Тем не менее враг был здесь остановлен и скован. Это не позволило ему завершить окружение Смоленской группировки советских войск восточнее Смоленска и развернуть наступление на Дорогобуж, Вязьму.
В период 19–21 июля значительно усложнилась обстановка в районе юго-восточнее Смоленска. 10-я танковая дивизия противника, наступавшая в направлении Вязьмы, 19 июля своим передовым отрядом вышла к Ельне. 19-я стрелковая дивизия 24-й армии Резервного фронта, оборонявшая Ельню, не сумела обеспечить оборону города, и Ельня была сдана. Таким образом, противнику удалось создать здесь плацдарм, довольно далеко выдвинутый на восток.
Выход гитлеровцев на линию Великие Луки, Ярцево, Ельня сделал еще более тяжелым положение Западного фронта, у которого почти не осталось резервов. В связи с этим Ставка Верховного Главнокомандования 20 июля издала директиву о вводе на западном направлении войск Резервного фронта[60]. Это изменяло на некоторых участках состояние сил в нашу пользу.
Было бы несправедливо, говоря о событиях печального периода войны и, в частности, о главном из них, имеющем военно-стратегическое значение – Смоленском сражении, не остановиться, хотя бы кратко, на обстановке, которая складывалась в тылу немецких войск, там, где в окружении оставались советские части.
Теперь в западной историографии и мемуарах битых гитлеровцев нередко сквозит мысль, что вплоть до Смоленска группа армий фон Бока почти не встретила на своем пути «организованного сопротивления» советских войск. Как будто естественной смертью умерли, или покончили жизнь самоубийством, те четверть миллиона солдат и офицеров фюрера, о которых очень сдержанно повествует генерал Гот.
Фактор внезапности, вероломное нападение и громадное превосходство в людях и технике буржуазные фальсификаторы истории хотели бы теперь выдать за превосходство немецкого солдата и стратегических замыслов вермахта. Это, конечно, чепуха. Ребенку известно, что бандит, нападающий исподтишка, во сто крат опаснее бандита, нападающего открыто. Как уже было сказано выше, действительно, с первых часов вторжения мы не имели сплошной линии фронта. Слишком неравно было соотношение сил. Но в период Смоленского сражения, когда только образовалась сплошная линия фронта, хотя еще и жидкая, началось невиданное до сих пор сопротивление наших войск, часто находившихся в окружении или под фланговыми ударами врага.
Оставшиеся в тылу врага поредевшие дивизии, отдельные части и подразделения Красной Армии стояли насмерть. Об этом свидетельствуют описанные мной выше действия соединений 20-й и 19-й армий в обороне города Могилев, действия группы Качалова и др. Так могут сопротивляться только организованные и преданные Родине войска. Стойкость войск в каждой армии, в каждой части складывалась из сотен и тысяч подвигов отдельных бойцов, командиров и политработников, из героических действий подразделений и частей.
До сих пор мы не имеем полной картины борьбы наших войск на занятой врагом территории. Но можно с глубокой уверенностью сказать, что помимо названных очагов сопротивления, ставших известными в полном значении после войны, были сотни островков сопротивления или активных подвижных маневров частей, дравшихся с врагом до последнего патрона. Известны факты, когда оставшиеся в глубоком тылу врага части, обескровленные и исчерпавшие всякую возможность держать круговую оборону, прорывались из «котлов», меняли тактику, принимали методы партизанской войны и наносили врагу громадный урон. Примером этого могут служить действия небольшого отряда войск юго-западнее Минска под командованием командира 155-й стрелковой дивизии полковника В.И. Ничипоровича. Этот сравнительно небольшой отряд, собранный из различных частей, попавших в окружение, наводил страх и ужас на фашистских захватчиков уже тогда, когда их передовые дивизии рвались через Смоленск к Москве. Этот отряд положил начало основания и стал костяком прославленного в Белоруссии 208-го партизанского полка.
В первые дни Смоленского сражения, где-то западнее Витебска, одной из наших частей, прорывавшейся из окружения, был разгромлен отряд 121-й пехотной дивизии немцев. При этом был убит командир дивизии генерал фон Ленсель. Мы до сих пор не знаем, кто из наших воинов совершил сей подвиг. В каком именно месте произошел этот бой? Поиски пока не привели к успеху. Да и сам случай стал нам известен после войны из немецких документов. Еще в ходе войны об этом сообщило немецкое агентство Трон… Затем мы находим подтверждение этому сообщению у генерала Гальдера. Умалчивая о разгроме штаба, Гальдер в своем дневнике за 4 июля записал: «…Группировка противника сейчас не представляет опасности и, очевидно, будет скоро оттеснена в помощь вновь прибывших частей. В этих боях убит командир 121-й пехотной дивизии фон Ленсель».
В следующей – девятой главе будет освещен вопрос хода испытания «эрэсов» и коротко будет затронут вопрос о боевой деятельности прославленных «катюш» в годы Великой Отечественной войны.
Правда, испытания «эрэсов» по времени относится к настоящей – восьмой главе, и в ней должно было бы быть освещенным. Но, придавая особое значение новому и весьма эффективному оружию, которым являются гвардейские минометы и которые сыграли очень большую роль в нашей победе над гитлеровской Германией в годы Великой Отечественной войны, считаю нужным выделить рассмотрение этого вопроса в отдельную главу, посвященную только «эрэсам».
Глава девятаяИспытание «эрэсов» («Катюш»)
Буквально в канун начала войны (как мне после стало известно), 21 июня 1941 г. Совет народных комиссаров принял решение о передаче образцов реактивных установок, будущих «катюш», на вооружение Красной Армии. Это было очень своевременное решение.
28 июня 1941 г. (день моего прибытия на Западный фронт с Дальнего Востока) была сформирована 1-я экспериментальная батарея (дивизион) РС (реактивных снарядов). Ее командиром был назначен слушатель Военной артиллерийской академии капитан И.А. Флёров, личный состав был подобран из числа коммунистов и комсомольцев. К батарее были прикреплены два инженера, чтобы обучать артиллеристов обращению с новым оружием. А это действительно было новое оружие, такое, которое в своем дальнейшем развитии вызвало революцию не только в артиллерии, но и во всем военном деле.
Батарейцы были предупреждены о сохранении в тайне всего, что относилось к их оружию, а в случае угрозы захвата его противником, уничтожить при любых обстоятельствах, даже ценою жизни личного состава.
В ночь на 3 июля группа в составе трех огневых взводов, взвода управления и четырех вспомогательных подразделений вышла из Москвы на Западный фронт в составе 8 боевых установок и около 50 грузовых машин с боеприпасами. Среди воинов первой батареи были москвичи, горьковчане, жители Чувашии. Командиры в основном были слушатели Академии им. Дзержинского.
В дороге, – а двигалась ночами, устраивая дневки в лесах, – изучали материальную часть, тренировались каждый по своей специальности. Обучение вели инженеры реактивного института.
Не помню точно, числа 10 или 12 июля, позвонил мне Верховный Главнокомандующий Сталин и сообщил, что в мое распоряжение послана группа «эрэсов» для испытания ее в бою.
Сталин сказал: «Тов. Ерёменко, мы предполагаем широко применить в борьбе против фашистов новое оружие – “эрэсы” и в связи с этим испытайте его в бою, как оно себя поведет, и донесите немедленно результат этого испытания».
– Слушаюсь, – ответил я, – все сделаю как приказано.
Долго я размышлял после этого разговора, что это за «эрэсы», но в разговоре со Сталиным не посмел его спросить, подумал при этом, что Сталин скажет: «Командующий, а не знает, что такое “эрэсы”».
14 июля группа «эрэсов» под командованием Флёрова и представителя центра подполковника Кривошапкина прибыла в мое распоряжение, я сразу же осмотрел ее и, по правде скажу, был несколько удивлен тем, что на рельсах (направляющих) висели длинные мины, а стволов не было. Я подумал, как же они лететь будут, коль нет стволов. Потом все выяснилось.
Прежде чем поставить «эрэсам» задачу, я подробно выяснил возможности этого оружия, силу его удара, дальность и скорость его стрельбы и т. д.
Поговорил с командующим артиллерией фронта т. Кариофилли и принял решение провести испытание ударом по железнодорожному узлу, по переправам, по пехоте и танкам.
В тот период гитлеровцы, захватив какой-либо железнодорожный узел, сейчас же направляли туда большое количество эшелонов. Так было и в Орше: станция была забита десятками эшелонов с войсками, боеприпасами, боевой техникой. Через р. Днепр и Оршицу наводились переправы, здесь также скопилось большое количество войск и техники.
Вот по этим-то объектам и было приказано нанести первые два залпа группе «эрэсов».
В 14 часов 15 минут прогремел первый в истории боевой ракетный залп. На железнодорожный узел обрушился шквал огня. Взрываясь среди сотен вагонов, ракеты сокрушали все. Уже через 10–20 минут станция и пристанционный район превратились в сплошной очаг пожаров и взрывов. Ракеты были снаряжены не только взрывчаткой, но и термитной смесью. Гитлеровцы в ужасе метались по станции и городу, кругом рвались вагоны с боеприпасами, цистерны с горючим. Мало кто из немецких солдат и офицеров, застигнутых залпом, вырвался из этого ада.
Над огневыми позициями батареи поднялось облако пыли и дыма. Вражеская артиллерия сейчас же открыла огонь по этому району. Сюда же была перенацелена большая группа бомбардировочной авиации, шедшая бомбить наши тылы. Но «эрэсы» уже были далеко от своей первой огневой позиции в лесу.
Через некоторое время, когда вражеские войска заполнили все подступы к переправе через р. Оршицу, а часть уже переправилась, захватив небольшой плацдарм на восточном берегу, прозвучал второй залп. Он угодил в самую гущу вражеских войск. Ракеты рвались на обоих берегах реки. Переправа обрушилась, на дне реки оказались танки и автомашины с гитлеровцами. Враг был охвачен паникой, и наша пехота завершила разгром немцев, переправившихся через реку.