Следовать за объектом или идти по схеме
У каждого врача есть свой ценный опыт и наработанные схемы работы, есть накопленный корпус знаний. Но как его использовать при столкновении с очередным нетривиальным случаем – достаточно открытый вопрос. Состоит ли твоя задача как Профессионала в том, чтобы быстро отыскать в накопленном багаже какое-то готовое решение, которое более всего подходит к данному случаю? Или будет лучше, если ты несколько отрешишься от накопленного опыта и попытаешься следовать за конкретным случаем, внимательно наблюдая за новым пациентом, чтобы не попасть в ловушку отработанных схем и алгоритмов?[34]
У Хауса явно накоплено немало профессиональных знаний, и он не ленится их пополнять, хотя мы этого, как правило, не видим. Но он предпочитает не использовать готовых схем, оставаясь открытым по отношению к пациенту и его болезни. И лишь когда диагноз поставлен (пусть даже он предварительный и неверный), вступают в силу готовые схемы, которые относятся уже не к диагностированию, а к лечению.
Аналогичные вопросы стоят перед исследователем-эмпириком в социальных науках. Нужно ли вчувствоваться, вживаться в объект или лучше пользоваться готовыми схемами, конечно, их модифицируя и адаптируя по ходу? В первом случае ты идешь в мир с широко открытыми глазами, но с относительно пустой головой и углубляешься в изучение сингулярностей, получая массу интересного материала, но без серьезного шанса на построение теории. Во втором случае используешь дедукцию (вывод из общих теоретических положений) и выявляешь существенные общие связи, но рискуешь проигнорировать индивидуальные особенности объекта. Споры по этому поводу уже всем изрядно поднадоели, но они не прекращаются и по сей день. И не прекратятся, покуда существует сама исследовательская практика.
Логика или интуиция
Еще более сложный вопрос: должен ли врач или исследователь в сложных случаях опираться исключительно на логику и рациональные построения или может также полагаться на интуитивные откровения и озарения? Допустимо ли верить интуитивным догадкам, особенно если на кону стоит жизнь человека? Следуя испытанным логическим построениям, ты не открываешь нового, ты лишь тиражируешь ранее полученные результаты, но эти результаты проверенные и относительно надежные. Следуя же интуиции, ты способен открыть нечто новое, но сильно рискуешь, отказываясь от основополагающих принципов выявления фактов и строгих доказательств. Это касается и врачебных диагнозов, и научных исследований. Ибо природа интуиции непонятна, а критерии достоверности здесь размыты. Вдобавок озарения и вдохновения можно прождать очень долго (и оно может в итоге не заявиться), а делать что-то нужно уже сейчас, и готовые схемы у тебя всегда под рукой.
Хаус вновь придерживается радикального решения. Он не просто подвержен озарениям, но свято верит в свою интуицию. Верит настолько, что тут же воплощает результаты озарений в схему практического лечения. И достигает результата – не потому, что у него есть астральная связь с неведомыми силами, и не потому, что он из раза в раз по счастью угадывает верный ответ. Настоящая интуиция – это не простые догадки, это свернутый профессиональный опыт, переносимый из сферы логического в сферу практического, неявного знания. Это продолжение логического, рационального знания иными средствами. Без основательного профессионального опыта не может быть и никакой интуиции, а только лишь гадание на кофейной гуще, что совсем не одно и то же. Если ты веришь именно в такую интуицию, то порою не грех ей и последовать. Но объяснить, как это работает, все равно не сможешь.
Отношения с коллегами
Думать одному или коллективно
У каждого своя голова, и одному думать вроде бы легче. Групповые обсуждения отнимают много времени, способны уводить в сторону, порождают излишние споры, «фонят» из-за стремления участников к самоутверждению и их попыток непременно доказать свою правоту. Но, отказываясь от таких обсуждений, ты значительно сужаешь круг своих знаний и в дополнение теряешь импульсы-раздражители, которые побуждают тебя думать.
Грегори Хаус при всем своем радикальном индивидуализме исходит из принципиальной необходимости диалога. И дело не только в том, что сотрудники специализированы – кто-то невролог, кто-то иммунолог, и у каждого есть более глубокие знания в своей области, чем у других. Главная причина иная: Хаус просто не может работать один. Даже в полном одиночестве он все равно начинает конструировать ситуации диалога, пусть даже с уборщиком или мысленно. Но чаще всего он втягивает в споры своих коллег, в том числе против их воли. И ему требуется не просто набрасывание альтернатив, он получает раздражающие импульсы, возникающие из постоянного отрицания этих альтернатив. Он настоятельно требует, чтобы коллеги перечили ему, не соглашаясь ни с какими доводами, и тем самым подталкивали к новым идеям. При достижении согласия творческий процесс мгновенно останавливается. В этом смысле согласие подобно смерти, остановке сердца. Мышление по сути своей не может не быть критическим.
Интересно, что диалоги с пациентом Хауса, как правило, не вдохновляют. Он испытывает искреннее презрение к этим дилетантам. Более того, он презирает своих пациентов именно потому, что они профессионально не могут ему противостоять. И начинает интересоваться пациентами лишь в том случае, если они начинают ему противодействовать хотя бы на личностном, психологическом уровне, поставляя интересные загадки или порождая стремление разоблачить их вранье.
Опираться на достоинства или на слабости
Управление другими людьми – весьма сложная задача. И чем образованнее и профессиональнее эти люди, тем она сложнее. Поэтому важно понять, как лучше управлять другими профессионалами – упирать на их сильные качества или использовать неизбежные слабости и изъяны. Хвалить и поощрять своих коллег или ругать и всячески их «унасекомливать». Многие убеждены, что критика блокирует творческую деятельность, а отсутствие поощрения не дает людям в должной степени раскрыться. Другие уверены, что поглаживание по головке еще никого не продвигало вперед, а жесткая критика (хотя она может быть и весьма неприятной) худо-бедно продвигала.
И снова у Хауса своя радикальная позиция. Чтобы человек начал критически мыслить, нужно его вывести из равновесия, выбить костыли и подпорки. Поэтому Хаус старательно выискивает изъяны и больные места у собственных коллег, а затем на них играет и постоянно бьет по этим больным местам – временами это начинает напоминать дурную сказку про клавесин с иголками вместо молоточков и кошками вместо струн. Постоянная язвительность и оскорбления с его стороны преследуют явную цель – выбить сослуживцев из благостного состояния и заставить их думать. Для этого он тщательно изучает людей, вплоть до сыскной работы, чтобы получше узнать их больные места и бить по ним еще эффективнее.
Как и большинство обычных людей, все его коллеги от чего-то страдают: Кадди – от бесплодия, Форман – от неудовлетворенных амбиций, Чейз – от осознания, как ему кажется, своей никчемности, Кэмерон – от безотчетной любви к страдальцам, Тауб – от потери некогда любимого дела. Если человек не страдает или причина не очень ясна, то он выводится из игры (так, например, внезапно умирает Катнер).
Хаус отбирает своих соратников из десятков квалифицированных кандидатов. Удовлетворенные собой, люди «без изъянов» сразу же идут на выход. Это касается и ранее отобранных. Например, он выпихивает Формана, одного из ключевых своих коллег, когда тому начинается казаться, что он состоялся. А затем Хаус берет его назад, когда того выгоняют отовсюду и не берут на работу. И делает это Хаус вовсе не из сострадания и не из учета прошлых заслуг, а просто потому, что пострадавший Форман, по его мнению, вернулся в «работоспособное» состояние.
Возможно, кто-то увидит в этом элементы садизма. И с этим трудно спорить. Но в таком поведении содержится и элемент некой целесообразности. Хаус пытается управлять людьми так, как управляют лошадью – через причинение ей боли и дискомфорта шпорами и уздечкой. Эти издевательства производятся Хаусом не из ненависти к окружающим, хотя и в особых пристрастиях к людям его редко можно заподозрить. Он постоянно провоцирует своих коллег, чтобы поддерживать их в хорошем тонусе – чтобы они сопротивлялись, противоречили и перечили ему и никоим образом не говорили то, что от них хотят услышать.
Это очень спорная, но по-своему консистентная позиция. Ее приверженцы считают, что удовлетворенный собой человек и профессионал не может продуктивно работать. Для того чтобы он отдавался делу полностью, нужна агрессивная, кислотная среда. И поэтому Хаус совершенно невыносим, он использует все средства, чтобы постоянно поддерживать интеллектуальное и моральное напряжение, считая, что второе непременно подпитывает первое. Он сам страдает и заставляет страдать других. Похоже, он искренне считает, что не страдающий человек, пребывающий в гармонии с собой, не способен самостоятельно мыслить. Согласны ли мы с такой позицией?
Соблюдать или игнорировать правила
Следующий важный вопрос: должен ли профессионал соблюдать правила, принятые в профессиональном сообществе? Или если ты выдающийся Профессионал, то ты можешь игнорировать эти правила, считая, что тебе все дозволено? Должен ли ты беспрекословно соблюдать закон, даже если он становится досадным препятствием к достижению вполне благородной цели? Например, имеешь ли ты моральное право вторгаться в частные дома без ведома хозяина, даже если твоя цель – оказать действительную помощь этому хозяину? Иными словами, имеет ли профессиональный гений пожизненную индульгенцию на списание всех грехов и санкцию на вседозволенность? В первом случае (соблюдение правил) ты рискуешь остановиться перед бюрократическими барьерами и не решить важную задачу по спасению людей. Во втором случае (несоблюдение правил) ты разрушаешь отношения, на которых строится профессиональное сообщество, т. е. подрываешь свой собственный фундамент.
Как здесь поступает Хаус? Это четко сформулировал его коллега Форман: «Хаус не нарушает правил. Он их игнорирует». Начиная с мелочей (которые на деле не менее важны), Хаус принципиально не ходит по больнице в белом халате. И в самом деле, как следует расценивать эту необходимость хождения в белом халате – это полезное правило или нелепая бюрократическая придирка, свидетельство тотальной чистоты заведения или еще один символ административной дисциплины? И как изменился бы Хаус, если бы надел белый халат, разве он потерял бы свои замечательные диагностические способности?
Понятно, что в реальной больнице такой персонаж не продержался бы и недели. Поэтому конструируется искусственная ситуация – в виде «крыши» со стороны главного врача, которая считает (и не без оснований), что Хаус лучший (даже уникальный) диагност. В итоге для Хауса правила становятся мягкими, а барьеры прозрачными, т. е. решение спорных, в том числе предельных, вопросов отдается ему на откуп. Но симпатизируя в душе этому своеволию Хауса, мы все же понимаем, что вопрос очень непрост, ибо болезнь своеволия заразительна. Если можно одному, то можно и другим. А правила во многом держатся не на формальных инструкциях, а на конвенциях – согласии людей их соблюдать. И если кто-то нарушает конвенцию и к тому же получает на это полуофициальное разрешение, то поддерживать правила становится все сложнее. Трудно локализовать эффекты такого нарочито оппортунистического поведения. Возрастает риск того, что вирус вседозволенности начнет распространяться неконтролируемым образом и судьба всякого порядка окажется под угрозой.