Смоленск. Полная история города — страница 31 из 42

Определившись на постой,

Он жил в тепле, и спал раздетым,

И мылся летнею водой…

Пускай не он сгубил мой город,

Другой, что вместе убежал, —

Мне жалко воздуха, которым

Он год иль месяц здесь дышал.

Мне жаль тепла, угла и крова,

Дневного света жаль в дому,

Всего, что, может быть, здорово

Иль было радостно ему.

Мне каждой жаль тропы и стежки,

Где проходил он по земле,

Заката, что при нем в окошке

Играл вот так же на стекле.

Мне жалко запаха лесного

Дровец, наколотых в снегу,

Всего, чего я вспомнить снова,

Не вспомнив немца, не могу.

Всего, что сердцу с детства свято,

Что сердцу грезилось светло

И что отныне, без возврата,

Утратой на сердце легло.

Совершенно очевидно, что сцены из жизни разрушенного города, представленные в этом стихотворении, имеют автобиографическую основу. Твардовский находился в составе частей, освобождавших родную Смоленщину. Последствия оккупации и ожесточенных боев отражены в воспоминаниях военкора: разгромленное, охваченное пожаром место почти ничем не напоминало древний город на Днепре.

Катастрофичность перемен передается в стихотворении путем гиперболизации художественного времени: в его начале два года, в течение которых его родная Смоленщина мучилась под оккупацией, приравниваются к двумстам годам, прожитым в нищете и страданиях.

Поддерживая мотив неузнавания, автор намеренно не уточняет название художественного пространства. Эту функцию выполняет топоним, вошедший в название стихотворения.

Презрение и ненависть к врагу, посягнувшему на святую родную землю, порождают мотив утраты, усиливающийся в финальных строфах стихотворения. Он организован при помощи лексической анафоры (многократного повторения): «жаль». Присутствие захватчика оскорбительно: он недостоин дышать здешним воздухом, чувствовать тепло солнечного света, любоваться лучами заката.

Что касается А. Т. Твардовского, то его смоленский текст не велик по объему. Есть несколько посвященных Смоленску стихотворений, есть страницы, посвященные городу на Днепре в прозе.

ДМИТРИЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ БУТЕЕВ, российский филолог

* * *

Проза – это отдельные главы книги очерков «Родина и чужбина». Там у А. Т. Твардовского читаем: «Город Смоленск был у нас за все города. Для деревенского мальчика он открылся много лет тому назад как особый и чудесный мир, с особыми, необычными для детской души приметами и законами жизни. Настали тяжелые для Родины времена, и одной из первых жертв подлого вражеского нападения оказался мой родной город, мой Смоленск. Въезжая в Смоленск, я ощущал себя и тем, кто родился в Смоленске, из Смоленска ушел на войну, и кому еще предстоит вернуться туда».

Твардовский пишет: «Очень трудно передать то волнение, с каким человек приближается к городу, который был ему городом за все города, в котором он жил, учился, начинал думать о жизни широко и смело, как думается о жизни в юности».

Вид разрушенного родного города помог поэту осознать то, насколько Смоленск ему был дорог.

Приехавший в Смоленск после освобождения города от фашистов Твардовский увидел такую картину: «Утренний дым возрожденного к жизни города поднимается над новыми и старыми, полуразрушенными и полностью или частично восстановленными стенами зданий. По внешним признакам город еще многим напоминает о днях нашествия, но приходится удивляться тому, что за один год так много сделано для его восстановления. Вода течет из кранов, дети играют на площадке возле школьного здания, которое я видел год назад в печальных дымах затухающего пожара. В городе, просто сказать, много людей – признак жизни».

При описании Смоленска своего детства и юности А. Т. Твардовский во главу угла ставит необычный рельеф местности, обращая внимание на выбор верного ракурса лицезрения города: «Со стороны этого [Киевского] шоссе он открывается слишком медленно и, как говорят, вида не имеет. Гористый, овражистый, застроенный по уступам, он лучше всего выглядел со своим белым собором, темно-коричневой старой стеной, когда, бывало, подъезжаешь к нему поездом. Ровная линия Днепра, лежащая вдоль привокзальных путей, выгодно подчеркивала изломы зеленых высот, выносящих дома и домики, церквушки и башни стены вверх-вверх, так, что казалось – каждое здание города видишь целиком».

Всматриваясь в возрождающийся родной город, А. Т. Твардовский обнаруживал глубокую историческую перспективу и величественность вобравшего в себя труды многих поколений Смоленска. Время как будто материализовалось. «Вглядываясь в то, как опустошенные и обезображенные огнем стены больших домов там и сям на протяжении улицы вновь приобретают жилой вид, начинаешь понимать, какая это тяжелая, сложная и многослойная громада – старинный город. Медленный, непрерывный, необозримый в своем объеме труд многих поколений людей! Время, обнимающее собой и первый камень, заложенный на месте Свирской церкви, одного из древнейших памятников русского зодчества, и нынешнюю кирпичную кладку, выравнивающую и ведущую вверх какую-нибудь выщербленную взрывом и закопченную огнем стену дома».

* * *

Смоленск был освобожден в сентябре 1943 года, и Твардовский смог встретиться с отцом, матерью и сестрами, смог побывать в родном Загорье. Беседы со смоленскими жителями, поездки по освобожденной, но еще недавно оккупированной территории – все это не проходило бесследно, откладывалось в памяти. И это подтолкнуло Твардовского к написанию поэмы «Дом у дороги».

«Дом у дороги» – это не только лирическая хроника, но и гимн, прежде всего, материнской любви. И женщине-крестьянке, и женщине-матери. Но вместе с тем и женщине – хозяйке дома, труженице. И женщине-жене – домовитой, преданной, деловой и сердечной.

В поэме наиболее разработан центральный образ Анны Сивцовой в ее трех главных ипостасях: матери, жены и домохозяйки-крестьянки.

В поэме несколько раз упоминается Смоленск. Один раз – когда поэт говорит о подвиге женщин Смоленщины:

Но шла, гудела, как набат,

Беда по всей округе.

За черенки взялись лопат,

За тачки бабьи руки.

Готовы были день и ночь

Копать с упорством женским,

Чтоб чем-нибудь войскам помочь

На рубеже смоленском.

Другой раз – когда поэт говорит о Великой Победе и о тех страданиях, которые пришлось пережить жительницам Смоленщины:

Нет, мать, сестра, жена

И все, кто боль изведал,

Та боль не отмщена

И не прошла с победой.

За этот день один

В селе одном смоленском -

Не оплатил Берлин

Своим стыдом вселенским.

Образы героев поэмы «Дом у дороги» типичны для Смоленщины: каждая семья была разлучена войной, находилась по разные стороны линии фронта до освобождения в 1943 году. Картина смоленских деревень представляла собой пепелища с остовами полуразрушенных печей. И в наше время многие смоленские семьи видят в поэме историю своей семьи, ее выживания в тяжелые военные годы.

ГАЛИНА ВИКТОРОВНА РОМАНЕНКО, учитель русского языка и литературы из Смоленской области

Исследователи установили, что изначально образ героев поэмы Андрея и Анны Сивцовых писался с опорой на загорьевскую семью земляков Твардовского. Более конкретно – на семью Михаила и Фрузы Худолеевых.

Мать Фрузы Екатерина Митрофановна, урожденная Плескачевская, была старшей родной сестрой матери Твардовского, и о мытарствах Худолеевых поэт узнал только летом 1945 года, когда шесть глав поэмы (со второй по седьмую) были уже написаны. Михаил и Фруза, так же как Андрей и Анна Сивцовы, поженились задолго до войны по зову сильной взаимной любви. Как и Андрей Сивцов, Михаил воевал и вернулся с войны с покалеченной ногой. Семья его, как и у Сивцова, изведала ужасы оккупации. И после войны Михаил, как и Андрей, начал (никогда не быв до этого плотником) отстраивать новый дом.

Да, в чисто событийном плане у этих людей немало расхождений. У Сивцовых все дети остались целы, а у Худолеевых старшая дочь Женя была казнена фашистами. Жена Сивцова побывала с детьми в немецком рабстве, а Фруза Худолеева, «спасаясь от угона в плен, подалась с младшими детьми к какой-то далекой родне». Михаил строил дом, уже встретившись с Фрузой и детьми, а Сивцов занимался строительством один, ничего не зная о судьбе своих родных. Сивцову «колхоз леску подвез, помог до крыши сруба», а Худолееву не помогал никто, и дом у него вышел несколько аляповато – в нем даже не было настланного пола. Из этого делается вывод, что Михаила и Фрузу Худолеевых никак нельзя считать прямыми прототипами главных героев поэмы. Однако бесспорным является тот факт, что история семьи Худолеевых стала для Твардовского подсказкой. Более того, Фруза Худолеева была родственницей поэта – его двоюродной сестрой, и именно она внесла свою лепту в создание типичного художественного образа семьи Сивцовых.

Твардовский не только своим творчеством обогатил и углубил «смоленский миф», но и сам стал мифологемой – его именем названа одна из центральных улиц нашего города, сквер, в котором находится памятник ему и его герою Тёркину, получил неофициальное народное наименование «Тёрка» и стал местом массовых гуляний и встреч молодежи. Подводя итог, отметим: смоленский текст А. Т. Твардовского незначителен по объему, но он существенно обогащает новым содержанием и «смоленский миф» в целом, и его отдельные мифологемы в частности.

ДМИТРИЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ БУТЕЕВ, российский филолог

* * *

Памятник А. Т. Твардовскому и Василию Тёркину в Смоленске – это объект культурного наследия. Он расположен в центре города, на площади Победы, прямо напротив здания гостиницы «Смоленск».

Смоленский скульптор Альберт Георгиевич Сергеев запечатлел поэта-фронтовика, ставшего культовым автором военного поколения, и воспетого им неунывающего солдата на привале за дружеской беседой. Выглядят они как живые. Памятник отлит из бронзы. Это единственный памятник, изображающий автора и вымышленного героя вместе.