[747]). В 1136 г. с Торопецкой волости Ростислав собирал, мы видели, 400 гривен серебра. Вскоре город стал княжеским уделом младших Ростиславичей, а его князья именовались торопецкими даже тогда, когда княжили в других местах (1228 г.)[748]. Во второй половине XII — первой половине XIII в. его князья трижды возводились на новгородский стол. Здесь в 1239 г. венчался с дочерью полоцкого Брячеслава (из Витебска) Александр Невский и хранилась византийская чудотворная икона, привезенная полоцкой княжной (ныне в Эрмитаже, см. гл. «Искусство»). Интерес к торопецким древностям возник рано[749].
Археологические памятники Торопца описывались начиная с XVII в.[750] В районе города несколько археологических объектов средневекового времени: два городища, два селища и три могильника. Древнейшее городище «Кривит» «занимает береговой холм оз. Соломено при истоке из него Торопы, возвышающийся на 25 м над водой озера. Площадка — овальная в плане размером 90×75 м, окружена по краю гребнем кольцевого вала»[751]. «Селище или посад примыкает к основанию городища с противоположной озеру северной и западной сторон и находится у самой подошвы памятника: в 0,75 км от Кривит — второе селище — Привалье. Оно занимает центральную возвышенную часть длинной мореной гряды. Если первое селище датируется, по-видимому, домонгольским временем, то селище Привалье — XIII–XIV вв.[752] Второе городище «Красный вал» (центр более позднего города) расположено на острове, образуемом двумя рукавами Торопы в том месте, где она выходит из озера»[753]. Памятник занимает площадь 300 м. В поперечнике он также оконтурен валом. Древнейший могильник — на том берегу Торопы в одном километре к западу от поселения Привалье и в полутора километрах в том же направлении от городища Кривит. Могильник[754] состоит из курганов, раскопки одного из которых показали, что он связан с кривичским населением этих мест IX в., которое было в близких контактах со скандинавами этих мест[755]. Два других — более поздние: один курганный — в одном километре к западу от поселения Привалье — X — первая половина XI в., второй — бескурганный, к северо-западу от городища Кривит — XI–XII вв.[756] Раскопки Торопца 1938–1939 гг. (Н.М. Милонов) следа не оставили[757]. После рекогносцировки П.А. Раппопорта систематические работы были предприняты Я.В. Станкевич (1957–1958 гг.), но оборвались из-за ее внезапной смерти. Их продолжили Г.Ф. Корзухина и М.А. Малевская, последняя их и завершила в 1965 г.[758] Все исследования велись в западной части городища Кривит, там, где начали П.А. Раппопорт и Я.В. Станкевич. В указанных работах раскопки древнего Торопца даны в том порядке, как их открывала археологическая лопата, т. е. обратно, естественно, историческому процессу. Нам, следовательно, надлежит восстановить историю древнего города в ее исторической последовательности.
Первые поселенцы вблизи о. Соломено появились в IX в. Судя по оставленному ими могильнику 2, это было, всего вероятнее, кривичское население, близкое тому, которое оставило длинные и удлиненные курганы и которое было в каких-то тесных контактах со скандинавами[759]. Где именно на территории современного Торопца жило это население, пока неизвестно. Возможно, что и на той части городища Кривит, которая не была раскопана.
Городище древнего Торопца заселилось в конце XI в.[760] Сохранившиеся немногочисленные постройки были ориентированы по странам света, мало и находок (ключ типа А — X–XI вв., горшок, типичный для XI — начала XII в. и др.). В первой половине XII в. планировка не изменилась: на месте прежней срубной постройки возвели постройку больших размеров и чуть иначе ориентированную. В 20-х годах XII в. ее сменила новая постройка, ориентированная несколько иначе. В 30–40-е годы XII в. построек на этом участке было выстроено больше и появились замощения дворов. В первой половине XII в. Торопец укрепили валами. По-видимому, это было сделано после решения Ростислава Смоленского дать его младшей линии сыновей, и произошло это между 1136 г., когда в Земле был лишь один периферийный Вержавск, и серединой XII в., чему не противоречат раскопки. В третьей четверти XII в. планировка Торопецкого городища была строго подчинена валу. Домов стало больше, построенные в 1161–1166 гг., они имели размеры 3×3; 2,85×2,9 м и были снабжены примитивными печами в углах, топившимися по-черному. Вокруг — много хозяйственных построек, мощенных деревом дворов и т. д. Среди многочисленных вещей обихода — предметы производственного и сельскохозяйственного инвентаря. В конце XII — начале XIII в. интенсивность застройки еще повысилась и было возведено вместо пяти — восемь построек, между которыми появилась улица двухметровой ширины. Ее ограждали либо срубные строения, либо частоколы усадеб. В 1191 г. был построен дом (3,5×3,6 м), к которому примыкал вплотную хлев (с севера), а с юга — кладовая-сарай, на полу которой были найдены два кормовых весла, лука седла, оселок, кожаный кошелек, остатки кожаной обуви, шиферное пряслице и др. Севернее этого тройного комплекса была расчищена связанная с ним мостками жилая постройка малых размеров (2,2×2,6 м) с печью на столбовом опечке. Помимо деревянных предметов, здесь найдены: костяной запор колчана, пластинчатый бронзовый браслет, подсвечник хороса, крест-тельник, свинцовая лунница. Тройная постройка 1191 г. простояла 38 лет, в 1230 г. ее сменила такая же новая. За это время улица трижды перемащивалась. Появились новые виды печей — каменки, расположенные также в углу строения, как и предыдущие глинобитные[761].
Выше этих построек залегает пожарище, в котором погиб весь город. Основываясь на находках (печать брата Александра Невского Ярослава Ярославича — ум. 1271 г.), исследователи датировали весь горизонт 40–60-и годами XIII в., а пожарище, следовательно, второй его половиной. Авторы не учли громадного пожара в Торопце 1337 г., известного по Новгородской первой летописи младшего извода. О пожаре и потопе в Москве там говорится: «того же лѣта и Торопець погорѣ и потопѣ»[762]. Пожар 1337 г. слишком близок ко «второй половине XIII в.», чтобы считать его другим пожаром, в культурном слое города не отразившемся. В слое пожарища Я.В. Станкевич обнаружила 7 жилых и 3 хозяйственные постройки. Некоторые из них имели «черный» пол (бревна), а некоторые — сверху и «белый» (доски); дома возводились на водоизоляционной глиняной подушке (характерно, видимо, для западнорусских земель). Обилие находок в пожарище 1337 г. позволяет судить о жизни Торопца. Найдены шлаки[763], очевидно, кузнечные; следы ювелирно-литейного дела (тигель), существовало производство и обработка тканей, несомненно гончарство и другие ремесла. Помимо многочисленного бытового инвентаря, в пожарище интересны три бронзовых энколпиона, один из которых с надписью «Пресвятая Богородица помогай» (30-е годы XIII в.), свидетельствующий о бегстве жителей из Поднепровья в северные города в 1240 г.[764]
Послепожарный горизонт в Торопце намного беднее. После 1337 г. жизнь потеряла интенсивность: мало построек, немного находок. Весь горизонт следует датировать второй половиной XIV в., когда город был захвачен Литвой (в XV в. его уже у нее отвоевывают москвичи)[765].
Копысь упоминается впервые под 1059 г. По Уставу 1136 г., она платит полюдье 4 гривны, столько же перевоза и «торгового», «накорчмити неведомо, — добавляет источник, — но что ся соидеть, из того десятина святыя Богородицы». Грамота «О погородьи» указывает, что с Копыси епископия получает «6 гривен урока и 2 лисицы, а почестья 35 кун»[766]. В XI в. город, видимо, принадлежал Полоцкой земле, а в 1116 г. перешел к Смоленску[767] и возвышением к концу XII в. был обязан расположению на торговых путях и броду-переправе через Днепр к Друцку (рис. 2).
Остатки Копыси — неправильной формы с валами по периметру площадки — возвышаются при впадении р. Сморковка в Днепр в современном городском поселке Копысь. По плану 1778 г. его городище было окружено водой из-за дельты Сморковки[768]. Пятиметровый вал ограничивает площадку (60×80 м), придавая ей форму неправильного сегмента[769]. Заметны следы бастионов: памятник переоборудовался в Северную войну[770], и относить его к типу «круглых раннесредневековых городищ»[771] неправомерно. Памятник раскапывался несколькими исследователями без единого плана, раскопы вряд ли можно связать воедино. В 1950 г. там заложил шурф Л.А. Михайловский, в 1962 г. он же заложил там ромбический раскоп (100 кв. м), в 1968–1969 гг. там копал Г.В. Штыхов (240 кв.м.), а в 1972 г. — Э.М. Загорульский (316 кв. м.)[772]