Утром полчища половцев заняли поля Беловоса, где стоял Ростислав, и стало ясно, что потеряно все. Отчаянная попытка мира с Изяславом, которому теперь отдавался и Киев и Переяславль, привела только к отчаянной ссоре с племянником: «Да ни мне, будеть Переяславля, ни тобѣ Киева!», — гневно воскликнул тот, — «и повороти конь Мстислав под собою с дружиною своею от стрыя своего»[937]. Двухдневная битва привела киевскую коалицию в полное расстройство: «разбегоша князи и дружина Ростиславля и Святославля и Мстиславля» (очевидно, Мстислав Изяславич все же не покинул дядю). Под самим Ростиславом «на первом же поскоцѣ летѣ под ним конь, Святослав же сын его, то видав и съскочи с коня и заступи отца своего и поча ся бити и за ним скупися дружины нѣколико около его и ту яша ему конь»[938]. Ниже Любеча, уходя от преследования, Ростислав перешел через Днепр и кружным путем стал пробираться в свои владения. Так кончилось его первое киевское княжение.
Смоленская земля во второй половине 50-х годов XII в.(второе княжение Ростислава в Смоленске — 1155–1159 гг.)
Смерть Изяслава Мстиславича подняла на ноги еще одного сына Мономаха Юрия Долгорукого. Его тяжелая поступь в зимнем походе конца 1154 г. привела в трепет черниговского Святослава Ольговича и киевского Изяслава Давыдовича (перед «Гюргем невозможно бы им удержатися…»[939]). Известие о смерти киевского Вячеслава застало суздальского князя у Смоленска. Первоначально он двигался, следовательно, не очень спеша, игнорируя путь через вятичей и демонстрируя презрение к новому смоленскому князю Роману, отца которого он предполагал снять с соправления с братом в Киеве. Но захват Изяславом Давыдовичем великого княжения его возмутил. Оставив днепровский лед, Долгорукий от Смоленска «поиде к волости ростиславли», т. е. через личные домениальные земли на юге Смоленского княжества самого Ростислава[940]. В этих землях как раз Ростислав и был — собирал расстроенные полки. Он не униженно встречал Юрия у границы своей земли (как полагает Б.А. Рыбаков[941]), а идет навстречу («исполца полкы своя и поиде противу ему») к Зарубу, его обращение к Долгорукому полно гордого лаконизма, признавая вассальную зависимость, он тем не менее пишет ему как к равному: «Отце, клатняю ся: стрыи ми еси яко отець». Долгорукому было важно не оставлять за спиной противника, к тому же Ростислав был главным врагом Изяслава киевского и он поддержал стиль смоленского князя: «Право, сыну! Съ Изяславом (Мстиславичем. — Л.А.) есмь не моглъ быти, а ты ми еси свои брат и сынъ»[942].
В трехлетний период великокняжеской власти Долгорукого имя дружественного ему смоленского князя в Ипатьевской летописи (основном источнике) появляется четырежды, и всегда он показан с выгодной стороны. Разделив земли между вассалами, Юрий вызвал Ростислава в Киев: «Сыну! Мне с ким Рускую землю удержати (как не) с тобою? А поеди семо»! Союз был необходим, очевидно, для урегулирования отношений с половцами и для нейтрализации Изяслава Давыдовича. Первое мероприятие не удалось: половцы обманули и на снем к Каневу не поехали, второе также не оказалось удачным. По совету Ростислава «братаня» его, включая изгнанного Мстислава Изяславича, были приняты Долгоруким «в любовь», и Изяславу Давыдовичу ничего не оставалось как прийти к нему на «мир». Так кончилось первое явление Ростислава в Киев при Долгоруком (1155 г.).
В 1156 г. неожиданные военные действия разыгрались в Черниговских землях у южных границ Смоленской земли. Заручившись поддержкой соседа — Ростислава Смоленского, Святослав Всеволодович вторгся в пределы Верхней Десны и захватил все подесенские города маленького черниговского князька из Березуя — Святослава Владимировича, принудив того бежать во Вщиж. В условиях помощи (правда, пассивной) смоленского князя Изяслав Давыдович (черниговский) сразу вступиться не решился. Возможно, вопрос об этом был им поднят на снеме с половцами, устроенном Долгоруким на юге Руси, в Зарубе, в том же году. Во всяком случае, именно после снема Изяслав, захватив отряды половцев, повел их на Десну. Долгорукий не был заинтересован в усилении своего смоленского «сына» и на поступок черниговского князя смотрел сквозь пальцы. Последующий текст летописи, к сожалению, обрывается сообщением о прибытии митрополита из Царьграда, и мы так и не знаем о ходе дальнейших действий. Лишь ниже мы застаем Святослава Ольговича у смоленского города Мстиславля: «Том же Лѣте, пишет летописец, Святослав иде к брату своему Изяславу, ту стояща у Мьстиславля, створиста мир миръ с сыновцема своима и возвратистася во свояси» (1156 г.). Приходится делать вывод, что Изяслав Давыдович с половцами не только отвоевал деснинские города, но и двинулся далее на север в пределы Ростислава вместе со Святославом Ольговичем (новгород-северским). Здесь произошло примирение. Мстиславль в Смоленской земле был выбран для переговоров, очевидно, потому, что Ростислав являлся союзником обидчика. С «сыновцами» «братья» примирились, но с Ростиславом этого не удалось, и было сделано, как увидим, в следующем году.
Умышленное попустительство Долгорукого походу черниговских князей вбило, по-видимому, солидный клин в его отношения с Ростиславом. В следующем году последний благосклонно взирал на подготовку похода против Киевского князя, а организатор похода ранее злейший его враг, Изяслав Давыдович, теперь «примири к собе Ростислава». Более того, смоленский князь пустил в предприятие сына Романа со своим полком. Лишь Святослав Ольгович колеблется: он «крест целовал» Долгорукому, не может «без вины на нь встати».
Однако планам князей не суждено было сбыться: «пив» «у осменника Петрилы (…) Долгорукий на ночь разболеся» и умер (1158 г.). В 1154 г. Ростислав с киевлянами не успел поладить, теперь стол был предложен не ему, а Изяславу Давыдовичу.
Упомянем еще одно политическое мероприятие Ростислава этих лет. Он не ограничился союзом с Долгоруким и вошел в тесный контакт с рязанскими князьями (1155 г.). Они страдали всегда от Суздаля, понимали свою слабость и пытались объединиться с сильным соседом с запада. Уже в 1147 г. Изяслав Мстиславич просил смоленского брата использовать их в борьбе с Юрием[943], но в 1152 г. последний, видимо, принудил их идти против Ростислава на Чернигов[944]. Теперь же, в 1155 г. рязанские князья опять блокируются с Ростиславом и «зряху на Ростислава имахути и отцем собе»[945], вполне вероятно предположение, что именно в это время был возведен в Рязани Успенский собор, почти повторяющий Борисоглебский на Смядыни[946].
За эти три года Смоленск и его князья фигурируют в летописи лишь дважды. В 1157 г., узнаем мы, новгородцы изгоняют сына Долгорукого Мстислава и передают новгородский стол Ростиславичам: сначала в Новгород входят Святослав и Давыд, а затем, чтобы закрепить положение, как и в 1154 г., сам Ростислав Смоленский. В результате новгородским князем становится Святослав, а Давыда Ростислав сажает в Новом торгу. Эта победа была, по-видимому, большим успехом Ростиславичей и временно примирила, как кажется, новгородцев. Новгородская летопись с удовлетворением отмечает, что «не бысть зла ничто же», в Новгороде, оказывается, была в это время и «княгыня» Ростислава, с которой в 1158 г. они отправились домой[947]. Все это показывает, что победа антисуздальской партии в Новгороде отмечалась с большой помпой. Во главе переворота стоял знаменитый Якун Мирославич — новгородский посадник — противник Суздаля[948].
Второе упоминание относится к тому же 1158 г.: Рюрик Ростиславич движется в коалиции князей, возглавляемой Изяславом Давыдовичем, на Туров. Этот Ростиславич и «смолняны» (т. е., очевидно, смоленский полк отца) отвоевывают туровский стол кузена Владимира Мстиславича, он также в одной коалиции с полочанами, отколовшимися, как я показывал, от полоцкого князя Ростислава Глебовича, свергнувших его после туровского похода и принявших Рогволода Борисовича[949].
Третье упоминание датируется 1159 г. Смоленские князья не остались равнодушными к борьбе Рогволода за полоцкий стол: в помощь ему Ростислав Мстиславич направил двух сыновей — Романа и Рюрика, а также воеводу (?) Внезда, смолян, новгородцев и псковичей. Ростислав и сам предполагал двинуться, но его отговорил новгородский владыка Аркадий, проезжавший в тот момент Смоленск. Нам важно, что Ростислав вмешивается в междукняжеские отношения вне Смоленской земли, держит сторону полоцкого Рогволода, на стороне которого был и его брат Изяслав[950]; если верить летописи, то он распоряжается не только Новгородом, где сидели его два сына, но и псковичами (правда, в Псковских летописях это не отразилось[951]).
Сложные политические перипетии между южнорусскими князьями 1159 г. привели наконец к бегству Изяслава Давыдовича с киевского стола в Гомий (Гомель) и затем, дождавшись княгиню, в «вятичи». Товары его дружины с драгоценностями и челядью перешли к вошедшим в Киев 22 декабря 1159 г. Мстиславу и Ярославу Изяславичам и были переданы Владимиру, князю волынскому, в благодарность за помощь.