Из изразцов складывали печи «ценинные», «муравленые», «образчатые». В плане они были четырехугольные или круглые. Конечно, они становились главенствующим элементом палат и хором.
Белые плитки с синей росписью на голландский да шведский манер так понравились когда-то Петру I, что решил он наладить их выпуск в России. Такие изразцы оставались в русской моде весь XVIII в.
Правда, к концу XVIII в. стиль классицизм внес в искусство изразца уравновешенность композиции и строгость рисунка. Появляются печи, покрытые чисто белой эмалью с тончайшими керамическими рисунками, напоминавшими кружевную вышивку. Невестой, облаченной в роскошное платье, смотрелась такая «фаянсовая» печь в интерьерах богатых особняков. Топки к таким печам по возможности делались из непарадных комнат или из коридора.
Иногда мастера при кладке печи могли переусердствовать по части архитектурных излишеств, сделать печь на потребу не всегда разумной моде — с обилием ваз, балясин и других дополнений, не свойственных традиции. О таких печах архитектор, художник, поэт и музыкант середины XVIII — начала XIX в. И. А. Львов ехидно сказал: «Печи вазами столь же безобразны, как и вазы печами».
А в моду входили то печи-колонны, то печи-пушки, то печи-обелиски. Нашли своих почитателей здравствующие в русских селах и поныне «голландки» и «шведки». И все же уже известный нам И. Свиязев отмечал: «Очаг и вертел удовлетворяют всем потребностям англичанина, а для русского человека необходима еще русская печь для кулебяки, щей, крутой каши и квасу, который нельзя хорошо приготовить на очаге».
Увы, со временем россияне стали отходить от исконной кулинарии, где одно из обязательных условий приготовления блюд — долгое и медленное томление, которого можно добиться именно в русской печи.
Камин в русском стиле. Мастерская в Абрамцево. Конец XIX — начало XX в.
В 70—90-х гг. XIX в. в подмосковном имении Абрамцево, принадлежащем крупному промышленнику, знатоку русского искусства И. И. Мамонтову, существовала гончарная мастерская. В ее работе принимали участие известнейшие русские художники и скульпторы — В. Васнецов, В. Серов, А. Матвеев, К. Коровин, С. Чехонин, А. Головин, М. Врубель.
Абрамцевских творцов «вдохновляли» образцы изразцов XVII–XVIII вв., поэтому даже созданные по их проектам камины выглядели подчас как старинные русские теремки.
«Печь нам — мать родная», — говаривали в народе. А еще говаривали, что на печи все красно лето, что добрая-то речь — коль в избе есть печь, что уж лучше хлебом не корми, но с печи не гони. Поэтому никогда не мог западный камин заменить русскому поселянину печь-матушку.
А в сказках ездил на печи к царю Емеля, 33 года просидел на ней Илья Муромец, пыталась зажарить в печи Баба-Яга Иванушку, а Аленушка получила помощь от печки только тогда, когда согласилась отведать ее пирожки — уважила.
В старину все уважали и печь и печников. А как же иначе? Ведь каких только обязанностей не было у печи: она и обогревала, и готовила, и мыла, и болезни лечила, и спали тоже на ней, вот уж и вправду — мать родная Но пришли времена, когда города и поселки стали переходить на паровое отопление, и многим показалось, что печи отжили свое, а печное мастерство никому не нужно. Ан нет! И сегодня во многих случаях печь остается просто незаменимой, к тому же она создает особый уют в доме, который рождает мир да лад, совет да любовь. А еще стали появляться в наших домах, как дополнение к паровому или печному отоплению, камины, но при наших-то морозах играют они скорее декоративную, нежели практическую роль.
Русский писатель XIX в. Н.В. Кукольник поведал читателям презабавную историю о нижегородском губернаторе, генерал-лейтенанте М.П. Бутурлине: «Случилось зимою возвращаться через Нижний восвояси большому хивинскому посольству. В Нижнем посланник, знатная особа царской крови, занемог и скончался. Бутурлин донес о том прямо государю и присовокупил, что чиновники посольства хотели взять тело посланника дальше, но он на это без разрешения высшего начальства решиться не может, а чтобы тело посланника до получения разрешения не могло испортиться, то он приказал покойного посланника, на манер осетра, в реке заморозить. Государь не выдержал и назначил Бутурлина в сенаторы».
Вот вам и еще одно довольно важное и значимое свойство сурового русского климата! Но, так сказать, глубокой заморозке на нашей земле подвергались не только осетры и хивинские посланники…
Когда в 40—50-е годы XX столетия патриотизм вновь стал нашей государственной идеологией, в свет вышло множество книг, фильмов, научных монографий, рассказывающих миру о русских приоритетах в области науки, техники, культуры. Страна напомнила своим гражданам и всему миру, что мы были первыми в открытии электросвета, радио и телевидения, крекинга Нефти и телеграфа, авиации и ракетостроения… В ответ на это злопыхатели язвительно усмехались: «Ну, мол, договорились до того, что Россия — родина слонов». Считая, что этим доведут до абсурда саму идею борьбы за приоритет. Пожалуй, они и сами не догадывались, что оказались… правы. Да, Россия и вправду — родина слонов! И доказательств тому — множество. А сохранились они и дошли до наших дней опять-таки благодаря русскому морозу.
Около полумиллиона лет назад на севере Европы началась эпоха Великого оледенения. Километровая толща льда то наступала на территорию будущей Москвы, то в периоды потеплений отступала назад.
Пятнадцать-двадцать тысяч лет назад последний ледник отступил, и климат наш стал теплее, чем сейчас. Зимы сделались мягкими и малоснежными, а фауна — смешанной. Среди «древнемосковских обитателей» оказались не только зубры, олени, косули, но и россомахи, овцебыки, носороги, мамонты.
В ту пору на месте нынешней большой арены стадиона «Лужники» можно было встретить мамонтов, пасущихся здесь буквально толпами. Возможно, сообщества этих животных смахивали на толпы футбольных болельщиков или на толпы покупателей, которые теперь заполнили «Лужники», но это сейчас, а в те давние времена Лужники представляли собой болотистую местность, вполне оправдывающую свое нынешнее название, а на Ленинских-Воробьевых горах простирался дремучий лес.
Те «московские» мамонты были крупнее, чем сибирские: в высоту достигали они 3,5 м, а их вес доходил до 6 т. Так как ежедневно каждому гиганту требовалось 3–4 ц растительной еды, обитали они вблизи рек, озер, болот, богатых разнотравьем. Увы, здесь мамонты частенько и гибли во время паводков и при переходах по непрочному льду.
Именно в таких местах современные строители ныне обнаруживают кости, бивни, зубы доисторических животных. При строительных работах в Москве было сделано более пятидесяти таких находок, что дает палеонтологам повод для шутки: «Москва стоит на костях мамонтов!»
Но не только Москва может гордиться своим доисторическим прошлым и «потрясать» костьми невиданных зверей. В семидесятые годы XX в. в слое вечной мерзлоты был обнаружен прекрасно сохранившийся мамонт-детеныш. Мамонтенка назвали Димой, и газетчики много писали о нем, посчитав сенсацией мирового значения. Но задолго до находки Димы предания коряков, якутов и устьяков рассказывали о гигантской мыши или крысе, которую звали мамонту — «та, что живет под землей». Вполне возможно, что отсюда и пошло слово «мамонт».
Рассказывают, что еще отряды Ермака встречали в сибирской тайге живых (!) «волосатых слонов», а французский писатель Бернар Эйвельманс привел свидетельства двух русских охотников, которые в 1920 г. (!) между Обью и Енисеем встретили на лесной опушке следы невиданных зверей овальной формы, 50х70 см. Отпечатки передних ног находились в четырех метрах от задних. Были замечены охотниками и, пардон (как должен бы сказать французский исследователь), большие кучи навоза. Через три дня охотники нагнали зверей. Это были два гиганта, покрытые бурой длинной шерстью, с загнутыми бивнями, ростом под три метра…
Фантастика? Кто знает! Но еще в далеком 1611 г. английский путешественник Дж. Логан привез из России в Лондон бивень слона, но соотечественники жестоко осмеяли Логана — они-то точно знали, что этого не может быть. В 1692 г. голландец Эверт Ид рассказал европейским натуралистам о том, что, будучи в России, слышал о сибирских находках скелетов и бивней слонов — его тоже подняли на смех.
Петр I, а затем и Екатерина II призывали в Россию западных ученых для исследования костей мамонтов, но «импортные корифеи» посчитали останки костями ископаемых носорогов и бегемотов. Попутно отметим, что экзотические для современных россиян животные — носороги и в самом деле тоже водились на нашей территории 2–3 млн. лет назад. Они были огромны и имели общих предков с современными азиатскими и африканскими гигантами. Череп «русского» носорога нашла, описала и реконструировала М.В. Павлова. Останки сибирского носорога — уникальны, таких находок всего несколько в мире, а хранятся они в Геологическом музее им. В.И. Вернадского в Москве.
Но вернемся к мамонтам, бивни которых предприимчивые русские купцы выгодно продавали европейцам в XVIII в., выдавая за моржовые. Один из предпринимателей, носивший весьма несерьезную фамилию — Болтунов, первым известил Европу о загадочных зверях, когда-то водившихся в России. Эвенк Осип Чумаков рассказал Болтунову о «маманту», вмороженном в ледяную глыбу близ дельты реки Лены. Видимо, мамонт был в прекрасной сохранности и вид имел весьма устрашающий. Чумаков побоялся добывать его бивни — а ну как проснется?
Болтунов оказался храбрее. Лед поколол, бивни добыл, а животное зарисовал и послал рисунок немецкому зоологу Бламенбаху, всерьез занимавшемуся «северными слонами». Ученый опубликовал рисунок со своим комментарием и заявил, что современный слон на самом деле является русским мамонтом.
Профессор Российской академии наук Адамс тем временем отправился в дельту Лены. Мамонт, увы, был уже основательно обглодан вечно голодными хищниками, но скелет достался ученому. Он привез в Питер кости и 17 кг шерсти.