Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков — страница 83 из 87

[1619]. Врачи цитировали озадаченных пациенток: «Вам хорошо говорить, доктор, а как же мы можем помешать этому? Ведь это совершенно невозможно!»[1620] Рекомендации гинекологов для многих женщин становились спасением, надеждой на обретение личной свободы и возможностью подчинить себе природу, самостоятельно распоряжаясь собственной фертильностью. Таким образом, в вопросах использования контрацепции тесно переплеталась позиция медицинского сообщества и общественная мораль.


Специальные средства контрацепции

В повседневную жизнь горожанок, несмотря на критику со стороны церкви и общественности, прочно входили специальные средства контрацепции. Первые упоминания в женских дневниках об использовании «специальных средств» относятся к 1870‐м годам. Отношение врачей к употреблению контрацептивов было двойственным. Большая их часть вплоть до начала XX века в своих работах настойчиво критиковала подобные изделия. Однако именно врачи, судя по мемуарной литературе, первыми стали пропагандировать использование средств контрацепции в супружеской жизни. В «Крейцеровой сонате» таких докторов Толстой называет не иначе как «мерзавцы», а женщин, пользующихся их советами, – «проститутками»[1621]. А. А. Знаменская в своем дневнике, например, указывала, что именно врач настаивал применить женские средства контрацепции (описываемые события относились к концу 1870‐х годов).

Медикализация репродуктивного поведения женщин выражалась прежде всего в появлении вполне легитимной возможности, пропагандируемой именно со стороны экспертного сообщества (врачей) ограничивать число деторождений при помощи искусственной контрацепции. Либерально настроенные врачи, такие, например, как К. Дрекслер, были убеждены, что именно специальная контрацепция должна стать единственной разумной панацеей от нежелательных беременностей. Все остальные способы он считал нецивилизованными. Врач Я. Е. Выгодский считал контрацепцию «единственным практическим средством», способным предотвратить незаконные выкидыши и детоубийство[1622].

Именно представители медицинского сообщества меняли традиционные представления о безнравственности прерывания беременности, обосновывая условия нравственности данной практики. Врачи использовали различные аргументы. В частности, врач Л. Окинчиц указывал, что использование контрацепции вполне нравственно, так как позволяет женщине «сознательно» относиться к деторождению. Кроме того, контрацепция, по мнению врача, может выступить важной частью «предупреждения заболевания», на что, собственно, и направлена медицина. По сути, он рассматривал контрацептивы в качестве части профилактической медицины. Все это, как он считал, делает использование контрацепции этически оправданным. Он критически отзывался о правительствах ряда европейских стран, в которых распространение контрацепции относится к уголовному наказанию, полагая, что в использовании средств, ограничивающих зачатие, нет объекта преступления[1623].

Несмотря на появление целого ряда «предохранительных средств», женщины смотрели на них с опасением, страхом и даже брезгливостью, о чем свидетельствуют строки из их дневников. А. А. Знаменская размышляла над предложением врача воспользоваться женскими предохранительными средствами: «…он говорил о каких-то тампонах, губках, да больно, все это пакостно…»[1624] Эти строки провинциальной дворянки свидетельствуют о том, с каким трудом проникали новинки фармацевтической промышленности в традиционную жизнь русской женщины. Сам факт предохранения инородными телами воспринимался как нечто омерзительное, противоестественное, в связи с чем даже после настоятельных рекомендаций врачей женщины отказывались от контрацепции, вопреки своим желаниям и медицинским показаниям продолжали рожать.

Несмотря на предубеждения женщин, к началу XX века специальные средства контрацепции получили повсеместное распространение прежде всего среди горожан, образованной прослойки населения. Врачи отмечали, что это явление было массовым, неконтролируемым. По их свидетельствам, женщины мало разбирались в соответствующих товарах. Точнее всего противоречивую ситуацию относительно средств контрацепции описал врач К. Дрекслер: «Многие желающие по той или иной причине применять предохранительные от забеременения средства и стесняющиеся из ложного стыда обратиться за советом к врачу находятся в полном недоумении, какой презерватив им выбрать, и в результате выписывают наудачу какое-либо средство, оказывающееся на практике неудачным»[1625].

Ежегодно на страницах европейских каталогов, продававшихся в России, публиковались объявления о соответствующих фармацевтических новинках. Богато иллюстрированные каталоги можно было приобрести в многочисленных российских городах, в том числе с помощью почтовой пересылки. В отличие от Европы, где открытая реклама презервативов была запрещена, в России подобные объявления можно было встретить как в столичных мужских и женских журналах, так и в провинциальных газетах. К примеру, типичное рекламное объявление в дореволюционном женском журнале: «Как предупредить беременность новейшим, верным и безвредным средством. Новое издание 1913 г. с рисунками, рецептами и разными приложениями высылается наложенным платежом и пересылкой за 1 р. 25 к. Адрес: Санкт-Петербург, почтовый ящик № 41»[1626].

Каталоги и прейскуранты нередко предлагались бесплатно, являясь отличной рекламной уловкой. От потенциального клиента требовалось только написать письмо с указанием своего намерения ознакомиться с продукцией. Консервативно настроенная общественность призывала ограничить открытую рекламу контрацепции. После того как в Пруссии запретили вывешивать на вокзалах и в поездах рекламу о «тайных средствах», отечественный врач Пликус писал в журнале «Акушерка», что российские власти давно должны были последовать примеру европейских властей. Таким образом, появление на страницах провинциальных газет с конца XIX века объявлений о средствах мужской и женской контрацепции, которая стоила относительно дорого, имплицитно позволяет предположить, что она была распространена в супружеской жизни дворян (по очевидным причинам данный факт практически не находит отражения на страницах автодокументальной литературы).

Специальные средства контрацепции, представленные на столичных и провинциальных рынках начала XX века, поражают разнообразием. Складывается впечатление, что производители интимных товаров соревновались в оригинальности и практичности своей продукции. Их широкая продажа, очевидно, свидетельствовала в пользу существовавшего устойчивого спроса на нее.

Среди мужских средств контрацепции в специальной литературе и рекламных объявлениях значились «резиновые изделия» (rubber goos), «бархатные» презервативы, презервативы «из рыбьего пузыря», кожи с оригинальными названиями «Неверин», «Рамзес», «Нимфа», «Губочка»[1627]. В публицистической литературе авторы их нередко называли «средствами разумной осторожности»[1628]. Они продавались «дюжиной», которая стоила от одного рубля до четырех. Наиболее дорогими были изделия, сделанные из рыбьего пузыря, а также «тончайшие» резиновые кондомы.

Уже тогда форма кондомов варьировалась. Производились «короткие» кондомы, «обыкновенные», «с приемниками для семени». Однако нередко их критиковали, так как они, в отличие от многоразовых цекальных кондомов, не могли служить долго. Самыми недорогими были цекальные кондомы, сделанные из кишечника животных. Они производились за границей зачастую из отечественного материала[1629]. По характеру изготовления, форме они мало чем отличались от своих предшественников. Если в Западной Европе повсеместное распространение презервативы получили после Французской революции, то в России их массовое использование в высших и средних кругах общества началось с середины XIX века, о чем имплицитно свидетельствовали тенденция снижения количества детей в семьях дворян и появление соответствующих объявлений на страницах периодики.

Распространенность мужских презервативов в городских семьях привела к тому, что французские короткие кондомы (le casque) среди россиян получили название «семейных». Среди мужских средств контрацепции западная промышленность предлагала совершенно оригинальные приборы, которые еще современники называли «нелепыми»[1630]. Прибор под названием «Seminal-Interceptor» перед употреблением необходимо было ввести при помощи специального мундштука в отверстие мочеиспускательного канала, при извержении семя попадало в специальный пузырь. В привычку состоятельных столичных мужчин вошло постоянное ношение с собой специальных средств контрацепции. Зачастую они помещали их в кошельках либо в специальных «футлярах для кондомов». Фирма Гюстава Годефруа выпустила в продажу новинку – футляр для кондомов в виде карманных часов, где вместо механизма можно было разместить до трех презервативов.

К концу XIX века мужские презервативы повсеместно продавались в аптекарских магазинах, что вызывало критику со стороны общественности. В 1893 году врач А. Г. Боряковский с горечью писал: «Средства, препятствующие зачатию, так называемые презервативы, приобретают все большее распространение. В газетах печатаются о них рекламы; в аптеках, аптечных складах, инструментальных и резиновых магазинах они всегда в обилии и на самом видном месте»