– А кто еще будет?
– Мои однокурсницы Таня и Люда с мужьями, Володя Прохоров с женой, Ленка Барышева, ты помнишь ее? Она была невестой Димы Светлякова, который вместе со Славиком и Мишей… Господи, его уже двенадцать лет нет в живых, а Славика почти тринадцать! – Маня вздохнула. – Еще, конечно же, придут Вера Евгеньевна и Галина Адамовна. Галка Полищук узнала и напросилась. Она обещала помочь с готовкой, ты ведь знаешь, какой из меня повар.
– Мне бы очень хотелось всех повидать, но, увы… – пожала плечами Света. – Мы улетаем первого мая рано утром, и Юра ни за что не отложит поездку. Он считает, Лорочке полезно побыть на море весной. И еще говорит: зачем покупать виллу на Канарах, если ездить туда раз в год на две недели.
– Я знала, что вы собираетесь, поэтому мы передвинули свой праздник на двадцать девятое. Это короткий день, а за ним куча выходных, можно не торопиться и хоть всю ночь гулять. Сбор в шесть. Придете?
– Тогда конечно, – кивнула Света. – А Пашку на пару дней можно к нам, чтобы дети под ногами не болтались. Народу-то много будет.
Еще накануне казалось, что весна затянулась и тепла не предвидится, но 29 апреля выпущенное на свободу солнце светило вовсю, слепя отблесками в намытых витринах, подсушивая лужи на тротуарах и растапливая остатки слежавшегося ноздреватого снега в тени узких дворов. Город выглядел свежим, помолодевшим, а в воздухе витал огуречный запах корюшки, которую продавали на каждом углу.
Утром Светлана прошлась по магазинам, купила несколько мелочей в дорогу, а днем решила в последний раз перед отъездом заглянуть на работу. Особой необходимости в этом не было, дела вполне налажены, спокойно можно отправляться в отпуск на две недели, но она надеялась увидеть Мишу и поздравить его отдельно, до того как сделает это вечером вместе с мужем.
Она приехала в офис около двух. Приемная пустовала. Видимо, Сонька пошла обедать, а может, и вообще улизнула домой по случаю предпраздничного укороченного рабочего дня. Кабинет Володи Прохорова был заперт, дверь в Мишин слегка приоткрыта.
Света обрадовалась: наконец они поговорят наедине.
– Привет, – улыбнулась она, входя. – Ты один тут за сторожа остался? А я зашла тебя поздравить!
Михаил вышел из-за стола ей навстречу.
– Светочка! Рад тебя видеть. – Он действительно был рад и широко улыбался, а она так давно не видела его улыбки. – Ты такая красивая, весенняя сегодня – прямо настоящий подарок ко дню рождения. Слышала, что Маня затеяла? Хочет закатить пир на весь мир!
– Да, я в курсе, мы тоже приглашены.
Света забросила сумочку в кресло и присела на край его стола, беззаботно, как девчонка, болтая ногами. Ножки стройные, обтянуты узкой юбкой до колен. Она заметила, как Миша на них смотрит.
– Ты такая красивая, – повторил он. – Время будто и не коснулось тебя.
Он приблизился, взял ее за руку – а она и не надеялась! Как она мечтала почувствовать тепло его рук, увидеть нежность в глазах. Сейчас он смотрел ласково и даже восхищенно, и ее рука была в его руке – но это прикосновение не вызвало никаких эмоций… Ее не кинуло в дрожь и сердце не забилось быстрее – она ощущала лишь дружеское тепло.
«Как странно, – подумалось ей, – ведь это Миша, мой любимый, а я ничего не чувствую».
Но мысль эта промелькнула и испарилась, потому что серые ясные глаза смотрели ей в глаза, и Миша не отворачивался, как бывало. Он улыбался – а она так любила его улыбку – и казалось, будто никогда между ними ничего не стояло и не стоит сейчас.
– Брось, Мишенька, я уже старуха, мне почти тридцать, – проговорила она, желая услышать, что для него навсегда останется юной.
И она услышала:
– Даже когда тебе стукнет семьдесят, я буду помнить тебя восемнадцатилетнюю. Твою белую короткую юбочку в складку, которая развевалась, когда ты танцевала, твою футболку с серебряной змеюкой и голой спиной… Когда в плену мне было особенно тошно, я перебирал в памяти прошлое. Я часто вспоминал, как отчаянно танцевала ты в тот вечер на нашей даче. Ты была такая невозможно красивая…
Он умолк и выпустил ее руку, а она ждала, что еще он скажет, и тоже молчала.
– Сколько воды утекло… Сколько всего произошло с того весеннего дня… Мир изменился. Мы изменились. Ты всегда шла вперед, не оглядываясь, а я… – Он присел на стол возле нее и обернулся. Восторженное возбуждение исчезло с его лица. – Знаешь, я порой думаю – что бы со мной стало, если бы ты не тащила меня за собой?
– Что такого я сделала? – пожала она плечами.
– Нет, я думаю, если бы не ты… Бог знает, где я мог оказаться…
– Не говори глупостей, Мишенька. И вообще, не надо грустить в такой день!
– Я не грущу, Светочка. Когда-то мне было грустно, а теперь…
Он умолк на полуслове, а она вдруг поняла, что он хочет сказать. Никогда почти Света не понимала его, а сейчас почувствовала: он ничего может не говорить, все равно она поймет.
– Ты прямо как Юра! – покачала она головой. – Тот вечно твердит о выживании сильных и всякой такой ерунде… Тошнит слушать!
– Выходит, мы с ним в чем-то похожи, – невесело усмехнулся он. – В принципе, неудивительно. Мы ведь все воспитывались примерно одинаково, на одних и тех же идеалах, но воспринимали вещи по-разному. И он, и я считали войну в Афгане ненужной, но я пошел добровольцем, а он в это время начал наживать большие деньги. Иной раз я думаю, что не мог поступить иначе, а иногда…
– Ах, что старое ворошить! – нетерпеливо воскликнула она.
– Светочка, ты счастлива? – вдруг спросил Михаил. – Ты добилась, чего хотела в жизни?.. Я вот часто смотрел на тебя и удивлялся: ты все время борешься, все чего-то нового добиваешься. Мне вот, к примеру, никогда ничего не хотелось, только оставаться самим собой.
«Я добивалась денег, чтобы быть уверенной в завтрашнем дне, – думала она. – Деньги у меня есть, и так много, что даже дефолт я перенесла практически без потерь. Для счастья мне не хватает только тебя, но об этом я не скажу, я ведь обещала…»
– По-моему, я всего добилась, – ответила она, помедлив. – Я богата и уверена в завтрашнем дне настолько, насколько вообще можно быть уверенным в чем-то в нашей стране. А ты, Миша… Что значит – оставаться самим собой?
– Свет, а тебе никогда не приходило в голову, что мне безразлично, богат я или беден?
Нет, конечно же, она не представляла, что можно безразлично относиться к деньгам.
– Так чего же ты хочешь? К чему стремишься?
– Сейчас – не знаю… Наверное, ни к чему. Иногда хочется, чтобы вернулись те времена, когда все было просто и ясно, когда мы знали, что и завтра, и послезавтра будет такая же простая и ясная жизнь. Но они не вернутся – тот мир рухнул.
Света сжала зубы. Опять он о прошлом… Она запрещала себе думать об этом.
– А мне нынешняя жизнь нравится! В магазинах прилавки полные, люди могут заработать деньги и все купить. И весело: театров в городе раз в пять больше стало, и клубы, и рестораны, и казино. Много богатых людей, и жизнь богаче становится… – Только почему-то ей вдруг вспомнились танцульки в военном училище, и то, как беззаботно она порхала с курсантами. Даже сердце защемило. Тряхнув головой, Света повторила: – Да, мне больше нравится теперешняя жизнь.
Миша соскочил со стола и встал напротив.
– А ведь ты, Светочка, говоришь не то, что думаешь. Да, жизнь теперь богаче. Та была беднее, а может, и однообразнее, но и в этой бедности и однообразии была своя прелесть. Мы чаще развлекались сами, а не ждали, что кто-то будет кривляться перед нами, стараясь развеселить. Ты помнишь…
Он вновь взял ее руку в свои теплые ладони и тихонько сжал.
– Помнишь?..
Миша стоял спиной к окну. Яркое весеннее солнце играло в светлых волосах, лицо в тени казалось совсем молодым. И вдруг волна воспоминаний унесла Свету в далекие годы, когда не надо было думать о том, сколько сегодня стоит доллар, кого назначат новым премьером или выберут в президенты… Она увидела Мишу-курсанта, склонившегося перед нею в легком поклоне, приглашая на танец; она видела его с рюкзаком за плечами, протягивающего ей руку… Он говорил сейчас, а голос его звенел музыкой бардовских песен, которые он так здорово пел когда-то. Он воскрешал в памяти друзей: четверо не вернулись из Афгана, в том числе ее первый муж… Тогда они были молодые, задорные, веселые, беззаботные. И рядом были те, которых тоже нет, – деликатная Яна Витальевна и Павел Петрович, любивший отпускать девушкам комплименты. В той жизни казалось, что каждый следующий день может быть лишь таким же счастливым, как предыдущий.
Миша умолк. Они не отрывали глаз друг от друга, но между ними лежала их навсегда утраченная счастливая юность.
«Теперь я понимаю, почему ты такой, Мишенька. О, как я тебя понимаю! И я не могу быть счастливой из-за того же, что и ты, – с горечью подумала она и вдруг удивилась: – Мы говорим как два старика, а ведь мы еще не старые… Просто столько всего произошло, будто прошло сто лет, столько мы всего пережили… А на самом деле мы ведь еще молоды».
Солнце скрылось за облаком, и тут она заметила, что волосы у Миши не золотистые, а сероватые, сильно поседевшие. И это не юноша держит ее руку, а немолодой, усталый человек глядит отсутствующим взглядом. Радость ее померкла, подобно солнцу за окном, а в сердце заползла горечь.
«Он утянул меня за собой в воспоминания, и зря я поддалась. Ни к чему это – только душу травить! Он все оглядывается назад, в этом его беда. Когда оглядываешься на счастливые времена, не можешь смотреть вперед, не видишь будущего. Зря я позволила ему заговорить о прошлом».
Не отнимая у него руки, Света соскользнула со стола и, стараясь, чтобы голос не дрожал, заговорила:
– Да, много воды утекло… Прекрасное было время, и мы наивно думали, что так будет всегда… – и вдруг не выдержала: – Ох, Мишенька, все вышло совсем не так!..
Глаза вмиг наполнились слезами. Где ты, Светочка Харитонова, любительница наряжаться и флиртовать, сведшая с ума чуть не половину курса военного училища и мечтавшая выйти замуж за сына второго секретаря обкома?