— Послушай, подруга… — говорю я наконец, — брось это глупое занятие. Твоя одежда все равно не подойдет для того, чтобы отправиться в ней на ту сторону.
— Да? — Варвара застыла с каким-то дурацким жакетом в руках. — Ой, и правда… Я не подумала… У вас-то по-другому одеваются… Я, вероятно, буду выглядеть смешно… Да и приметно… Как же быть-то? — Тревога в ее голосе нарастала.
— Ну, для начала давай-ка запихивай быстрее свои наряды обратно, — сказала я, — а я пока сбегаю к себе и принесу что-нибудь подходящее…
— А удобно ли… — начала было моя подруга, но я, отмахнувшись от нее, решительно направилась к двери. Неудобно только штаны через голову надевать, да спать на потолке, потому что одеяло все время будет падать.
Когда я вернулась, в комнате Вареньки присутствовала и ее мать. Она разрумянилась от радостного волнения за дочь и занималась тем, что давала той ценные советы касательно предстоящей экскурсии, типа «держись за Мариночку», «соблюдай приличия — не показывай пальцем и громко не разговаривай», ну и тому подобное.
— Переодевайся! — сказала я и кинула подруге сверток. В нем было платьице, как раз по сезону. Мне оно не особо нравилось. Я купила его полгода назад на какой-то распродаже, соблазнившись низкой ценой, и с тех пор надевала очень редко, предпочитая джинсы.
— Давай, давай, без разговоров! — подбодрила я подругу, видя, что она в силу своей чопорности не решается надеть чужое.
Через пару секунд Варвара вышла из-за шкафа, облаченная в голубое платье свободного покроя. Я удовлетворенно хмыкнула — так и знала, что оно ей будет к лицу. Да и фасончик такой скромненький, что никаких возражений не вызвал. Крутясь перед зеркалом, Варенька, судя по ее улыбке, заценила свой прикид в положительную сторону.
— Очень красиво! — сказала она, сияя. — Хоть и необычно как-то… Ну что, отправляемся?
— Ээ… подожди… — остановила я ее. — Твои волосы…
— А что с ними не так? — она прикоснулась рукой к своей прическе.
— Не годится, Варя… — Я покачала головой.
— Ой, а что же делать? — В ее голосе слышалось огорчение, граничащее с отчаянием.
— Садись, я причешу тебя.
Варя покорно села перед трюмо. Ее мама с любопытством смотрела, что я буду делать.
Я вынула из Вариных чуть вьющихся волос все шпильки и причесала их по длине. Затем слегка начесала корни на макушке и уложила отросшую челку наискось лба. Вот и все. Прелесть! Пять минут — и современная прическа на волосы средней длины готова. Благо волосы у Вари густые и послушные, как говорит моя парикмахерша — «конкурсные» (у меня у самой-то волосенки так себе, и потому я обычно забираю их в хвост).
— Это все? — спросила Варвара, с недоверием глядя то на меня, то на свое отражение в зеркале.
— Все! — подтвердила я.
— Эмм… ээ… — только и пробормотала Варя, осторожно поправляя прядь и косясь на мою прическу — я ради праздника сегодня волосы слегка накрутила плойкой и распустила по плечам. Ну, словом, мы с Варей смотрелись, как две сестры — блондинка и русая.
Обувь Варваре тоже пришлось одолжить. У нее, правда, размер поменьше (хорошо, что ненамного). Я принесла ей свои туфли, которые надевала очень редко — бежевые, на небольшом каблуке. Проблему размера решили старым способом, не менявшимся, наверное, на протяжении веков — при помощи напиханной в носки туфель ваты. Мне же туфли не понадобились — я, как и обычно, была в джинсах и кроссовках, и только кофточку поярче сегодня надела — ярко-зеленую.
— А теперь я сделаю тебе макияж… — сказала я намеренно интригующим тоном.
— Что? — переспросила Варя, хлопая ресницами, на которые так и просилась тушь.
— Давай накрашу тебя, говорю! — ответила я не терпящим возражением тоном, который, конечно же, возымел эффект — подруга лишь кивнула и подставила мне лицо.
Воспользовавшись своим арсеналом, я принялась за дело. Вообще-то сама я не слишком часто пользовалась косметикой — точнее, пользовалась ею крайне умеренно. Ну что ж поделаешь, если девушка без грамма косметики в нашем мире приравнивается к деревенщине… А так, будь моя воля — я бы пользовалась только антиперспирантами и депиляторами… ну и пудрой чуть-чуть.
Словом, за десять минут я сотворила из Варвары красотку, которая в нашем мире имела все шансы на успех даже у искушенных мужчин. Просто поразительно, как мне это удалось — не иначе, как мной руководило вдохновение. Не зря, ох не зря я иногда навещала свою подругу-визажиста, к которой клиентки частенько приходили на дом. Лицо Варвары, после того как я над ним поработала, не выглядело накрашенным — просто оно удивительным образом похорошело. Даже мать Варвары, прижав ладонь к щеке, с улыбкой вымолвила: «Мариночка, да вы кудесница!» А сама Варенька, поморгав перед зеркалом ресницами, ставшими вдруг длинными и пушистыми, просияла лучезарной улыбкой и кинулась меня обнимать.
Итак, через полчаса мы, предъявив на КПП хмурому сержанту-пограничнику все положенные документы, уже ехали на машине сквозь облако межвременного портала. Варя, расплющивая нос о стекло, всматривалась в окружающий нас темный сумрак, и чувствовалось, что ей немного не по себе. Она еле слышно вздохнула, когда мы выбрались на свет божий. В сорок первом году было десять часов вечера и давно стемнело, а тут, у нас, было примерно полвторого дня. Для непривычного к таким вещам человека это тоже своего рода шок. Вот и Варвара с жадностью вертела головой во все стороны, но, похоже, была малость разочарована — пейзаж вокруг ничем не отличался от такового в ее мире, только была весна, а не осень, и лес не готовился одеться в лимонные и багровые наряды прощального великолепия, а радостно зеленел молодой листвой. Тем не менее Варя не задавала мне никаких вопросов, будучи поглощена в собственные раздумья.
Между прочим, я обратила внимание, что наш героический шофер Вася (я писала об этой истории) внимательно разглядывает Варвару в зеркало. О, этот взгляд! Наблюдая за человеком со стороны в то время, когда он поглощен созерцанием другого человека, всегда можно с большой долей уверенности сказать, что он чувствует к этому самому человеку. Так вот — Васины глаза горели огнем мужского интереса. Этот парень, как я заметила, вообще проявлял к миру сорок первого года активный интерес; и вот теперь ему выдался случай везти на своей машине из одного мира в другой симпатичную советскую даму. А уж Варя и вправду была сегодня особенно хороша. Прическа и одежда двадцать первого века в сочетании с ее природной, не напускной скромностью, придавали ей некую изюминку. На ее щечках играл румянец, а глазки блестели от возбуждения. То и дело она машинально принималась теребить ворот платья, и это получалось у нее очень мило; уверена, что мои современницы, все жесты и движения которых выверены и обдуманы, не смогли бы так. Варвара — чистое, прелестное дитя эпохи Великой Отечественной… Я украдкой наблюдала за ней и думала, что как бы было прекрасно, если бы мои современницы походили на нее… Было бы здорово, если бы не было всех этих кошмарных накачанных губ, огромных силиконовых бюстов и яркого аляповатого макияжа…
Только сейчас, при взгляде на мою подругу из прошлого, мне в голову пришли эти мысли. И какое-то сожаление и легкая грусть завладели моим сердцем. Да мне самой хотелось бы почувствовать себя так, как она, как все эти женщины и девушки той эпохи… Для которых секс был таинством, скромность — достоинством, а честность и благородство — важнейшими качествами, без которых и человек-то не мог считаться человеком. Но, увы — мне этого не дано, и ощущение некоторой неполноценности вдруг явственно заскребло где-то глубоко в душе. Рядом с Варей в этот момент я вдруг ощутила всю ущербность нашего постсоветского бьттия. Ощутила весь этот тлен и распад, который пришел на место идеологии и высоким идеалам мира, равенства, братства, всеобщей справедливости и искренней любви к ближнему.
И вместе с тем я подумала — что будет, если Варя увидит всю нашу шокирующую действительность? Справится ли ее психика с таким потрясением? Я смотрела на нее, прижимающую к стеклу свой курносый нос, и во мне нарастало неведомое доселе чувство — мне хотелось защитить свою милую подругу от ужасов нашего мира; она казалась мне наивным ребенком с широко распахнутыми доверчивыми глазами… И в то же время была в ней некая недосягаемая сила. Сила, что живет во всех советских людях той эпохи; сила, проистекающая из осознания праведности своего пути и сопричастности к великой стране, вершащей великие дела… Это — как раз то, что отсутствует в нас, выросших на постсоветском пространстве, но что хранится где-то в пыльных чердаках нашего общественного сознания; отголоски, тени былого величия… Правда, Варя, в силу своего происхождения, относится к коммунистической идее несколько скептически, но никакие силы ада не заставят ее предать свою страну и свой народ.
Когда мы стали подъезжать к Унече, Варвара оживилась. Ее внимание привлекало все — придорожные постройки, указатели, рекламные щиты. Она молчала и сосредоточенно о чем-то размышляла; иногда ее губы начинали шевелиться. В глазах шофера Васи наблюдалась уже совершенно нескрываемая симпатия. Но Варя не замечала его интерес. Шофера для нее вообще не существовало — все ее внимание поглотил этот, впервые увиденный ею, мир будущего…
Мы уже ехали по городу. Славный городишко — маленький, уютный, но с очень развитой инфраструктурой. И неудивительно — именно через этот город проходит железная дорога Брянск-Гомель-Бобруйск-Минск. По ней поезда дальнего следования из центральных регионов России идут в столицу Белоруссии и далее, к границе Европы и бывшего СССР в Бресте, а потом, следовательно, обратно. А значит, тут и туристы, и жители окрестностей и прочие дачники (как мой эус-бойфренд Максик Тимофейцев), пересаживаются с поездов на междугородние автобусы, разъезжаясь по окрестностям. Не зря же железнодорожный и автовокзалы прямо напротив друг друга, стоит только площадь перейти.
В основном Варвара молчала; при этом мне было понятно, что делала она это из приличия, а если бы дала себе во