Вопреки официальной критике в конце XIX века в России была издана уникальная книга медико-просветительского характера – «Как предупредить беременность у больных и слабых женщин», принадлежавшая столичному врачу К. И. Дрекслеру. Этот труд был настолько востребован, что к 1910 году имел уже пять переизданий. В том же году цензоры запретили издание книги. Все тиражи, находившиеся в продаже, были арестованы. Однако вскоре, согласно рекламным объявлениям, арест был снят, и в печати появилось шестое издание книги[1609]. Каждое новое издание автор «значительно перерабатывал», дополнял и снабжал откровенными иллюстрациями. Книга продавалась в книжных магазинах Москвы и Санкт-Петербурга, а также в девяти губерниях России. Автор подробно описал все существующие способы контрацепции. При этом Дрекслер «нравственные способы контрацепции» (супружеское воздержание, прерванный половой акт, цикличность сексуальных отношений) вообще не рассматривал, отнеся их к разряду «ненадежных». Читающей публике он представил описание новейших механических средств защиты от нежеланной беременности. Дрекслер был убежден, не разделяя при этом теорию неомальтузианства, что контроль над рождаемостью – важнейшая составляющая жизни современного ему общества. Кроме того, он считал контрацепцию панацеей от распространения абортов и инфантицида[1610]. Издание этого труда наглядно демонстрировало противоречивое отношение власти к вопросам контрацепции. Сам факт публикации и шестикратного переиздания книги свидетельствовал в пользу крайней ее актуальности и популярности. Однако вводимый арест на тиражи, осуждение автора по статье 1001 Уложения о наказаниях – «о развращении нравов», а затем отмена наказания и ареста книги говорили о том, что власть до конца не выработала отношения к распространению практик ограничения рождаемости.
Важным доказательством того, что специальные средства предупреждения беременности входили в частную жизнь людей, являлись многочисленные свидетельства не столько женщин, сколько врачей, чьими пациентками они являлись. В частности, К. Дрекслер многократно упоминал о женщинах разного социального статуса, возраста, с различным количеством детей, которые обращались к нему за советом в выборе лучшего средства предохранения от новых беременностей.
Контрацепция была не столько модной тенденцией высшего сословия, сколько объективным следствием процессов, происходивших в российском обществе. Во многом определяющим был экономический фактор. Разложение ценностей патриархальной семьи, процесс урбанизации приводили к тому, что многочисленные семьи становились непомерной обузой. Е. С. Дрентельн в своей работе, посвященной половой природе мужчин и женщин, основную причину распространения специальных средств контрацепции видела в «столкновении болезненного сильного полового инстинкта с чрезвычайно обостренными условиями экономической жизни»[1611].
Трансформация российской семьи, участившиеся случаи развода ставили под угрозу традиционные семейные ценности. По мнению И. С. Кона, именно «рост социальной мобильности и ослабление семейных уз» актуализировали «проблему контроля за рождаемостью»[1612]. Не стоит сбрасывать со счетов важнейший фактор – процесс женской эмансипации, который наносил существенный удар по семейным ценностям и давал возможность женщине преодолеть довлевшую над ней перспективу бесконечных беременностей, родов и материнства. При этом контрацепция использовалась как эмансипированными дамами, так и вполне рядовыми дворянками, горожанками. На смену «безразличным матерям» доиндустриальной России пришли «осознанные матери», которые от своих предшественниц отличались тем, что рожали значительно реже (могли самостоятельно регулировать беременность), однако целиком и полностью отдавались заботе о своих немногочисленных детях. Кроме того, причина активного вхождения контрацептивов в повседневность российского общества была тесно связана с распространением половой свободы населения, которая была опасна внебрачными детьми и угрозой заражения венерическими заболеваниями, значительно возросшей к началу XX века.
Вхождение средств контрацепции в повседневную жизнь замужних женщин было сложным и противоречивым явлением. В массовом сознании стойко сохранялось средневековое представление о преступности предохранения от беременности, которое, наряду с «плодоизгнанием» (абортом) и детоубийством, именовалось не иначе как «душегубство». В условиях всеобщей критики контрацепции как представителями церкви, так и врачебным сообществом, низкого уровня сексуального просвещения населения любые способы предохранения воспринимались интеллигентными женщинами как нечто аморальное и омерзительное.
Однако определить, что чувствовали женщины, находясь перед сложным выбором – использовать или не использовать средства контрацепции, крайне сложно ввиду табуированности и во многом сакральности этой темы для них самих. Единственным источником, позволяющим судить об эмоциональных переживаниях женщин, являются документы личного происхождения.
Для подавляющего большинства интеллигентных женщин факт вмешательства в естественный закон репродукции был неприемлем. В связи с чем, если они решались на ограничение деторождения, то стремились перед собой, знакомыми и потенциальными чтецами их дневниковых записей найти достойное оправдание своего поведения. Исключительное «право не рожать», которое не встретило бы общественных пересудов и самобичевания, могли дать врачи. Врачебные заключения стали первым и единственным моральным объяснением для самих дворянок возможности выйти за пределы бесконечной цепи беременности, родов и материнства. Видя тяжелое физическое и духовное состояние женщин, врачи настойчиво рекомендовали воздерживаться от новых беременностей. В свою очередь, именно они становились невольными популяризаторами средств контрацепции.
Все тот же К. Дрекслер приводил весомые, как ему казалось, аргументы, которые должны были способствовать легализации контрацептивных практик. Некоторые из его доводов были в духе идей неомальтузианцев и концепции социальной селекции. Он писал, что больная женщина породит на свет больного ребенка. В конечном счете от этого проиграют все: сама женщина, чье здоровье расстроится еще более; ребенок, обремененный тяжелыми недугами; и государство, которое должно быть заинтересовано в существовании здоровых подданных. Он перечислял женские болезни, обладательницы которых в обязательном случае должны «предупреждать беременность». Среди недугов значились острое малокровие, золотуха, рак, неправильность развития таза, опухоли матки, выпадение матки, болезни почек, сердца, чахотка, венерические болезни, а также меланхолия, неврастения, ипохондрия, истерия в острой форме, эпилепсия. К. Дрекслер ссылался на Священное Писание, доказывая, что предупреждение беременности вовсе не является грехом. Российский врач был убежден, что у людей, в отличие от животных («неразумных существ»), непременно должно быть разделение между половым актом и непосредственным зачатием. Идею существования исключительно репродуктивного секса, очевидно, он не разделял. К. Дрекслер указывал, что, несмотря на публичное порицание, российский закон не предполагает никаких наказаний за использование средств, ограничивающих деторождение. По мнению врача, экономическое положение родителей должно влиять на количество детей в их семьях. Он был убежден в том, что бедные родители не в состоянии дать многочисленным детям хорошее воспитание[1613]. К. Дрекслер лаконично заявлял: «Грех производить на свет больше детей, чем вы можете воспитать»[1614]. Таким образом, вывод известного гинеколога состоял в том, что контрацепция ни по этическим, ни по религиозным, наконец, ни по законным основаниям не может осуждаться. При этом К. Дрекслер полагал, что именно врачи должны были стать профессионалами в подборе специальных средств контрацепции для конкретных супружеских пар. Он добавлял, что деторождение не обязанность, а свободный выбор женщины. Аргументируя свой тезис, врач приводил многочисленные случаи из практики, когда к нему обращались обеспеченные, здоровые супруги, без видимых причин желающие отсрочить рождение детей: «Молодая, только что вышедшая замуж женщина решила отложить на несколько месяцев наступление беременности, так как ей предстояло продолжительное путешествие…»[1615]
На страницах дневников, в личной переписке замужние дворянки охотно цитировали своих докторов, которые по тем или иным основаниям советовали женщинам отказаться от возможных беременностей. При этом содержание этих рекомендаций могло быть достаточно расплывчатым. Княжне Ирине Юсуповой, племяннице императора, врачи советовали «не иметь детей», пока организм «не окрепнет»[1616]. А. А. Знаменская, родив пятого ребенка, сообщала: «Акушер не велел родить больше. Истощены силы»[1617]. Главным аргументом докторов являлись общая слабость здоровья женщины и ее истощение. Как зарубежные, так и отечественные врачи считали, что оптимальным перерывом между деторождениями являются три-четыре года. Однако складывалась парадоксальная ситуация. Часто врачи советовали женщинам «не рожать»[1618], при этом никак не просвещая их в этих вопросах, то ли по своей неграмотности, то ли из‐за нежелания быть обвиненными в развращении пациенток. Поэтому провинциальных дворянок удивляли подобные советы, так как для них беременность и роды были естественным, нерегулируемым процессом. «Легко сказать», – по этому поводу писала молодая мать