В связи с этим я хочу несколько слов сказать о роли командира, его значении в бою и воспитании войск.
Роль командира очень велика, командир – это организатор боя, операции, он принимает решение, отдает приказы, организует управление войсками, и как правило делает это через штаб.
Командир проводит обучение и воспитание солдат, сержантов, офицеров и генералов. Командир личным примером в строю, вне строя, в бою показывает пример, мужество, храбрость, отвагу и геройство, показывает, как нужно преданно служить Родине, не щадя своей жизни.
Самая сильная сторона нашего командира состоит в том, что он выходец из того же класса, что и солдат, и защищает с ним вместе свои общие интересы, интересы социалистического государства, его государства: одно из больших качеств нашего командира состоит в том, что он крепко, я бы сказал, кровно связан с подчиненными ему людьми, всегда с ними общается и живет с ними одними интересами.
Фактор общения с войсками, учеба у них является очень важным.
Наши советские воины – это граждане социалистической державы, люди, волей и разумом которых творится история. Общение с ними дает новые силы и уверенность в успехе, учит многому и зачастую прямо подсказывает, как именно нужно действовать, как лучше организовать бой, осуществить операцию.
Вместе с тем сами воины воспринимают появление старшего начальника прежде всего как указание на возросшую важность их участка, рубежа, направления для решения всей боевой задачи. Появление командира говорит воинам о том, что их усиление высоко оценено и что их действиям придается особое значение, и что если их призывают к новым подвигам, к новому напряжению сил, то это совершенно необходимо для Родины.
Общаться с войсками, быть в гуще боевых событий важно еще и потому, что никакие донесения, сводки, информации и доклады не могут заменить живого ощущения событий, изучения их пульса. Конечно, все охватить нельзя, командир не вездесущ, но в том и заключается искусство руководства, чтобы определить, где именно надлежало быть, чтобы обеспечить успех. Это зависит от сложившихся обстоятельств и от того, какую именно задачу предстоит решить войскам и командованию. Нужно учесть также и то, что каждый военачальник имеет свой, лишь ему присущий, стиль работы, характер, темперамент, поэтому не подыщешь одинаковых для всех методов и приемов руководства войсками. Это искусство, и в нем не нужен шаблон.
Смоленское сражение явилось одним из самых крупных сражений начального периода Великой Отечественной войны, проходившим в тяжелых условиях для наших войск.
Армии Западного фронта к началу Смоленского сражения не были полностью сосредоточены, и враг, имея большое превосходство в силах и полное господство авиации в воздухе, используя фактор внезапности, в своеобразном приграничном сражении имел успех и после этого быстрое продвижение крупных бронетанковых сил в глубь нашей страны, не позволяя нам создать надлежащую оборону на рубеже развертывания наших главных сил Западного фронта, который проходил от Себежа через Дриссу, Полоцк, Витебск, Оршу, Могилев до Гомеля.
Таким образом, войска Западного фронта вынуждены были одновременно продолжать проводить сосредоточение и развертывание для создания фронта и вести напряженные бои с крупными подвижными силами противника, которые вышли к рубежу развертывания наших войск раньше, чем туда сосредоточились наши армии.
Враг рвался вперед. Чтобы оправдать свой бредовый замысел молниеносного разгрома Красной Армии, он стремился во что бы то ни стало сорвать нам сосредоточение и развертывание войск, предназначенных для создания устойчивого фронта.
В тяжелых условиях обстановки оказались войска Западного фронта и в приграничном, и в Смоленском сражении. А все это произошло из-за того, что фашисты внезапно напали на нашу страну, нанесли очень сильный удар по нашим не подготовленным к бою войскам. Поэтому я хочу еще раз вернуться к главному вопросу начала войны, к вопросу внезапного нападения Гитлера на нашу страну, фактору внезапности я уделил значительное место в своей книге «В начале войны». Здесь хочу сделать некоторые дополнения и уточнения фактов, относящихся к вопросу внезапного нападения противника. Историки много лет будут доискиваться, чтобы установить истинные причины того, что способствовало Гитлеру нанести нам внезапный удар.
Сталин полагал, что война фашистской Германии с Францией и Англией продлится не менее двух лет. Это время Сталин намеревался использовать на подготовку к нападению фашистов.
А, как известно, сроки изменились, гитлеровцы разделались с Францией очень быстро – в 40 дней. Причем вермахт и Германия в целом вышли из этой борьбы не ослабленными, а усиленными, заполучив французский военно-промышленный потенциал. Война приближалась более быстрым темпом, чем ожидали.
Сталину и Генштабу следовало бы вдумчиво проанализировать сложившуюся после разгрома Франции принципиально новую обстановку и определить новые сроки готовности войск и страны к отражению нападения агрессора, хотя бы начального его периода, наметить ближайшие стратегические цели войны.
Руководство не сделало этих корректив. Оно осталось верным старым расчетам и всеми средствами стремилось оттянуть войну, отсюда и нервная, подчас просто истерическая боязнь спровоцировать войну. Я беседовал с бывшим наркомом Военно-Морского Флота контр-адмиралом Николаем Герасимовичем Кузнецовым, ныне (на 1968 г. – Ред.) находящимся в отставке. Он, как близко причастный в свое время к руководству вооруженными силами страны, многое знает о деятельности Сталина, наркома обороны и начальника Генштаба в дни накануне войны. Он рассказал о том, как болезненно реагировал Сталин на многочисленные сигналы наших различных военно-морских инстанций о приближении войны. И все же в самый канун войны, судя по действиям Сталина, он понял сложившуюся обстановку, понял, что мы стоим на пороге войны, что до начала боевых действий осталось десять – двенадцать часов, тогда Сталин предоставил нашему тогдашнему высшему военному руководству свободу действий. Это был, конечно, малый срок, но и за это время кое-что можно было исправить, и некоторые командующие сделали это.
По словам К.Г. Кузнецова, 21 июня 1941 г. состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором присутствовали С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков. На этом коротком заседании стоял один вопрос – информация о подготовке фашистской Германии к нападению на нашу страну. Здесь Сталин дал правильную оценку о мероприятиях гитлеровской верхушки и дал указание Тимошенко и Жукову о том, чтобы они отдали распоряжение в войска о приведении их к боевой готовности и поднятии бдительности. Во время заседания или непосредственно после него Сталин позвонил по телефону ВЧ командующему войсками Московского военного округа генералу армии И.В. Тюленеву и предупредил его о повышении боевой готовности Московского военного округа.
Вот что Иван Владимирович рассказал мне об этом разговоре.
«Около 16 часов 21 июня 1941 года ему позвонил Сталин и сказал:
– Товарищ Тюленев, положение тревожное, мы получали данные о вероятности нападения на нашу страну фашистов завтра или послезавтра, поэтому нужно поднять бдительность, немедленно привести в боевую готовность средства ПВО Москвы».
И.В. Тюленев ответил, что 50 % средств ПВО уже сейчас готовы к бою.
– Мало, – сказал Сталин, – нужно повысить готовность.
Сразу же вечером 21 июня командующий Московским военным округом отдал приказ о переходе войск ПВО Москвы в боевую готовность на 100 %.
Как следует из свидетельств Н.Г. Кузнецова, нарком и начальник Генерального штаба по возвращении к себе, после участия на заседании Политбюро и получения предупреждения Сталина, вызвали ряд ответственных работников военного ведомства.
И.Г. Кузнецов прибыл в Генштаб, в частности, в 18 часов 30 минут. В это время С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков разрабатывали директиву о приведении в боевую готовность сухопутных войск и военно-воздушных сил западных пограничных военных округов.
С.К. Тимошенко сказал Кузнецову буквально следующее: «Николай Герасимович, поступили достоверные данные о том, что 22–23 июня 1941 г. немецкая армия нападает на нашу страну, поэтому нужно поднять бдительность и повысить боевую готовность Военно-Морских Сил».
На эти указания Н.Г. Кузнецов ответил, что «военно-морские флоты и военные флотилии еще 19 июля 1941 г. переведены на повышенную готовность, а теперь будет отдан приказ всем флотам и флотилиям о немедленном переходе в готовность № 1».
Прежде чем уйти от наркома, адмирал спросил его, можно ли открывать огонь, если появится противник. Тимошенко ответил утвердительно. Из всего этого следует, сказал в заключение Н.Г. Кузнецов, что 21 июня 1941 г. во второй половине дня военным были развязаны руки в смысле открытия огня и приведения войск в полную боевую готовность.
Вернувшись от наркома в свой главный штаб, Н.Г. Кузнецов сразу же отдал приказ о переходе флотов и флотилий в готовность № 1 (что означает на деле полную готовность морских сил к бою). Он, таким образом, правильно и своевременно отреагировал на указания правительства. К 3 часам 22 июня 1941 г. все флоты уже донесли в Главный морской штаб о том, что они перешли в готовность № 1. И не случайно то, что ни один флот не был захвачен ударом врага внезапно, хотя и были к этому попытки.
Так же могло случиться и с сухопутными войсками, и с военно-воздушными силами западных военных округов. Но так в действительности не получилось. Дело в том, что Генштабом не был использован тот метод приведения в боевую готовность войск, которому в нашей армии всегда так много уделяли внимания. Во время боевой подготовки войск ни одна инспекция не проходила без этого мероприятия. Речь идет о боевой тревоге. Вот этой-то боевой тревоги и не было объявлено войскам, а ведь она как раз и предназначалась для обстановки подобно той, которая сложилась в канун нападения врага.
День 21 июня был именно таким днем, когда объявление боевой тревоги стало совершенно необходимым и единственно верным мероприятием.