«сознательного», «экспертного», «профессионального» материнства скрывалось бессознательное стремление части российского общества приостановить женскую эмансипацию, привязать женщин к семье и детям, убедить в том, что материнство – единственная важная социальная функция.
В ответ на рефлексию мужских представлений об идеальной женственности в среде эмансипированных женщин зарождались концепции «свободного» и «универсального» материнства. Впервые идеи «свободного материнства», выражавшие протест против патриархальных ценностей и попытки самостоятельно определять свои социальные роли, стали демонстрировать шестидесятницы. Получив законченную формулировку на Западе, идея «свободного материнства» получила распространение в России. Важной составляющей концепта «свободного материнства» стала идея женской репродуктивной свободы. Представительницы эмансипированных кругов рассматривали неконтролируемое деторождение как главное препятствие к развитию женской свободы и источник многих социальных проблем. Конструкт «свободного материнства» в наибольшей степени повлиял на развитие женской самоидентичности, так как он позволял женщине самостоятельно делать выбор в отношении собственных социальных ролей, а также давал возможность реализовываться в различных сферах деятельности. Обращение к теме материнства в высших слоях было ответной реакцией на женскую эмансипацию; в то время как реализация мер по охране материнства и младенчества (социальные меры реализовывались в крестьянской и рабочей среде) была призвана улучшить демографическую ситуацию. Представительницы социалистических взглядов в рассуждении о половой свободе и репродуктивных правах женщины фактически обосновали идею этакратического гендерного порядка, в основе которой – превращение материнства в важнейший социальный институт, которому государство оказывает широкую поддержку, тем самым освобождая женщин для общественного производства.
Во второй половине XIX – начале XX века стали появляться радикальные формы женского поведения, нарушавшие традиционный взгляд на основное предназначение женщины, отказ от деторождения. Отказ от материнства впервые стало практиковать молодое поколение 1860‐х. Деторождению они противопоставляли получение научного (в противовес домашнему) образования (в том числе профессионального), социальную активность. Для многих представительниц либерального феминизма начала XX века материнские роли также занимали второстепенное место. Либерально настроенные феминистки считали правильным посвятить себя личному совершенствованию, борьбе за женские права, а не отдаться служению семье и детям. Многие из них оставались бездетными либо ограничивались рождением одного-двоих детей. Ввиду незрелости социальных институтов (отсутствие поддержки материнства и детства), зависимого положения женщины в семье и обществе, доминирования принципа «разделения сфер» в семейной жизни, малого участия мужей в исполнении родительских функций, материнство зачастую являлось для «новых женщин» эпохи не сосредоточением женских радостей, а приговором, ставящим крест на их личной свободе и самореализации. Отрицание деторождения в собственной жизни становилось протестом против навязанного извне конструкта идеальной женственности и средством, позволяющим реализоваться на иных (кроме материнства) поприщах человеческой деятельности. Тенденция отказа от материнства была связана не только с идеологическими причинами, но и с экономическими. Распад патриархального типа семьи, рост числа разводов, необходимость самостоятельно обеспечивать себя затрудняли реализацию в области материнства.
На пути к легализации аборта можно выделить ряд важных этапов, в каждом из которых доминировала определенная модель контроля рождаемости. До начала Нового времени «плодоизгнание» в России порицалось моральными и религиозными нормами, с XVII века оно стало уголовно наказуемым деянием. Отношение к абортам зависело от развития государственных и социальных институтов. Одна из первых попыток контроля репродуктивного поведения населения состояла в введении уголовного наказания за «плодоизгнание». История уголовного преследования за совершенные аборты показывала неэффективность и сложность привлечения женщин к суду, а значит, и самого государственного контроля. Суровый уголовный закон на практике оказывался малоприменим.
В 1880‐х годах в связи с буржуазным развитием, процессами урбанизации, женской эмансипацией существенно возросло число криминальных абортов. Происходила легитимация практики прерывания беременности в условиях ее законодательного запрета. Осознание неэффективности уголовных санкций против роста числа абортов сделало актуальным вопрос об их легализации. Быстрое и бурное развитие медицинского научного знания превратило врачей в важнейших социальных агентов, определявших норму и патологию в контроле над рождаемостью. Новый способ социального контроля над репродуктивным поведением индивида посредством медицинских институтов в противовес правовым мог стать более эффективным. С конца XIX века абортам был придан статус медико-социальной проблемы, в связи с медикализацией самой практики и появлением движения за декриминализацию абортов.
Контроль за рождаемостью (легитимация абортов в медицинских учреждениях, распространение средств искусственной контрацепции) стал приобретать биополитическое измерение и был связан с развитием научного акушерства. Анализ политики рождаемости в России, США, Англии показывает существенные различия в экспертных дискурсах. Если на Западе инициатива легализации абортов, распространения средств искусственной контрацепции исходила от представительниц феминистского движения, то в России доминирующим оказался медицинский дискурс. В то время как с 1880‐х годов медицинское сообщество западных стран заняло жесткую антиабортную позицию, к уголовной ответственности привлекали тех, кто распространял контрацептивы, в России оформилось либеральное крыло врачей, выступавших за декриминализацию абортов.
Искусственное прерывание беременности стало квалифицироваться прежде всего как медицинская операция, а значит, показания к ней могли определять врачи, устанавливая норму и патологию в женском репродуктивном поведении. И если либеральные феминистки полагали, что контроль над деторождением – область женской свободы, то представители мужского сообщества выражали убеждение, что государство через медицинские институты должно определять противопоказания к деторождению.
К началу XX века специальные средства контрацепции получили распространение в повседневной жизни городского населения. Несмотря на острую критику контрацептивов со стороны литераторов, врачей, публицистов конца XIX века, те же врачи стали пропагандировать их использование в начале XX века. Либеральная часть медицинского сообщества была вынуждена согласиться с тем, что в выборе между абортивной практикой, масштабным распространением сифилиса и использованием противозачаточных средств последнее является предпочтительным. Появление средств, ограничивающих деторождение, освобождало женщин от цепи стихийных, бесконечных беременностей, тем самым создавая условия для освоения ими иных сфер деятельности и поиска новых форм гендерной реализации. Зарождалась практика планирования семьи, которая является важной составляющей современной семейной политики.
Декриминализация абортов отражала интересы государства (в части контроля над репродуктивным поведением человека) и врачей (рост их авторитета). До фактической легализации абортов в 1920 году они стали выполняться вполне легально в родильных отделениях по так называемым медицинским показаниям. В развернувшейся дискуссии 1900–1910‐х годов сложились очертания биополитической модели контроля рождаемости, воплотившейся в законе 1920 года.
Список сокращений
Список сокращений названий журналов и газет
ИВ – Исторический вестник
ОЗ – Отечественные записки. СПб., 1820–1830, 1839–1884
РА – Русский архив
РС – Русская старина
Аббревиатуры учреждений, организаций и обществ
ГАТО – Государственный архив Тверской области
ГРМ – Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
ГЭ – Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
РАН – Российская академия наук
РГАДА – Российский государственный архив древних актов, Москва
РГГУ – Российский государственный гуманитарный университет, Москва
РНБ – Российская национальная библиотека, Петербург
РО – Рукописный отдел
ТГОМ – КАШФ – Тверской государственный объединенный музей – Кашинский филиал
ТОКГ – Тверская областная картинная галерея
ЦИАМ – Центральный исторический архив Москвы
НМ – Коллекция фильмокопий рукописей Хиландарского монастыря (Греция), хранящаяся в Хиландарском архиве Государственного университета штата Огайо (Ohio State University Hillandar Archive. Hillandar Monastery Collection)
НМ. BNL – Собрание фильмокопий рукописей Болгарской национальной библиотеки (Bulgar National Library), хранящееся в Коллекции рукописей Хиландарского архива Огайо, США
НМ. SMS – Собрание фильмокопий рукописей сербских и других южнославянских монастырей (Serbian Collection) в составе коллекции фильмокопий рукописей – Хиландарского монастыря (Греция) в Хиландарском архиве (Огайо, США)
НМ. VBI – Собрание фильмокопий рукописей библиотеки Ватикана (Vatican Library, Borgiani Illirici Collection), хранящееся в Коллекции рукописей Хиландарского архива (Огайо, США)
Список сокращений названий книг и периодических изданий
БСЭ – Большая советская энциклопедия / Гл. ред. А. М. Прохоров. 3‐е изд.
ВИ – Вопросы истории, Москва
ВИД – Вспомогательные исторические дисциплины
ИОРЯС – Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук
ЛН – Литературное наследство, Москва
МДРПД – Смирнов С. И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины. М., 1913
Мф – Евангелие от Матфея
НН – Наше наследие