[593]. Наблюдения исследователя были мною продолжены: в этих же районах постоянно находят различные вещи, которые можно связать со смоленской домонгольской знатью. Золотой змеевик из Краснинского у. (с. Ковшичи, 1888 г.), великолепный браслет-наручник с изображениями птиц в романских арочках (Романово Горкинского у., 1897 г.), клад домонгольского серебра из русла р. Луппы Краснинского у. (1853 г.), крест-энколпион из того же уезда (1892). Напомню село со знаменательным названием Княжево (Княжее) в Краснинском у., с большим сравнительно количеством богатых инвентарей в курганах[594]. П.Н. Третьяков верно объяснил скученность феодальных усадеб к западу от Смоленска большей плодородностью земель. В районах восточнее Смоленска или значительно южнее — по Сожу, Остру и Десне, несмотря на сравнительную густоту крестьянского населения древности, феодальных усадеб было гораздо менее. Земли там были сильно заболочены (районы работ В.В. Седова по Наготи и т. д.), либо слишком удалены от Смоленска (территории на трех остальных реках).
Княжеский домен
Княжеский домен историки Руси часто понимают по-разному. Говорят о домене «Русская земля» и о разделе его между Киевом и Черниговом (1024)[595], о «черниговско-северском домене»[596] и т. д. Под княжеским доменом мы понимаем личные владения князя, которые остаются за ним вне зависимости от занимаемого им княжеского стола и являются, следовательно, наследственной собственностью. Другой вопрос, когда эти личные владения князя возникают. И.Я. Фроянов приходит к справедливому заключению, что княжеский домен в X в. еще не существовал. О развитом домениальном хозяйстве мы читаем лишь в XI в. в Правде Ярославичей. Значит, XI в. — время формирования княжеского домена в южнорусских землях. Но это не везде так. В Смоленской земле княжеский домен начал возникать, очевидно, в XI в., когда было выделено княжество. Первый смоленский князь Станислав, направленный в Смоленск еще Владимиром Святым, был, как мы говорили, чисто номинальной фигурой, у него, вероятно, были свои владения, но о них и нет никаких данных. Этот князь не вмешивался капитально в местные дела и, можно полагать, лишь вживался в местную боярскую среду, хотя и прокняжил в Смоленске несколько десятилетий.
Положение изменилось в корне после организации для младших Ярославичей Смоленского княжества. Перед Вячеславом Ярославичем, несомненно, сразу же возник вопрос о его материальном обеспечении, о данях, видимо, и о личных земельных владениях, необходимых для прокормления княжеской семьи и т. д. В том же 1054 г. дань у варягов была отнята, что было, очевидно, первым условием существования нового самостоятельного[597] княжества в то время. Дань тогда взималась только с 12 пунктов[598] и доходы этого рода были, следовательно, намного скромнее, чем в XII в. Не был простым и вопрос о княжеских личных землях, поскольку земли вокруг Смоленска захвачены смоленской родовой знатью, «старейшинами»[599] и князю удалось втиснуться в их владения, как мы показывали, лишь чересполосно (почему в XII в. смоленская епископия и получила земли вокруг Смоленска не компактным куском, а в разных местах)[600]. Чересполосные владения долго князя удовлетворять не могли, особенно при Ростиславе, семья которого была непомерно большой и в его долгое княжение все разрасталась. Нужны были новые владения и не разбросанные, но компактные, пусть и в отдалении от столицы. Такие отдельно лежащие земли в XII в. были в Ростово-Суздальской земле, в Турово-Пинской, в Черниговской и, вероятно, в др.[601] По мнению В.В. Седова, районы междуречья Двины — Днепра — Ловати — Волги были землями, освоенными смоленскими кривичами в IX–X вв. «Все (эти) наиболее платежеспособные волости расположены в той части, — добавлял он, — где известны длинные курганы и где, следовательно, славянизация края началась еще в середине I тыс. н. э.». Однако причины платежеспособности северо-западных земель Смоленской земли оппоненты В.В. Седова справедливо видели не в этом и не в особом плодородии их (доказана их меньшая плодородность в сравнении с землями южной Смоленщины), но в расположении на волоках великого водного пути[602]. Южные, сильно заселенные земли северных радимичей, по предположению Е.А. Шмидта, платили князю не непосредственно, как на севере, а через феодалов, их поселения нам неизвестны, так как в источник (Устав Ростислава) не включены. Н.Н. Воронин предположил, что разница в поступлениях с «Севера» и «Юга» — в меньшей христианизации населения юга[603]. Ближе всего к истине был, по-видимому, Е.А. Шмидт. Южные земли, присоединенные к Смоленску лишь между 1116 и 1136 г.[604], платили смоленскому князю, но не посредственно через феодалов (как он предположил), а прямо самому князю. В раскладку же даней они не шли, так как земли, на которых жило это податное население, были личным княжеским доменом.
Не расчленяя княжеских доходов и полагая, что все это была княжеская дань, А.Н. Насонов показал, что «в первой половине XII в. явилась потребность у смолян укрепить свои права на территории радимичей, где смоленская дань дошла до Пропойска на Соже и до Зароя (Заруба. — Л.А.) на Ипути (Десне. — Л.А.) и образовались смоленско-черниговские рубежи». Оплот этого наступления исследователь справедливо видел в по-граничных с радимичами городах Мстиславле и Ростиславле, которые, «судя по их названиям, были построены только в первой половине XII в.»[605]. Эти наблюдения можно уточнить и развить. «Дань» проникла к северным радимичам лишь по их водным магистралям — Десне (Пацынь, Заруб) и Сожу (Кречут, Прупой). Она не была большой, и с большей реки — Десны — ее поступало больше (по 30 гривен), с меньшей же — Сожа — меньше (по 10 гривен). Мы видели, что северные земли радимичей были сильно заселены, а это означает, что дань с основной части сел в названных пунктах не собиралась. Они вносили только «свою» дань как центры на путях сообщения. Прочие же села были захвачены князем себе немедленно после того, как все северные радимичи были присоединены к Смоленску. Центром этих земель стали княжеские города Мстиславль и Ростиславль, возникшие почти одновременно (возможно, Ростиславль немного ранее). О связи с князем свидетельствуют находки в том и другом городе — костяное навершие с княжеским знаком, близким Ростиславу Смоленскому, найденное в слое пожарища первоначального поселения (обгоревшим); также части деревянной чаши с рисунками воинов, «распревшихся» с князем[606]. В Мстиславле таких прямых находок, связанных с князем, не встречено, но есть предметы, возможно, имеющие отношение к князю: костяные пластины колчана с тонким резным орнаментом (XIII в.), подражающие кочевническим пластинам, но и с влиянием романского искусства[607]. Кажется неслучайным возникновение именно в этих княжеских городах (помимо Смоленска) не менее трех церквей, выстроенных из плинфы в конце XII — начале XIII в. — в период грандиозного каменного строительства в самом Смоленске. В крупном городе младших Ростиславичей — Торопце таких построек не возводилось. Мы уже отмечали, что предположение о компактной части княжеского домена подтверждается летописью: в 1154 г., узнав о смерти киевского князя Изяслава, Долгорукий немедленно двинулся в Киев, где сел его брат Вячеслав с Ростиславом Смоленским. У Смоленска его застает новая весть: «…брат ти умерл Вячеслав, а Ростислав побежен, а Изяслав Давыдович седить Киеве». Узнав это, «Гюрги поиде к волости Ростиславли. Ростислав же, слыша то ж тако, скупя вои своя многое множьство, исполця полкы своя и поиде противу ему к Зарою…»[608]. Новая весть заставила Юрия Долгорукого спешить. Он переменил маршрут и пошел «к волости Ростиславли»[609], т. е. не к Смоленскому княжеству, в котором он уже находился, а к домениальным владениям Ростислава на юге страны, к Зарою (т. е. к Зарубу — Зароя в Смоленской земле нет, «Разрытый» же, принятый П.В. Голубовским, неверен по антитезе смысла). Показательно, что Ростислав пошел не вдогонку Юрию, как было бы, если бы он был в Смоленске, а против, навстречу. Значит, бежав через Любеч из-под Чернигова, где он едва не погиб, Ростислав бросился в свои домениальные земли на юге Смоленской земли: это и была та «волость Ростиставля», о которой упоминает летописец. Здесь он собирал расстроенные войска и, узнав о движении Долгорукого через его домен, ринулся ему навстречу. Ясно, что суздальский князь, узнавший о событиях в Киеве, от Смоленска пошел кратчайшим путем, по которому через 16 лет везли самого умирающего Ростислава[610].
Итак, в районе Десны были земли княжеского домена и земли эти соседили с территориями по Десне, платившими в Смоленск дань, а может быть, даже частично на них находили. Село Рогнедино, где умер Ростислав (1167 г.), было в даннической волости Заруб[611], но принадлежало сестре Ростислава — Рогнеде. Соседний топоним Княгинино (именуемый ранее и Малым Рогнединым)[612]