Самая высокая и глубокая часть экрана была нацелена прямо вперед, и туда-то Кабе чаще всего и глядел, но там не отображалось ничего интересного, лишь звездное поле да медленно пульсирующее красное кольцо – индикатор направления. Две широкие ленты орбиталища Масак пересекали экран от пола до потолка; над одной из Плит, преимущественно океанической, формировалась крупная система облачных фронтов, но Кабе больше занимали верткие рыбы и человеческое дитя.
В обществе, где средний срок жизни составлял четыре столетия, а рождаемость на семью не превышала одного ребенка, остро ощущалась нехватка молодых особей; дети, как правило, собирались в группы сверстников, а не рассредоточивались в обществе, отчего казалось, что их еще меньше, чем на самом деле. В определенных кругах господствовало мнение, что цивилизационный профиль Культуры в значительной степени определяется тем, что с младенчества ее граждан балуют все вокруг – целеустремленно, осознанно и чрезвычайно изобретательно.
– Все в порядке, – сказала девочка, заметив, что Кабе смотрит на нее, и кивнула на рыб. – Они не кусаются.
– Точно знаешь? – спросил Кабе, согнулся трилистником и поднес голову к лицу девочки.
Она следила за его движениями, восторженно распахнув глаза, но воздержалась от комментариев.
– Да, – сказала она. – Они не едят мяса.
– А у тебя пальчики на вид очень аппетитные… – в шутку заметил Кабе и тут же подумал, как бы не напугать ребенка.
Девочка наморщила лоб, потом обхватила себя руками и рассмеялась:
– Ты же людей не ешь, правда?
– Если только очень проголодаюсь, – серьезно ответил Кабе и мысленно обругал себя, потому что не знал, как себя вести даже с детьми своего собственного вида.
Девочка, несколько смущенная этим заявлением, приняла отсутствующий вид, как люди, консультирующиеся с нейрокружевом или имплантированным устройством, а потом улыбнулась:
– Хомомдане – вегетарианцы. Я только что проверила.
– О, у тебя есть нейросеть? – удивился Кабе.
Насколько ему было известно, нейрокружево детям не имплантировали; они обходились игрушками или аватарами, исполнявшими роль спутников с аналогичной функцией. В Культуре имплантация служила неким подобием ритуального перехода во взрослую жизнь. Другая традиция состояла в постепенной замене говорящих игрушек другими, менее детскими устройствами и, наконец, изящным терминалом в форме ручки, броши или булавки.
– Да, у меня есть кружево, – гордо ответила девочка. – Я попросила.
– Она его вытребовала, – уточнила Эстрей Лассилс, подходя к бассейну.
Девочка кивнула.
– Намного раньше общепринятого для нормальных детей срока, – добавила она с нарочитой хрипотцой, очевидно подражая какому-то мужчине.
– Чомба хочет вложить новый смысл в понятие «ребенок, развитый не по годам», – пояснила Эстрей Лассилс, ероша светлые кудряшки девочки, – и уже достигла в этом значительных успехов.
Девочка неодобрительно цыкнула, увернулась от руки Эстрей и ногой взбаламутила воду в бассейне, распугав стайку рыб.
– Надеюсь, ты не забыла поздороваться с послом Кабе Ишлоером, – сказала племяннице Эстрей. – Ты чересчур смущалась, когда я вас знакомила.
Девочка с нарочитым вздохом спрыгнула в бассейн, вложила крохотную ладошку в протянутую ручищу Кабе и церемонно склонила голову:
– Ар Кабе Ишлоер, я Масак-Синтриерса Чомба Лассилс дам Палакопе, как поживаете?
– Отлично, – склонил в ответном жесте голову Кабе. – А ты как поживаешь, Чомба?
– В общем-то, как ей вздумается, – заметила Эстрей.
Чомба закатила глаза.
– По-моему, несмотря всю на твою развитость, ты еще не обзавелась средним именем.
Девочка изобразила некое подобие многозначительной улыбки. Кабе задумался, не слишком ли по-взрослому он с ней разговаривает.
– Она нас известила, что уже обзавелась. – Эстрей, прищурившись, взглянула на племянницу. – Только не признается каким.
Чомба, наморщив нос, демонстративно отвела взгляд, а потом широко улыбнулась Кабе:
– Посол, а у вас дети есть?
– К сожалению, нет.
– И вы тут сами по себе, один?
– Да, я один.
– Вам не одиноко?
– Чомба, – укоризненно произнесла Эстрей Лассилс.
– Ничего страшного, – сказал Кабе. – Нет, Чомба, мне не одиноко. У меня здесь много знакомых, одиночество мне не грозит. И дел у меня хватает.
– А чем вы занимаетесь?
– Изучаю, учусь, отчитываюсь.
– Как, нас и о нас?
– Да. Много лет назад я положил своей целью постижение людей и, возможно, человека как такового. – Он медленно распростер руки и постарался изобразить улыбку. – Мое путешествие продолжается. Я пишу статьи, очерки, эссе и стихи, которые отсылаю на родину, пытаясь, в меру своих скромных талантов, объяснить своим соплеменникам устройство Культуры и нравы ее людей. Конечно, нам многое известно друг о друге, но это – чистая информация. Чтобы лучше ее понять, необходимо ее интерпретировать. Вот этим я и занимаюсь, преломляю ее через личное восприятие.
– И вас нисколько не смешит наше общество?
– Посол, дайте мне знать, когда вам надоест ее болтовня, – смущенно вмешалась Эстрей Лассилс.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – заверил ее Кабе. – Иногда смешит, Чомба, иногда сбивает с толку, а иногда несказанно радует.
– Но мы же совсем не такие, как вы? У нас две ноги. У вас три. А вы не скучаете по хомомданам?
– Только по одной.
– По кому же?
– По той, кого я когда-то любил. К сожалению, она не отвечала мне взаимностью.
– Поэтому вы к нам переехали?
– Чомба…
– Может быть, Чомба. Расстояние и перемена обстановки лечат. По крайней мере, здесь, окруженный людьми, я не опасаюсь встретить существо, хотя бы отдаленно с нею сходное.
– Ничего себе. Вы, наверное, ее очень любили.
– Наверное, да.
– Вот и они, – сказал аватар Концентратора и обернулся к тыльной части экрана.
На изгибе экраностены скользил во тьме тупоносый цилиндрический корабль «Сопротивление закаляет характер», показанный в проекции от носа до кормы. На миг проступили контуры полевого комплекса, словно корабль, сближаясь с модулем, проходил сквозь слои тонких завес.
Модуль, обогнув демилитаризованный боевой корабль с кормы, подплыл к высвеченному слабыми огоньками прямоугольнику причальной платформы у жилой части, что находилась ближе к носу. С почти неощутимым толчком аппараты состыковались. Кабе взглянул на воду в бассейне: она даже не зарябила. Аватар пошел в заднюю часть гостиной, за его левым плечом поплыл автономник. Вид на корму исчез, вместо него проявились широкие двери модуля.
– Ноги оботри, – сказала Эстрей Лассилс племяннице.
– Зачем?
Двери модуля раскрылись в увитый растениями вестибюль, где стоял высокий челгрианин в серой монашеской рясе. Рядом с ним парило нечто вроде подноса с двумя небольшим сумками.
– Майор Квилан, – сказал сереброкожий аватар, выходя вперед и кланяясь, – я представляю Масакского Концентратора. Мы рады вас видеть.
– Спасибо, – отозвался челгрианин.
В перемешавшихся атмосферах корабля и модуля Кабе учуял какой-то терпкий запах.
Их представили друг другу. Челгрианин держался вежливо, но сдержанно, даже отстраненно, как показалось Кабе. На марейне он говорил не хуже Циллера – и с таким же акцентом, а значит, как и Циллер, выучил язык, чтобы не прибегать к услугам автопереводчика.
Последней ему представили Чомбу, которая назвалась челгрианину своим почти полным именем и вручила ему бутоньерку, вытащенную из кармана курточки.
– Цветы из нашего сада, – пояснила она. – Прошу прощения, они немного помялись в кармане. Не волнуйтесь, это грунт. Хотите, я покажу вам рыбок?
– Майор, мы очень рады, что вы сочли возможным к нам прилететь, – начал Терсоно, паривший между челгрианином и девочкой. – От имени всех жителей орбиталища Масак и от себя лично позвольте вас заверить, что ваш визит для нас – великая честь.
Кабе подумал, что челгрианин воспользуется этой возможностью, чтобы упомянуть Циллера и разрушить довольно нереалистичную картину всеобщей вежливости, но почетный гость лишь усмехнулся.
Чомба сердито уставилась на автономник. Квилан склонил голову, глядя мимо Терсоно на девочку, но дрон, вытянув голубовато-розовое поле дугой в сторону плеч челгрианина, поторопил гостя. Подставка с сумками Квилана проследовала за ним в модуль, двери сомкнулись и снова стали экраностеной.
– А теперь разрешите вас искренне поприветствовать на борту, – сказал дрон, – и сообщить, что на все время вашего визита, не важно, краткого или продолжительного, мы будем в полном вашем распоряжении.
– А я нет, у меня дела, – заявила Чомба.
– Ха-ха-ха-ха, – произнес автономник. – Ну, все взрослые, по крайней мере. Как прошло ваше путешествие? Надеюсь, удовлетворительно?
– Да.
– Садитесь, пожалуйста.
Они устроились на диванах в гостиной. Модуль отчалил. Чомба вернулась к бассейну и снова принялась болтать ногами в воде. «Сопротивление закаляет характер» выполнил корабельный эквивалент кувырка назад, сжался в точку и пропал.
Кабе заинтересовали отличия между Квиланом и Циллером. Он никогда прежде не встречался с челгрианами, однако, после того как на борту барки «Солитон» Терсоно попросил его о содействии, Кабе узнал об этом виде побольше. Ему было известно, что майор моложе композитора, и теперь отметил, что Квилан лучше сложен. Светло-коричневая шкура отливала блеском, тело с хорошо развитыми мускулами было пропорциональней, но во взгляде крупных темных глаз на широконосом лице сквозила грусть. Что, в общем, было неудивительно. Кабе хорошо знал биографию майора Квилана.
Челгрианин, обернувшись к нему, осведомился:
– Вы официальный представитель Хомомды, ар Ишлоер?
– Нет, майор… – начал было Кабе.
– Уважаемый ар Ишлоер здесь по просьбе Контакта, – сказал Терсоно.
– Меня попросили выступить официальным представителем принимающей стороны, – сообщил челгрианину Кабе. – Я был весьма польщен оказанной мне честью и сразу же согласился, хотя в действительности у меня нет дипломатического образования. Если честно, я скорее журналист, турист и студент одновременно. Надеюсь, вы не в обиде, что я только сейчас вам об этом соо