем от нас расстоянии, по направлению к востоку, занимает в длину и ширину огромное пространство. Протяжение ее от запада на восток составляет более 600 немецких миль или 3 тысячи миль итальянских, именно от Новгорода до Москвы 500 итальянских или 100 немецких миль.
…От Москвы до Вологды 100 итальянских миль, от Вологды до Устюга столько же; от Устюга до Вятки столько же; от Вятки до Печоры 30 немецких миль и столько же отсюда до вогуличей. Сему последнему народу сопредельны многие скифские племена, живущие далее к северо-востоку в Азиатской Сарматии и также подвластные москвитянам.
В ширину, то есть с юга на север, Московия простирается от земли руссов и Литвы вплоть до океанов Скифского и Северного. С запада она граничит с Ливонией, Балтийским морем и Лапландией, а с востока не замыкается общими пределами Европы, но простирается до Танаиса (Дона), составляющего границу Европы и Азии, и далее за Ра (Волгу), величайшую из рек Азиатской Сарматии, вплоть до Гиперборейской Скифии, лежащей на северо-восточном краю Азии.
На сем пространстве обитают многие народы, а именно: югры, карелы, печоране, вогуличи, башкиры и черемисы.
На север от Литвы прежде всего встречается княжество Псковское, имеющее до 330 итальянских миль и целою третью более в ширину. Столица сего княжества есть Псков (Плесков), обширный и укрепленный город на реке Двине. За несколько лет перед сим Василий, нынешний государь Московский, завоевал это княжество со всеми принадлежащими к нему землями, причем взял более 30 крепостей, хорошо снабженных и укрепленных, которыми Псков владел в Литве и в остальной части Московии. Коренных жителей перевел в свои владения, а Псков населил москвитянами.