Смотри страху в глаза — страница 7 из 18

агу вперед не даст ступить.

После его гибели Витька сначала хотел упросить родителей новую собаку купить, но потом передумал: ни одна из них с Бимкой не сравнится. К тому же животные меньше живут, чем люди, и еще раз пережить смерть любимой собаки… Ну уж нет!

Тяжелые воспоминания прервала трещотка спиннинга. Витька быстро схватил ее и стал крутить катушку. Рыба отчаянно сопротивлялась. Подтащить ее к лодке было делом нелегким. Крупная щука, широко открыв пасть, выделывала замысловатые кульбиты, отчаянно трясла головой, пытаясь освободиться от крючка блесны.

– Голыми руками не возьмешь. Сак нужен! – в волнении закричал Тошка.

– Сейчас я попытаюсь ее в лодку затащить! – в ответ возбужденно заорал Витька.

Но не тут-то было! Щука, выскочив из воды наполовину, сорвалась и ушла в глубину.

– Эх! – в один голос выдохнули друзья, с досадой глядя на расходившиеся по воде круги.

А Витька с сожалением добавил:

– Такой бы трофей домой привезли! Я ведь умею из щучьих голов сувениры делать! Да ты видел в кабинете у отца…

– Это ты сам сделал?! – удивился Тошка.

– Пустяки! – Но в душе у Витьки запело. – Голову сначала высушить надо, поставив в открытую пасть деревянные распорки, в глаза бусинки вставить, а потом лаком покрыть – и вся нéдолга. – И, уловив во взгляде друга чуть заметную лукавую улыбку, сконфузился. Вот черт! Прокололся! Ведь обрабатывал голову отец, а не он, Витька. И Тошка это, видно, понял! Занервничав, Витька суетливо стал переключать внимание друга: – Глянь, Тошка! У тройника даже крючок разогнула! Вот силища! Зверь, а не рыбина!


А на левом берегу уже возвышался холм, где, по словам отца, раньше была деревня. Место потрясающее! Песчаный пляж. Березы вокруг. Все поросло травой да бурьяном, никаких следов былой жизни. Сохранилось только одно очень похожее на баню строение – рига, где им предстояло провести последнюю ночь. Над двухскатной крышей риги развевалась узкая полоска белого флага.

– А почему флаг белый? Выгорел, что ли?

– Это не флаг – указатель направления ветра. Он называется – «колдун». Очень важная вещь при посадке вертолета.

– Витька! Смотри! Смотри! – возбужденно зашептал Тошка. – Это кто, лоси, что ли?

Витька задрал голову. На склоне холма застыла лосиха. Она то и дело напряженно прижимала уши к голове, видно, прислушивалась к разговору непрошеных гостей. Возле нее общипывали листья кустарника два маленьких лосенка.

И тут из леса вышел самец. Судя по количеству отростков на его мощных рогах, он был уже немолодым.

– Гляди, гляди, он к нам идет! – испуганно вжал голову в плечи Тошка. – Вот сумасшедший! Людей не боится, что ли! Что делать-то будем?!

Лось тем временем уже приближался к берегу. Витька изо всех сил заработал веслами, отгоняя лодку на глубину. Кто знает, что у этого чудища в башке? Такой рогом двинет – мало не покажется.

Тошка принялся пронзительно свистеть, но лось и ухом не повел. Витька стал громко шлепать веслом по воде, стараясь отпугнуть лося, но не тут-то было: лось, воинственно направив на них рогатую голову, принялся бить копытом песчаный берег. А потом, сердито фыркая, даже забрел по колено в воду. Витька работал веслами, пытаясь удержать лодку на месте. Но ее все равно сносило течением вниз по реке. А когда наконец лосиха с лосятами скрылась в лесу, самец, развернувшись, не спеша пошел вслед за ними.

Мальчишки не торопились причаливать к берегу, приходя в себя от пережитого. От деревни их отнесло уже довольно далеко. Грести против течения было трудно. Тошка хотел подменить его, но Витька закачал головой: мол, сам справлюсь.

И даже вытащив лодку на берег, ребята долго еще сидели на камнях, с опаской поглядывая в сторону леса.

– Никогда живых лосей не видел, только на картинках, – признался Тошка. – А ты?

– Приходилось, – соврал Витька.

И тут же почувствовал, как запылали уши. Ведь не хотел врать, зарекся уж! Так нет же…

Тошка промолчал, глаза опустил, значит, понял, что друга опять бес попутал. За Тошкой ни бахвальства, ни уж тем более вранья никогда не подмечалось. Вот как он может так?! А его, Витьку, будто кто за язык тянет. Ляпнет всегда, не подумав, а потом мучается.

Досадуя на себя, Витька быстро принялся выгружать из лодки рюкзаки. Бросал их на берег с такой силой, будто они были в чем-то перед ним виноваты. Тошка проворно таскал вещи к дому.

Дверь риги была подперта палкой. Когда вошли внутрь, в нос ударил застоявшийся запах сырости и забвения. Витька быстро растопил печь, благо сухие дрова, приготовленные кем-то согласно неписаным охотничьим законам, уже лежали на железном подтопочном листе. Сначала печь сильно дымила, и у них от синей гари щипало в глазах. Зато комары исчезли. Но потом, когда печь нагрелась, тяга пошла хорошая. Витька послал Тошку за водой, чтобы наполнить стоящие на плите кастрюли и чайник.

Пока чайник закипал, они стали осматривать жилище. От печки до стенки тянулись дощатые нары, на которых бы поместилось человек шесть, не меньше. У окна к стенке была прибита скамейка. Возле нее – большой самодельный стол и вторая скамейка. В углу – полка с алюминиевой посудой: миски, кружки, ложки – все как в хорошем хозяйстве. На гвозде рядом с полкой висела огромная чугунная сковорода, каких Витьке еще никогда не приходилось видеть. Удивили его и два узких горизонтальных окна, расположенных в стенах напротив друг друга.

Тошка тут же принялся делиться с Витькой своими познаниями:

– Раньше сети не капроновыми были, а вязались из простых ниток. И чтобы за зиму нити не сопрели, их нужно было окуривать дымом. Снасти протаскивались через эти узкие окна.

Под нарами нашли кусок такой снасти. Витька даже присвистнул:

– Ничего себе ячейка! Тут, видно, мелкой рыбой не баловались. Смотри, Тош, мой кулак влез! Наверное, таких крокодилов, как от нас сегодня ушел, ловили. А нить-то какая толстая!

Потом стали готовить удочки к рыбалке. Отец рассказывал, что вниз по течению есть лýда, подводная отмель, где хорошо клюют окуни.

И с этим подфартило: не клев – настоящий жор начался. Ловили с берега. Полукилограммовые окуни набрасывались не только на червя, но даже на крючок с рыбьими жабрами. Хищники, одним словом. У Тошки от восторга горели глаза. Он испытывал настоящий азарт, когда едва успевал одного за другим кидать окуней в ведро.

– Вить, а можно я маме окушков на уху привезу? – тихо спросил он.

– Конечно! – кивнул Витька. – Всё честно поделим. Только их нужно в мешок с крапивой положить. Так лучше сохранятся. – И вдруг, неожиданно для самого себя, решительно признался: – Ты прости меня, Тошка, про лосей я тебе соврал. Не видел я их. Но по рассказам отца всегда отчетливо представлял. Никогда больше не буду говорить тебе неправду!

Тошка понимающе улыбнулся:

– Да ладно, у всех бывает! Я тоже переживаю, когда говорю не то, что надо. Главное, что ты в этом признался – и мне, и себе. Когда человек искренне признает свою ошибку, навряд ли он ее еще когда-нибудь совершит. Я стараюсь говорить правду. Так жить легче. Мне мама говорила: когда человек ловчит да врет, попадает в путы страха. Я много над этим размышлял и понял: она права.

– И часто ты так вот «размышляешь»? – добродушно ухмыльнулся Витька. – Мне иногда кажется, что тебе не двенадцать лет, а сто двенадцать.

По смуглому Тошкиному лицу снова пробежала улыбка, словно он слышал это в свой адрес уже не раз.

– А ты что, Витька, никогда ни над чем не задумываешься?

Витька вздохнул, многозначительно повел бровью, но так ничего и не ответил. Просто не мог сформулировать то, что хотел. Как-то они с Тош-кой мыслят по-разному. А по законам физики разные полюса магнита друг к другу притягиваются. И, чтобы замять этот сеющий в душу смуту разговор, весело спросил:

– Тошка, а тебе со мной интересно?

– Еще сомневаешься?! – радостно засветилось лицо Антона. – Мне твоей практичности знаешь как не хватает! И… страха в тебе нет. Я о таком друге, как ты, всегда мечтал. Самое главное – я тебе верю. Знаю, что ты не предашь, не обманешь, из любой беды выручишь.

У Витьки от этих слов душа вновь запела, но виду не подал. У Тошки научился. Того часто учителя хвалят, а у него ни одна мышца на лице не дрогнет, будто не о нем речь идет.


Вечером, когда они сидели за столом и с аппетитом уплетали уху, раздался осторожный стук в окно. Вздрогнув от неожиданности, ребята замерли, а потом испуганно переглянулись. Одновременно развернувшись к окошку, они увидели прижавшееся к стеклу лицо небритого мужчины.

Тот внимательно и долго разглядывал их и лишь потом направился к двери. Мальчишки словно приросли к скамейке, не веря в реальность происходящего. Что это? Наваждение? Морок? Сон?

Вот дверь жалобно скрипнула, и на пороге появился нежданный гость. Определить возраст мужчины было трудно. Вид у него был довольно странный: воспаленные глаза, набухшие веки, заросшее щетиной лицо – все говорило о том, что он шел по лесу не один день. На нем была старая фуфайка, грязные, засаленные штаны, на голове – кепка и серый шерстяной платок. Прищуренные глаза смотрели на мальчиков уж больно настороженно.

Сбросив с плеча полупустой рюкзак, гость еще раз бесцеремонно оглядел ребят и хрипловато поздоровался:

– Привет, братва! Как вкусно у вас тут пахнет! – И стал развязывать платок. – Совсем заела проклятая мошкара! Если б не платок этот, без ушей бы остался. – Стараясь разрядить напряженную обстановку, незнакомец с усмешкой добавил: – А я ведь шел по берегу и видел, как вы со щукой боролись. Сорвалась, зараза! А жаль! Такую рыбину нужно было по голове бить, а уж потом, оглушенную, багром в лодку затаскивать.

Ребята слушали молча, не в силах выйти из оцепенения. Мысли в голове у Витьки судорожно путались. Как он здесь появился? Если он следовал за ними, то, значит, пришел из Архангельской области. И сразу вспомнился рассказ отца о том вольном поселении зэков. Судя по одежде и внешнему виду, мужик шел оттуда, с севера.