[1011]. Л. Фадерман изучала проявления женской романтичной дружбы и любви в истории[1012]. Среди современных отечественных исследований исключительными по характеру раскрытых тем являются труды И. С. Кона. В большинстве случаев он рассматривал исторические примеры мужской однополой привязанности (гомосексуальные отношения в стенах учебных заведениях). И. Кон также высказал предположение о присутствии лесбийских отношений между девочками, помещенными в закрытые или полузакрытые учебные заведения индустриальной России[1013]. Другой отечественный исследователь, филолог А. Ф. Белоусов, в предисловии к сборнику мемуаров институток сделал акцент на существование в среде учениц практик «обожания», которые он отнес к особому роду дружбы, «пронизанной разнообразной обрядностью»[1014]. В уникальной работе английского историка Дана Хили о гомосексуальном влечении в революционной России в главе, посвященной однополым связям между женщинами, феномен «обожательства» институток и гимназисток обойден вниманием. Автор остановился лишь на проявлениях лесбийских отношений в публичных домах и в среде интеллектуального бомонда[1015]. Лори Эссиг провела исследование повседневности людей с «нетрадиционной ориентацией» в постсоветской России[1016]. Российская исследовательница О. Жук впервые обратила внимание на лесбийскую культуру начала XX века[1017]. Темы однополой привязанности касалась философ И. Жеребкина, исследуя женскую сексуальную культуру на рубеже XIX–XX веков[1018]. О. Жук, И. Жеребкина ограничили предмет исследования литературным бомондом Серебряного века, подростковая половая девиация не являлась предметом их изучения. Культуролог С. Б. Борисов, изучавший антропологию советского девичества, отмечал присутствие в сексуальной инициации девочек «форм эротически окрашенной межполовой коммуникации»[1019].
Каковы же причины существования однополой привязанности в девичьей культуре дореволюционной России? Если для эпатажных дам Серебряного века (З. Гиппиус, Л. Зиновьева-Аннибал, М. Цветаева, А. Ахматова, С. Парнок, А. Евреинова, П. Соловьева) нетрадиционное поведение в сексуальной сфере являлось способом самовыражения, олицетворявшим свободу женщин, в том числе в выборе партнера, то для юных дворянок, принадлежавших к чопорному XIX веку, подобные отношения имели иное смысловое содержание. Классическое объяснение отклонений в развитии детской сексуальности представлено в работах теоретиков психоанализа. З. Фрейд в известном исследовании «Три очерка по теории сексуальности» в качестве важнейших причин возникновения однополой привязанности в пубертате называл недоступность «нормального полового объекта» и подражательское поведение. Между тем Фрейд полагал, что подобные проявления редки, в связи с чем он относил их к «случайно инвертированным» представителям[1020].
Современный немецкий философ, психоаналитик Ева Полюда, изучая подростковый возраст женщины, была убеждена, что интимные отношения между подругами в девичестве – типичное проявление их психосексуального созревания. В этот период (она датировала его шестнадцатилетием), по мнению исследовательницы, девочка изолирует себя от окружающей среды, чтобы «оплакать утрату детства и создать себе переходный мир и эротическую замену»[1021] (прежним эротическим объектом, с точки зрения психоаналитической теории, являлись родители). При этом «подруга» служит объектом и средством для раскрытия собственной сексуальности. То есть, по мнению Е. Полюды, однополые эксперименты девочек – это не столько результат «случайной инвертированности», на что указывал З. Фрейд, сколько естественный процесс женского полового созревания.
Ранее об этом же писала Симона де Бовуар в ставшей классической работе «Второй пол». Она полагала, что лесбийские наклонности присутствуют у подавляющего большинства девочек-подростков. Главное их содержание, по мнению философа, кроется в том, чтобы девочки могли «вырваться из-под материнской опеки и познать мир, в частности мир секса»[1022]. Социолог Н. Чодороу также относила бисексуальные колебания в подростковом возрасте к нормальному сексуальному развитию. Возникновение этих колебаний она обусловливала нерешительностью насчет относительной важности женщин (матери/подруг) и мужчин (отца/мальчиков). По мнению исследовательницы, поздний подростковый возраст для большинства девочек – «это время разрешения амбивалентности в пользу гетеросексуальности»[1023].
Табуирование любых вопросов, связанных с сутью сексуальных отношений, ограничение общения девочек-дворянок второй половины XIX века с мужчинами на фоне полового созревания приводило к тому, что в условиях закрытых и полузакрытых учебных заведений их влечение проецировалось на представительниц своего же пола. Стремления к самоутверждению, осознанию себя как личности, актуализированные пубертатным возрастом, невозможно было реализовать без помощи Другого. Потребность в признании, в том числе телесном, приводила к поиску «сердечной подруги», так как общество мужчин юным аристократкам было недоступно. Весьма точно описание девичьих «обожаний» было дано в одном из женских дневников начала XX века. Вспоминая о пережитых чувствах, уже взрослая женщина называла эти отношения «воображением», «предчувствием любви»[1024]. Автор этих строк осознавала эротический, глубоко интимный подтекст своей привязанности, однако не считала ее противоестественной и неприличной. Она придавала ей значение своеобразной тренировки перед настоящим испытанием чувств.
Художественная и мемуарная литература начала XX века, многочисленные дневники, принадлежавшие как известным, так и заурядным дворянкам второй половины XIX – начала XX века, демонстрируют широкое распространение однополых влечений между девочками-подростками. Феномен ученического «обожания», «романтической дружбы», «дружбы-любви» нашел отражение в автобиографических повестях Лидии Чарской («Записки институтки», «Белые пелеринки», «Приютки», «Тайны института», «Гимназистки») и Надежды Лухмановой («Институтки», «Девочки»).
Одна из самых читаемых детских писательниц в России начала XX века Лидия Чарская в произведении «Записки гимназистки» (1901) в главе «…Тайна Нины…» описала существовавшую среди институток традицию выбирать себе «душек», которых необходимо было всячески «обожать» и «ублажать». Суть этих отношений была передана в диалоге главной героини Галочки и бывалой ученицы Нины: «Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших классов называются „младшими“, а те, которые в последних классах, – это „старшие“. Мы, младшие, „обожаем“ старших. Это уже так принято у нас в институте. Каждая из младших выбирает себе „душку“, подходит к ней здороваться по утрам, гуляет по праздникам с ней в зале, угощает конфетами и знакомит со своими родными во время приема, когда допускают родных на свидание. Вензель „душки“ вырезывается перочинным ножом на „тируаре“ (пюпитре), а некоторые выцарапывают его булавкой на руке или пишут чернилами ее номер, потому что каждая из нас в институте записана под известным номером. А иногда имя „душки“ пишется на стенах и окнах…»[1025] Сложно однозначно трактовать феномен «обожания», однако по многим своим проявлениям он напоминал любовные ухаживания. Неспроста, характеризуя эти отношения, бывшая гимназистка называла их «дружба-любовь»[1026]. Ухаживания сопровождались определенной фетишизацией объекта обожания, доходившей до мазохистских истязаний (речь идет о процедуре «выцарапывания» имени возлюбленной подруги у себя на теле).
Согласно описаниям Л. Чарской, «обожание» практиковалось между девочками разных классов: «младшими», которым было в среднем двенадцать лет, и «старшими», чей возраст не превышал восемнадцати лет. Это именно тот физиологический период, когда, по мнению З. Фрейда, происходило становление зрелых сексуальных отношений (пятая стадия, она же генитальная, психосексуального развития ребенка)[1027]. Подобное сексуальное поведение учениц объяснялось ограниченностью общения с представителями мужского пола, а также присутствием подражания в девичьих отношениях. Героиня повести подчеркивает, что у них сложилась традиция («так принято»). Все та же психоаналитическая теория гласит, что при выборе партнера женщина нередко ориентируется на тип мужчин или женщин с определенными доминирующими чертами. Это может быть развитая мужественность, сила, авторитет, красота, интеллект, финансовая независимость. В соответствии с гендерными особенностями женской психики объектом для обожания младших девочек, как правило, становились те, кто обладал определенной долей доминирования. К ним относились более взрослые девочки, а значит, более опытные в жизненных вопросах. Старшая девушка рассматривалась как идол, в преклонении перед ней отражалась нацеленность младшей на будущее, желание соответствовать объекту своего обожания.
Наблюдалась и другая картина, описанная в женских дневниках, сердечные отношения завязывались между разными типами девочек – с доминированием фемининных или маскулинных черт. Гимназистка Оля Еремина, откровенно повествуя о своей влюбленности в ученицу Иловайскую, указывала на желание стать мужчиной: «Когда я смотрю на нее, я желаю быть мужчиной, чтобы иметь право поцеловать ей руку»