Весь мокрый насквозь он останавливается у квартальной пекарни. Дыхание замедлилось, прерываемое лихорадочными вдохами. Темп его дыхания – это тема его рассказа. Воспоминания, события, то, из чего состоит его сегодняшняя жизнь, он дышит всем этим.
Адольфо и Рахиль стоят за прилавком, снимают свежеиспеченные барра рустика.
– Не заходи внутрь, говори, что ты хочешь! – кричит ему Адольфо.
– Два круассана, один Aquarius с лимоном и апельсиновый сок.
Прерывистый вдох.
Купюра в пять евро промокла в кармане брюк, но Адольфо берет деньги без возражений, они исчезают в его мощном кулаке пятидесятилетнего мужчины, и Рахиль кладет их тонкой морщинистой рукой в кассовый аппарат, не выбивая чека.
– Без сдачи! – кричит Тим. – И чека мне не надо.
– Куча дерьма, – бормочет Адольфо, – вали домой в душ.
Прежде чем залезть в душ, Тим выпивает Aquarius, и этот кисловатый холодный напиток снижает температуру в его голове и возвращает жизнь мышцам. Он достает фарфоровое блюдо, которое они купили в Азии, когда Эмме было пять лет: синего цвета с изящными вкраплениями металла, не золота, не алюминия, не латуни, а чего-то другого.
Ей нравится это блюдо.
Глубокий вдох, потом несколько обычных.
Он забрал это блюдо со склада, куда Ребекка отвезла его вещи. Перевез все на другой склад, дешевле, но все равно слишком дорогой, в Норртелье, десять квадратных метров, темное помещение, заполненное пылью развода и искаженными воспоминаниями.
Он принимает душ, одевается. Кладет круассаны на блюдо, а рядом ставит два бокала на некотором расстоянии друг от друга.
Смотрит на циферблат наручных часов. Без пяти одиннадцать.
Садится к столу и начинает ждать.
– Поимей козу, трахни козу!
Folla un cabrito, folla un cabrito.
Очередная выходка Марты заставила рассмеяться посетителей Las Cruces. Она сидит, как всегда, в углу, сосредоточенно читает газету Diario de Mallorca, пьет свежевыжатый апельсиновый сок с сахаром, встряхивает головой и выкрикивает непристойности.
– Отымей козу!
Тим слегка улыбается и переворачивает страницу газеты. Он купил номер «Таймс» у беззубого старика на Avenida de Gabriel Alomar, и начинает читать статью об убийстве в Квинсе, где три приверженца white supremacy[71] застрелили двух женщин-мусульманок и двух их маленьких сыновей. У него нет сил дочитывать до конца. Вместо этого он заказывает у Рамона второй кофе и кивает в знак приветствия двум алкашам, сидящим за столиком на улице. Они только что пришли и достают колоду карт. Две молодые девушки стоят на улице. Пьют кока-колу и курят, обсуждают прошлую ночь. Вид у них усталый, круги под глазами, но настроение хорошее. Должно быть, ночь прошла хорошо.
Тим откладывает «Таймс» в сторону. Открывает «Ультима». Читает о полицейских, подбросивших кокаин, из местного отделения полиции в Кальвии.
Это они начинали расследование об исчезновении Эммы, Магалуф находится в их юрисдикции, но они быстро передали дело в Национальную полицию в Пальме.
Следов было очень мало с самого начала.
Эмма была пьяна, напилась до беспамятства сладким спиртным «но без лакрицы», не исключено, что она приняла какие-то наркотики. Она исчезла из City Lights в три часа ночи. Юлия и София видели, как она уходила, спотыкаясь, одна, но они остались, танцевали, продолжали пить шоты, забыли про Эмму, дали ей уйти.
– Она шла в правильную сторону.
В направлении отеля BCM, где они жили.
Она попала на несколько камер наблюдения, последняя – у входа на площадку развлечений у отеля «Катманду». На ней была короткая белая юбка и тонкая розовая куртка фирмы «Зара». Маечка, и в кадрах видно, как она бредет, теряя равновесие, падает в цветочную клумбу у стены, встает, снова падает, подтягивает шнурки на своих белых кроссовках «Изи» и идет дальше, одна.
Она идет от моря в сторону гор.
03:31:15.
Такое время показывают часы в кадре, снятом камерой наблюдения, когда она сворачивает направо по улице Calle Galió.
Тут она исчезает.
В эту самую секунду.
Она должна была после этого идти по другой стороне улицы, если смотреть со стороны нового шопинг-центра. Есть еще одна камера дальше по улице напротив спортзала, у автобусной остановки, но именно эта камера в ту ночь была испорчена. Черные размытые кадры, машины и люди в движении, ничего невозможно различить. Никакая техника улучшения снимков не смогла привести в порядок эти пиксели.
Другие камеры вообще ничего не писали.
Национальная полиция допросила триста человек. Организовала поиски живыми цепями. Проверила известных им сексуальных преступников. Обошла дома и опросила жителей в радиусе десяти километров. Обращалась по местному каналу телевидения к зрителям и просила искать Эмму тех, кто выходил в море.
Владелец клуба Oceans Beach Club сказал, что видел Эмму на пляже. Была вероятность, что она повернула и пошла обратно в сторону клубов, но тогда она должна была попасть на какую-нибудь камеру. Ее мобильник был в радиусе той же радиомачты, что и отель BCM, почти до четырех часов утра, пока не отключился.
После двух месяцев безрезультатных поисков Тим сидел с комиссаром Хименесом Фортесом в его кабинете без окон в штаб-квартире Национальной полиции на улице Calle Simon Ballester. В его черных глазах отражались угрызения совести, усталость и желание оправдаться. Это не моя вина, что она пропала без вести. Не моя вина, что мы никак не можем ее найти. Если бы ее подружки не выжидали так долго, а заявили о пропаже сразу, то у потенциального преступника не было бы того опережения во времени, которое теперь уже никак не сократить. И на более глубоком уровне. Как можно быть таким безответственным, чтобы разрешить шестнадцатилетней девушке отправиться пьянствовать за границу с подружками? Как ты мог? Как вы могли?
– Подружки должны были сразу заявить о пропаже, – произносит комиссар полиции Хименес Фортес.
Тим разыскал парня, который был виден на селфи, спавшего у бассейна. Юаким Свенссон из Сундсваля, швед.
Он играл в бильярд клуба Coco Bongos, получил работу зазывалы и собирался остаться в Магалуфе до закрытия сезона. Татуировки, казалось, ползали по его рукам в неоновом свете, у парня бегали глаза. Испуган: ты ведь не думаешь, что я имею какое-то отношение к ее исчезновению?
– Ты видел ее в тот вечер?
– Не в тот самый вечер, но накануне мы пили коктейли на их балконе. Но ничего не было. Они считали нас безнадежной деревенщиной. Наверняка.
Зеленый шар падает в лузу. За ним оранжевый.
– У нее с собой были сладости, «кислые рыбки» из Швеции, она всех угощала, – продолжал Юаким Свенссон. – Я подумал тогда, что это классно и немножко по-дурацки.
Тим поговорил и с остальными в этой компании из Сундсваля. Они были уже дома в Швеции, помнили Эмму, но ничего стоящего не могли добавить. – Ей вроде там было весело, – сказал один из них. – Cool bitch[72]. Ни с кем сексом не занималась, насколько я знаю. Все едут в Магалуф именно за этим, но не она. Но, черт, сколько травки она курила. Они все трое курили много и неизвестно, что еще употребляли.
Обгоревшие окурки и бумага для сворачивания сигарет в пепельнице.
Само собой.
– А где они это брали?
Молодой мужской голос из Сундсваля через потрескивающую телефонную связь: «У какого-то чувака из Индии, в баре The Strip».
София и Юлия тоже не знали, кем был этот индиец. Но признались, что покупали марихуану «у него одного».
Тим так его и не нашел. Может, и хорошо, что не нашел.
Марихуаной дело не ограничилось. Теперь Тим это знает. Узнал.
Хименес Фортес поерзал на стуле, провел пальцами сквозь густые черные волосы, откинулся опять на спинку.
– Между нами, полицейскими. Я прошу прощения, что мы не смогли ее найти. Но я думаю, что она пошла к морю, плавала и утонула.
Они молча посидели друг напротив друга.
Фортес прикусил нижнюю губу.
– Я переезжаю в Сарагосу в следующем месяце. Хочется обратно на континент. Там все намного яснее.
Тим ушел из его кабинета. Спокойно и тихо.
Девушки, которые числятся пропавшими два месяца, не возвращаются. У Эммы не было абсолютно никаких причин хотеть исчезнуть. Она счастлива, и вдруг вскрикивает Марта: «Ее нет, ее больше нет».
Esta perdida, esta perdida.
Теперь никто не смеется, и Рамон кричит ей через стойку бара: «Тихо, психованная», и Ванесса повторяет ей: «Ну, хватит, Марта, перестань».
– Ничего, все хорошо, – успокаивает их Тим и улыбается, и Рамон говорит, что это не так: «Ничего нет хорошего, Тим. Ничего».
На часах скоро двенадцать, и Рамон включает телевизор над полкой с бокалами. В двенадцать начнутся новости по каналу Балеарских островов, и сегодня у него есть силы смотреть их. Он обходит стойку бара, становится рядом с Тимом. Рамон считает его интеллектуалом квартала, и ему нравится смотреть новости с ним вместе, когда кто-то слушает его циничные комментарии и может умно огрызнуться в ответ.
Заставка перед началом в песочных и голубых тонах. Красивая майоркинка начинает говорить по-испански, на экране появляются снимки, и Тим мгновенно понимает, что он видит.
Таун-хаус Гордона Шелли в El Terreno. Желтые ленты ограждения, машины полиции с мигалками, «Скорая помощь», носилки с телом в желтом мешке для трупов.
Голос репортера.
– Тело убитого британского гражданина, тридцати четырех лет, найдено рано утром в районе El Terreno. Гулявший с собакой сосед увидел, что дверь открыта, вошел и обнаружил изуродованное тело. Согласно нашим источникам в Национальной полиции, мужчина был избит до смерти предметом, напоминающим биту для бейсбола.
– Сумасшедшее лето, – говорит Рамон, а Тим чувствует скоростной бег своих мыслей.
Что ты натворил, Петер Кант?
Ты же вчера казался спокойным.
Полиция точно захочет со мной побеседовать, это всего лишь вопрос времени.