й Инквизитор, представлявший, в свою очередь, интересы духовенства. Не торгаши, блудницы и мытари обосновались в храме, а бандиты. Мафия и в самом деле сделалась бессмертной, получая авансом отпущение грехов. Щупальца Гардуны опутали всю Испанию, ее люди назначались на должности судей, становились прокурорами, покупали дружбу придворных и высокопоставленных персон. К вящей славе Господней не возбранялось ни убивать, ни лжесвидетельствовать, ни похищать женщин, ни подделывать документы. Это был настоящий бич Божий, только вот держал его в своих руках Верховный Инквизитор. Огромная, отлично вымуштрованная преступная армия со своей, как было сказано выше, иерархической структурой, в которой насчитывалось девять ступеней. Неофиты назывались чиватос <Козы (исп. ).>, они прислуживали более высокопоставленным членам общества. Из их рядов набирались шпионы, разведчики и доносчики. Женщины легкого поведения назывались в Гардуне ковертас <Прикрытие (исп.).>. Они останавливали мужчин на дорогах, кокетничали, соблазняли, заманивали в ловушки. Для наиболее изощренных операций использовались “сирены” – молодые блестящие красавицы, выдававшие себя за представительниц высшего света, обычно они были любовницами гуапос <Вожаки (исп.).>и вели богатую беззаботную жизнь. Фуэллес <Меха (исп.).>называли солидных мужчин почтенного вида, которые занимались грабежами, завязывая дружеские отношения с будущими жертвами, и вели переговоры с инквизицией, когда у той возникали проблемы, требующие решений. Флореодарес составляли активную ударную силу Гардуны. Это были большей частью здоровяки, набираемые из бывших каторжан и способные на любую подлость. Руководили ими понтиадорес <Военные (исп.).>, люди, обладающие тактическим мышлением. Высшие религиозные начальники назывались магистры, они сосредоточивали в своих руках административные и клерикальные функции. Капатас <Командиры (исп.).>руководили местными организациями и обеспечивали выполнение приказов главы всей Гардуны – Старшего Брата, или Великого Магистра. Его слово являлось законом – дисциплина в организации была железной.
– И вот эти испанские канальи так и крутятся с некоторых пор у нас под ногами, – Мадлена, не поморщившись, хватанула рому. – Вернее, у их сиятельства Чесменского. Просто проходу не дают. Хорошо еще, ходить ему осталось недолго, – она вдруг поняла, что сморозила глупость, дернула плечом и пьяно рассмеялась. – О господи, святые угодники, дай бог ему здоровья. Я имею в виду – по Парижу.
Что ни говори, а с похмелья лучше бы рассолу, чем рому. Для головы полезней.
– Ну да, до затмения осталось совсем… – качал было Буров, но Мадлена тут же уколола его взглядом, приложила палец к губам и рассмеялась уже совсем развязно, по-дурацки:
– Ну да, парижские женщины затмевают красотой всех прочих. Вы уже были в Пале-Рояле <Парк резиденции герцога Орлеанского. В описываемый период времени место скопления проституток всех мастей.>, князь?
А сама быстро поднялась, с неожиданной легкостью подошла к бюро и, откинув крышку серебряной чернильницы, перышком поманила Бурова. На листке бумаги он прочел: “Silentium <Молчание (лат.).>. Иногда у стен бывают уши”, – и понял, что Мадлена не так пьяна, как кажется. И не так проста.
– Еще нет, мадемуазель, но тешу себя надеждой там побывать в ближайшее время, – ответил он, дружески кивнул и пошел к себе – проверять насчет ушей. И как это он раньше об этом не подумал? Вот она, инертность мышления в действии. Не обязательно же должен быть жучок – хороший акустический канал, и дело в шляпе. Болтун – находка для шпиона. Органы в соборах делают, а уж какую-то там резонирующую трубу…
“Ладно, будем посмотреть, – Буров отпер дверь, вошел в апартаменты и внимательно, словно впервые, огляделся. – Ну, лепота, кучеряво живем, по-буржуйски”. Потом задернул, чтобы никакого сквозняка, гардины, зажег свечу и подошел к шпалере, сразу показавшейся ему какой-то подозрительной, не вписывающейся в интерьер. Так и есть – точно напротив чресел наяды, которую томно облапил кентавр, пламя дрогнуло, затрепетало и отклонилось в сторону. В направлении гениталий, за которыми, как вскоре выяснилось, находилось потайное слуховое отверстие. Еще одну аналогичную дыру Буров обнаружил в спальне, и на душе у него сделалось гадостно – ну Лаурка и сука! Устроила кому-то развлекуху, ток-шоу под кроватный скрип. Вот уж действительно профи до мозга костей. Господи, а ведь жили же когда-то люди сами по себе, без слежки, без контроля всех этих долбанных спецслужб. Просто, как люди. Ни к селу ни к городу ему вспомнилась контора, занавес секретности, вонючее, пороху не нюхавшее дерьмо из первого отдела. Пропуски, допуски, нескончаемые проверки, атмосфера подозрительности, недосказанности, недозволенности. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Дышать только так, как считается нужным… Кем? И поди же ты, в восемнадцатом столетии, в эпоху Вольтера, Руссо, Дидро и прочих просветителей то же самое мерде. Стоило рвать когти в пещеру Духов, чтоб оказаться под колпаком у ушлой, не ведающей ничего святого рыжей потаскухи. Только хрен ей. И графу, и маркизу, и всей прочей сволочи. Попробуйте-ка посадить в клетку бабра, у которого помимо челюстей неплохо работает и голова. Вот ее-то Буров и задействовал в первую очередь…
“Так, плясать мы будем, пожалуй, от системы одинарного действия <Система револьвера, перед каждым выстрелом из которого нужно взводить курок.>, – сев к столу, он зашуршал бумагой, обмакнул в чернила очиненное перо. – Дай бог памяти”. И всевышний дал – Буров вспомнил старую бородатую историю о том, что когда Кольт ходил матросом на бриге “Корло”, он обратил внимание на механизм фиксации штурвала. Который и применил потом в своем “Кольте-Патерсоне”, огромном, неудобном, к тому же убийственно капсюльном <Первый револьвер Кольта имел барабан с пятью зарядными камерами, каждая из которых была снабжена затравочной бранд-трубкой. На них надевались капсюли, воспламенявшие пороховой заряд.>и тем не менее пробивающем насквозь быка. В общем-то, какой-либо гениальности у Кольта, по большому счету, не наблюдалось, и до него изобретали оружие барабанного типа – кремниевый ударный револьвер Кольера, например. Или туринское многозарядное фитильное ружье, изготовленное еще в шестнадцатом веке. Нет, как говорится, Сэмуэль Кольт был просто человеком, оказавшимся в нужном месте и в нужное время. Ведь были уже открыты инициирующие вещества – бертолетова соль и гремучая ртуть, из которых изготовляют патронные капсюли. А что необходимо стрелку для полного счастья? Унитарный патрон. Вставил, стрельнул, вынул. Не запыжил, не дослал шомполом, не натрусил пороха на огневую полку. Гильза, порох, пуля и капсюль – вот формула удачи в бою. Эх, интересно, открыл уже Бертолле свою чертову соль? А если нет, хрен с ним, нарушим ход истории, сами пропустим хлор через нагретую щелочь. У кого лучшая лаборатория в Париже? У Лавуазье? Вот к нему-то и наведаемся.
Долго, до самого обеда, сидел Буров – напрягал извилины, скрипел пером, ворошил свои познания в области химии и пиротехники. А где-то глубоко, на уровне подсознания ворочались, давили на психику мысли фармакологического плана – об ядах, антидотах, о легендарных отравителях. Вспомнились даже скифы, смазывавшие наконечники своих стрел желчью и кровью гадюк <“Скифы носят с собой самок гадюк, иногда совсем маленьких, и каждые несколько дней умерщвляют часть из них. Когда они достаточно перегниют, скифы наливают человеческую кровь в небольшой котелок и, накрыв его крышкой, помещают в навоз. Когда кровь также перегнивает, выделившуюся на поверхности жидкость смешивают с полученным гноищем гадюк, и таким образом получается смертельный яд” (Элиан. Книга 9, глава 15).>, и древние египтяне, расправлявшиеся с неугодными при посредстве персика <В косточках персика содержится синильная кислота.>. Ну, Лаурка, ну, падла! Вот ведь устроила головную боль! Только рано радуется, еще не вечер. На всякий хитрый сфинктер существует пенис с винтом. Кто сказал, что секрет Митридата <Понтийский царь Митридат Шестой Эвпатор (120-63 гг. до н. э. ), разработавший секрет универсального противоядия. Применяя его малыми дозами, он выработал у себя такой иммунитет к отравляющим веществам, что не смог покончить с собой при помощи яда. Так что пришлось ему броситься на меч.>утрачен? А хрестоматийные псиллы <Северо-африканское племя специалистов по ядам. Именно к ним обратился Октавиан, чтобы оживить Клеопатру. Но, как видно, поздно.>, не боящиеся ни укусов змей, ни отравленных стрел, ни растительных ядов? Специалисты такого плана, надо думать, и в Париже имеются, не одна же Лаурка такая умная. Так что надо искать, по крайней мере, недельная фора есть. И быть хорошим, примерным мальчиком, не злить раньше времени собак. В особенности ту лживую, продажную суку, самую опасную из своры. “И вообще надо перестать думать о ней. Об этой рыжей, гроша ломаного не стоящей, похотливой стерве, – мужественно решил Буров, глянул на часы, поднялся и через анфиладу комнат отправился на обед. – Слишком много чести”.
Стол был накрыт в Розовой гостиной, на двоих. Шевалье уже вовсю работал челюстями, налегал на артишоки, рыбу, устрицы, икру, массивные, чеканного серебра приборы в его руках казались игрушечными.
– А, князь, – на мгновение он остановился и по-фехтовальному отсалютовал вилкой с внушительным куском макрели. – Присаживайтесь. Лангусты нынче чудо. Рекомендую. И ветчина хороша-а-а <Слова из оперы Оффенбаха.>.
В предвкушении похода, опасности и приключений он прямо-таки лучился счастьем. Казалось, что в жилах у него циркулирует не кровь – стопроцентный адреналин.
– Ладно тебе, ладно, – Буров опередил слугу, сунувшегося помогать ему со стулом, сел, бросил на колени салфетку. – Так говорите, ветчина хороша?
Спросил просто для поддержания разговора – харч в доме у маркиза был повышенной жирности.
– Ну-ка, ну-ка, чтобы не быть голословным, – шевалье, шкрябнув серебром по севрскому фарфору, отрезал ветчины, трепетно положил в рот и с чувством стал жевать. – М-м, заявляю со всей ответственностью – она восхитительна, бесподобна, великолепна. Ну да бог с ней. Сейчас поедим, и я вам, князь, покажу секретную комбинацию. Что-то среднее между батманом