В них любовь и разлука твоя,
Ты встаёшь из-за них с петухами,
И творишь из себя соловья!»
Надоело мне счастье земное,
Ты в груди моей – загнанный штырь!
Эх, залью в эту рану вино я,
И уйду навсегда в монастырь!
Поэт в терзаньях
Бродит грусть по сердцу хлябью,
Погоняет в нём тоску,
Ностальгия мелкой рябью
Прибивается к виску.
Все желанья сбриты скукой
До стандартной синевы,
По душе ползёт гадюкой
Отголосок от молвы.
Голос внутренний в опале
За подсказки скорых бед,
Пьёт писатель «Цинандали»,
А «под мухой» он – поэт.
Спит с депрессией в обнимку,
«Кошкой» душу теребя,
И кропает анонимку
Аполлону на себя.
«Попытка к бегству»
Бежит «красавица» раздетой
Чрез горы, южные моря,
Дожди оставив песней спетой
От «мочевого пузыря».
Отбросив лист последний бурый,
Летит «цветастая» на юг,
Её ноябрь ввалился хмурый,
Пугая стужей скорых вьюг.
Уход бесславен и с тоскою,
Так счастье покидает нас,
Махнула голою рукою,
Состроив множество гримас.
Прохудился самовар у Зевса
Заливают дожди зной июльский,
К сентябрю открывая транзит,
Прикупил самовар, видно, тульский
С «решетом» Громовержец-Кронид.
Обмелели моря-океаны —
Много влаги сейчас в небесах,
Тонут в ней европейские страны,
Как дистрофик в семейных трусах.
Догорело короткое лето —
Как обрезало острой фрезой,
Будет выбрана полностью смета
Своевольной и частой грозой.
Прощай, неверная мне Муза!
Тебе признаться я не вправе,
Ты, Муза, снова не со мной.
Один приду к великой славе,
Сварливый, лысый и больной.
Друзья напишут в мемуарах,
Как я с тобой любезен был,
А ты мечтала о гусарах,
Чей нравился нетрезвый пыл.
Не бьёт фонтан красноречивый,
Иссох мой творческий родник,
Но ждёт меня финал счастливый —
Прочтёт труды мой ученик!
Пролив меж нами Лаперуза,
И Гималайская гряда.
Прощай, неверная мне Муза,
Не возвращайся никогда!
Сменил Пегаса на…
Продал Медузы-мать Коня —
Надеюсь я теперь на печку,
И вознесёт она меня
Туда, где я нашёл уздечку.
Блондин крылатый мил, но глуп,
Сменил свой имидж авиатор,
К поэтам стал безмерно скуп,
А потому, как инкассатор!
На пик за деньги вознесёт,
Как «МиГ» домчит до Геликона,
За доллары легко спасёт
От гнева бога Аполлона.
Устал Пегаса я стеречь
От Автолика и обмана,
Дороже мне Ивана печь —
Она летит быстрей «Руслана»!
Снежная облава
Ночь. Фонарь. И нет аптеки.
Защемило вдруг внутри:
«Где вы, люди-человеки?»
«Нет живых здесь, не ори!
Это я, метель-блондинка,
Ненавистна москвичам!
Тех ищу для поединка,
Кто гуляет по ночам!
Отметелю всех на славу
И под плед их увлеку —
Будут знать мою облаву,
Коих много на веку!»
В горле сразу пересохло,
И в бега пустился хмель:
«Поскорей бы ты заглохла!
Я спешу домой, метель!»
Сойду легко на твердь земную
Сойду легко на твердь земную,
Причал оставлю за спиной,
Зайду в ближайшую пивную,
Напиток выпью озорной.
Я осью стану всей планеты,
Экватором – ремень брючной,
Индонезийские штиблеты —
На юге шапкой ледяной.
Вокруг испытанного тела
Закружит матушка-земля,
Толкну её, чтоб запыхтела
Она, как трубы корабля!
Махну рубахой нараспашку,
И с воем налетит борей…
Ещё мне дайте выпить чашку,
И я снимаюсь с якорей!
Спою щеглом
Гонимый страстью Люцифера,
Душой горячего юнца,
Спешу познать суть адюльтера
И покорять всех жён сердца,
С ума сводить их с полуслова,
Одним касанием руки,
Движеньем точным змеелова,
Чтоб стали в первый день близки.
Крепчайшей цепью станут связи,
И дама каждая – звеном,
А я «спою щеглом» на вязе,
Лететь готовый в новый дом!
Так изгаляются два властелина…
Слившись в одно, как сиамские братья,
Молния с громом кроят небосвод,
Шлют из-под туч водяные проклятья,
В землю вонзаются стрелы с высот.
Ветер безумствует в диком припадке,
И утоляет на пастбище гнев,
Рвет небеса на куски и заплатки,
Клочья бросает на ветки дерев.
Быстро размякла под струями глина,
Травы на поле прибил водопад,
Так изгаляются два властелина —
Молния-дура и гром-психопат.
Уйдёт бесславно этот год Дракона…
Пригнали в срок к нам Новый год метели,
И сторожит на улицах мороз,
Закованы в огни, как в цепи, ели,
Какой со Старослужащего спрос?
Уйдёт бесславно этот год Дракона,
Оставив олимпийцев без наград,
Он станет чрез мгновенья вне закона,
Как самый заурядный казнокрад.
Служить не должен новобранец хуже.
По крайней мере, для людей Кремля,
А мы, народ, затянем пояс туже
И не дадим родной стране «угля»!
Фанатки
Стихи поэта дивны, гладки,
Готов их девам в уши лить,
И бегают за ним фанатки,
Чтоб гения себе родить.
Шуточное отделение № 2. Улыбка поэта…
Арестованная осень
По навету попала на зону,
И раздел её ветр донага,
Холод злобно подвергнул полону,
Чтоб не ставила лету рога.
Обживёт вместе с дождиком нары,
Отмотает шалунья квартал,
Избежит здесь арктической кары,
Что другим Дед Мороз намотал.
Напоследок посмотрится в лужи
И старухой уйдёт в никуда,
Ей не выдержать карцера-стужи,
Станет льдом на асфальте вода!
Музы нет…
Ночь бредёт походкой Эфиальта,
Скрылась в тучах светлая Луна,
Тёплый воздух стал черней асфальта,
Жду любовь свою, не зная сна.
Где души взволнованной царица,
Где мой долгожданный идеал?
Музы нет, и мне уже не спится —
Не могу поставить пьедестал!
Басенки…
Редактор и поэт
Однажды летом на лугу
Баран с кручёными рогами
В отаре вызвал вдруг «пургу»
Своими дивными стихами.
Овечке каждой посвящал
Он оды с чудными словами,
Но больше их не навещал:
Заняться «нужными» делами.
Забыв о важности потомства
Жевал слова взамен травы,
Но, не терпя то вероломство,
Его послали все на «Вы».
Стихи строчил набором слов,
Как «Зингер», швейная машинка,
А с критиками был суров,
Боясь – ему подложат «свинку».
Своих советчиков бодал,
И дорожил трудом убогим
Его в издательство отдал
К владельцам косолапым строгим.
Редактор, опытный медведь,
Прочёл стихи без наслажденья,
И начал гневно вдруг реветь:
«А где стихи, произведенья?
Где здесь приятный слуху слог
И смысл большой для пониманья,
Где стройность милых сердцу строк,
Писала чем глава баранья?»
Баран не мог стерпеть отказ,
Рога нацелил прямо в Мишку,
А тот, сверкая злостью глаз,
Сказал в ответ: «Зарвались слишком!
Сверните вирши хоть в рулон,
Бараньим рогом в них упритесь,
Да будьте трижды Вы – муфлон,
Но вот в поэты не годитесь!»
Мораль сей басни такова:
Вплетая смысл в стихи и оды,
Рифмуйте нужные слова,
Но не красивости в угоду!
Кто важней?
Дверь затеяла с Окном
Спор великосветский:
«Кто важнее перед сном
В комнате недетской?»
«Я открыта пред женой
И впущу супруга,
Становлюсь на ночь стеной
И щитом досуга!»
«Ты впускаешь, спору нет,
Рада вся семья!
Но любовника чуть свет
Выпускаю я!»
Басня о пиявке
В стране поэтов завелась «пиявка»,
Любила кровь у рифмачей пускать,
У тех, чьи вирши, как в носу козявка,
Кто не умел стихами слух ласкать.
Иные пострадали от укусов
Пиявки ловкой словно рыба-вьюн,
Как белые бежали от зулусов,
Так графоманы прятались в гальюн.
В итоге оды пахли «ароматом»,
Присущим графоманам от сохи,
Чей лексикон на уровне примата,
Кто принимает блуд свой за стихи.
«Диагноз» этот при любом старанье
Не выправит без боли графоман,
Поможет рифмачу кровопусканье,
А терапия лести – лишь обман.
Ценить пиявку надо озорную,
К ней проявляя искренне любовь —
Она пускает с пользою дурную
В иных поэтах спёкшуюся кровь.
Колесо и палка
Скрипело тихо Колесо:
«Как мне себя безумно жалко,
Подумать только, что в серсо
Мной тупо управляет палка!
Я на себе тащу весь мир,
Зачахнет быстро без вращенья,
Мне благодарен пассажир —
Со мной легко перемещенье!»
Устала палка слушать скрип:
«Кому прогресс с тобою нужен?
Ты – человечества полип,
Твой кругозор до тропки сужен!
Себя ты ценишь высоко,
Не едет без тебя «каталка»,
Но тормозить тебя легко,
Когда влетает в спицы палка!»
* * *
Вот так иные пародисты
По палкам лишь специалисты!
Кукушка и соловей
[Известная певица леса,
Кукушка, горе-поэтесса
Увидела среди ветвей,
Как чистит перья соловей:
«Могу ли я, Орфей крылатый,
Петь научиться так, как ты?»
«Бог дал мне трель и тембр богатый,
И голос дивной чистоты!
Игра всех трелей – лишь по нотам,
Так правильней звучит мотив,
Желательно по всем частотам,
Чтоб в каждой песне – креатив!»
Кукушка, пёстрая блондинка,