Взгляд Эльсе проследовал за парящей в воздухе снежинкой, которая плавно опустилась на землю и растаяла. Двор явно уже несколько лет не засыпали новым гравием, поэтому маленькие камешки были затоптаны в землю. Где-то виднелись иссохшие травинки – это означало, что летом участок зарастал. Эльсе посмотрела вокруг – повсюду были груды мусора, стеснявшие пространство. Дул холодный ветер, и она вздрогнула. Из-за лежавших на участке запчастей вдруг вышла черная кошка, но, увидев Эльсе, спряталась обратно.
Через некоторое время пришел Йенс.
Эльсе не видела сына с того самого кошмарного дня, когда он выгнал ее из дома и отвез на паромную пристань. Тогда она даже на секунду задумалась, посадит ли он ее на паром или же в последний момент решит бросить рядом на свалке. В таком случае впервые за много лет он бы отвез что-то ненужное на свалку, а не домой.
Йенс, в отличие от жены, не растолстел – как раз наоборот. А вот борода отросла знатно. Юношеские усы теперь стали густыми, и волосы спускались ниже ушей. Кепка была все та же. При виде Йенса у Эльсе возникло странное чувство: он, с одной стороны, был похож на отца, а с другой – уже не был похож на того ребенка, каким она его помнила.
– Здравствуй, мама, – сказал Йенс и неловко поцеловал ее в щеку. Ей захотелось удержать его в своих объятиях хоть на мгновение, но он быстро отпрянул. – Мы не знали, что ты приедешь, – сказал Йенс, посмотрев на две большие сумки, которые она отодвинула в сторону.
Эльсе уже не могла думать о том, лгал ли он или действительно не читал ее два последних письма.
– Я уеду, – сказала она. – Но надеюсь, что мне можно погостить у вас немного… – Она замешкалась. – Мне хотелось посмотреть, как здесь идут дела.
– Дела хорошо, – сказал Йенс. – А как поживает?..
– Кузина Карен. Мне очень нравится жить у нее. Я, к своему удивлению, очень полюбила большой город.
– Как там хорошо… в городе… особенно в декабре, – сказала Мария. Эльсе восприняла это как настоятельную просьбу невестки скорее вернуться восвояси.
– Как долго ты хочешь пробыть у нас?
Взгляд Йенса уперся в далекий угол мастерской – туда, где была дверь в белую комнату.
Эльсе пожала плечами.
– Я думала, это будет зависеть от…
В тот же момент из-за угла сарая выбежала та, от кого это будет зависеть. Она вернулась после прогулки на поле.
– Пап, а можно барашек…
Увидев Эльсе, девочка вдруг остановилась.
– А это еще кто? – спросила она и показала на бабушку, одновременно с недоверием и любопытством. Но больше – с недоверием.
Эльсе хотела ответить, но Йенс прервал ее.
– Эта женщина поживет у нас некоторое время. Так что там с барашком?
Девочка вытаращила глаза. Было ясно, что к гостям, которые остаются с ночевкой, она не привыкла.
– Что с барашком, Лив?
– Он опрокинул одну из… Пап, а где она будет жить?
Лив не могла отвести взгляд от незнакомки, которая некоторое время будет жить у них. А у Эльсе при виде внучки ком подступил к горлу.
Девочка, слава богу, выглядела здоровой. Она была больше похожа на отца, чем на мать. В ней не было ни грамма лишнего веса, волосы были подстрижены коротко, а глаза – темные и глубокие. По ее движениям и одежде можно было подумать, что это мальчишка. На ней были поношенные джинсы, которые, по-видимому, очень давно не стирали; кожаные ботинки, которые когда-то были белыми, просто их давно не чистили, и дырявая блузка. В кожаном чехле, пристегнутом к ремню, висел перочинный нож, так естественно, словно все дети носят такой, и судя по затертой рукоятке – она им часто пользовалась.
– Эта женщина остановится в белой комнате. Я могу отнести ее вещи, а потом схожу проверить барашка. А ты пока можешь отвязать лошадь и прогуляться, если хочешь.
Лив повернулась и радостным галопом поскакала выполнять поручение, а Йенс живо схватил сумки матери и понес их в самую дальнюю комнату дома.
Эльсе не отводила от него взгляд.
– Пойду поставлю кофе, – донеслось где-то позади. Это была Мария, которая тяжелыми шагами поплелась к дому.
Эльсе подумала, что мусор, вероятно, может быть свален и в комнатах, и очень боялась, что ее подозрения подтвердятся.
В белой комнате она едва нашла место для своих сумок, да и ничего белого там уже не было, поскольку вещи высоко громоздились вдоль стен. Та роскошная кровать, которую когда-то изготовил Силас, стояла за недоделанными изделиями из мастерской и чем-то очень похожим на хлам со свалки. Тут было все: банки, люстры, лыжи, подушки, старые картинные рамы. И все это – в плачевном состоянии. «Зачем им все эти вещи?» – спрашивала себя Эльсе.
Сначала Эльсе думала попросить у Йенса разрешения переехать в свою старую комнату на втором этаже, но, увидев, в каком она состоянии, – расхотела переезжать. Во всяком случае, лес мусора в белой комнате был лучше лосиной головы, которая испуганно таращилась на нее и висела прямо перед кроватью.
Очевидно, что мест, поддающихся уборке, на Ховедет не осталось.
Свет и воздух
Я заперла лошадь в сарае и хотела, как обычно, насладиться этим счастливым моментом, когда мы с Карлом могли расчесать ее и погладить, но в тот день я не придумала ничего лучше, чем просто сидеть и наблюдать за тем, как она ходит и топчет землю. Я никак не могла выкинуть из головы эту женщину. Еще никогда такого не было, чтобы кто-то просто появился у нас на пороге и переехал в нашу комнату. Иногда с главного острова приезжали люди, которым нужно было что-то починить, но теперь это происходило все реже, и они все равно потом тут же уезжали домой. Папа говорил, что он лучше бы сам забирал и отвозил эти вещи хозяевам. Он им не доверял.
Я им тоже не доверяла. Я доверяла папе.
Вместо того чтобы принимать покупателей у нас дома, он стал отвозить рождественские елки на небольшой участок гравийной дороги на выезде из Корстеда и продавать их там. По-моему, в последний раз он продавал елки на прошлое Рождество. Потом он решил, что пусть все растет само по себе.
Незнакомка была очень старой, с маленькой сумочкой в руках, в пальто с блестящими пуговицами и белыми волосами. Таких женщин мы видели только на главном острове. Карл их немного побаивался из-за слишком белых волос, но он никому об этом не говорил, кроме меня. Я его успокаивала и повторяла ему папины слова: «Белые волосы – это естественно. У всех нас когда-нибудь такие будут, если только мы не умрем раньше».
Мы с Карлом внимательно рассматривали волосы друг друга, а еще внимательнее – папины и мамины. До того как приехала незнакомка, которая оказалась нашей бабушкой, мы еще не находили на Ховедет ни одного белого волоска – если, конечно, не считать животных и того мужчины на трехколесном велосипеде, который приехал, чтобы попросить папу сделать урну для его жены и трубку для него.
Мне кажется, что белые волосы как трава – начинают больше расти, если их сначала коротко подстричь. Во всяком случае, мы заметили, что у папы стало больше белых волос, с тех пор как к нам приехала бабушка. Они, конечно, выросли не за один день, но с каждым днем их становилось больше. Я заметила, что наутро после ее приезда, когда они говорили обо мне на кухне, у папы появилось много белых волосков среди темных. И даже на бороде. Карла это даже немного испугало.
Это случилось прямо накануне Рождества.
Впрочем, то была лучшая осень в моей жизни. Как-то раз мы с папой вместе пошли ловить речных камбал. Мне впервые разрешили пойти на рыбалку, и я никак не могла дождаться, когда смогу сама ловить рыбу и радовалась тому, что это время мы проведем с папой вдвоем. В лодке мы говорили обо всем на свете. Он рассказал мне, что глубоко под водой рыбы не тонут, но если вдохнут воздух – задыхаются.
Мне казалось, что все как раз наоборот.
Еще папа рассказал, что, убивая рыб, мы им помогаем, иначе они задохнутся без воды. Когда мы поймали красивую тонкую камбалу с двумя кривыми глазами, он показал мне, как это сделать. Он ударил рыбу по голове специальной палкой. Сначала я подумала, ничего страшнее я в жизни не видела.
– Вот, Лив. Теперь она мертва, – сказал он потом.
Но как же она могла быть мертвой, если она все еще дергалась. Я испуганно показала на нее и открыла рот, хоть и не могла ничего сказать.
– Она дергается из-за нервных окончаний, – сказал папа. – Это естественно. Она уже точно мертва, и обещаю тебе, что она ничего не чувствует. Мы сделали для этой рыбки все, что могли, поэтому с чистой совестью можем съесть ее на ужин.
– Но, папа…
– Что?
– Она же вернется обратно?
– Обратно?
– Да, как листья… и трава. Ты же говоришь, что все возвращается.
Папа посмотрел на воду. Он курил трубку, и в нашей лодке стоял чудесный аромат дыма и моря.
– Да, рыбка тоже вернется обратно.
Я подползла к нему чуть ближе, устроилась у его ног, вдыхала запах дегтя и слушала скрип дерева. За краем лодки виднелось синее небо и недвижные комочки-облака. Моря мне не было видно, но я знала, что оно там, сразу за скрипящими досками.
– Вернется как новая рыбка? – спросила я.
– Может быть. Или как кто-то еще.
– Кто-то еще? Морская камбала?
– Почему бы нет.
– Или кролик? Или… или, может, как человек?
Я повернула голову, чтобы поймать взгляд отца, но все, что я увидела, – сплошную бороду и голову на трубке. Я не уверена, но, может быть, он пожал плечами, во всяком случае, ничего странного он не сказал.
– Лив, возможно, однажды кто-то расскажет тебе о Боге.
– Бог? Тот, который похож на морского дракона?
– Да нет же, не рыба. Это… как тебе объяснить… Многие люди верят в человека, который сидит на небе и все решает.
– На небе? – Я перевела взгляд с бороды на облака. – А как он выглядит? – спросила я и начала высматривать его в небе.
– Я не знаю. Говорят, у него длинная белая борода.
Карла бы это не обрадовало.
– Длинная белая борода… в небе? – переспросила я удивленно.