Тяжело дыша через сжатые зубы, Торрес натянуто кивнула не отводя взгляд от двери. Незначительная победа, но достаточно.
Сжимая свои пальцы вокруг ее руки, в объединенной поддержке и предупреждении, Ким медленно поворачивался, чтобы проследить за ее пристальным взглядом.
В дверном проеме стоял Окампа, с руками обвитыми вокруг связки серо-зеленой ткани, его тонкие губы растянулись в теплой но все же так или иначе приводящей в бешенство улыбке. Доктор, вспомнил Ким.
Или по крайней мере дежурный медбрат, нежный голос которого сначала достиг беспорядка из прошлого Кима, чтобы успокоить его неуверенными словами и неестественными предложениями. Как если бы слыша мысли Кима через напряженное расстояние, доктор нашел глаза энсина и явно расслабившись кивнул в теплом признании. “Я надеюсь, что Вы чувствуете себя лучше”, сказал он громко, его голос был медленным и странно склоняемым. “Я знаю, как страшно это должно быть для вас обоих. Я принес Вам некоторую одежду, если Вы захотите переодеться”. Он раскрыл связку ткани в своих руках, как если бы только что вспоминая, что у него было там.
Торрес дрожала в руках Кима. “Почему Вы держите нас здесь?”
Глаза Окампы широко и с удивлением расширились. “Вы не заключенные. Фактически”. Он осторожно двинулся вперед, все еще протягивая одежду. “мы полагаем, что Вы почетные гости. Смотритель послал Вас к нам”. Он смотрел внимательно на Торрес, когда передавал новую одежду через кровать между ними. “Пока Вы не являетесь жестокими, Вы свободны покинуть свои апартаменты”.
Апартаменты. Какое интересное исследование в игре языка, когда комната может переходить от больницы до клетки сдерживания к апартаментам в течении единственного дня. Ким протянул руку, чтобы показать обесцвеченный нарост, замусоривший кожу. “Что случилось с нами? Каковы эти вещи?”
“Мы действительно не знаем”, признался доктор, очевидно смущенный вопросом. Делая над собой некоторое усилие он продолжал, “Вы должны быть проголодались. Вы хотели бы присоединиться ко мне во внутреннем дворе для трапезы?”
Само упоминание о еде ухватилось за живот Кима с голодным рычанием.
Он не ел довольно долгое время, последний раз он только нюхал голографический кукурузный хлеб на семейном пикнике Множества. Взглянув украдкой на Торрес, он увидел ее немного задумчивый и предлагающий взгляд. “Дайте нам минуту, чтобы переодеться”, сказал он доктору.
Окампа приятно кивнул, и отошел назад к двери.
“Я думаю, что он лжет”, сказала Торрес, когда они снова остались одни.
Ким криво усмехнулся, при этом вытряхивая пару свободных брюк и оценивая их размер. “Врет? О чем? Он ничего еще даже не сказал нам”.
“О том, что мы свободны уйти”. Ей удалось сделать это простое заявление похожим на эпитет. Возвращая улыбку Киму, она взяла свою одежду и начала втискивать плечи в длинную тунику.
“Они не знают, что случилось с нами”. Она сделала паузу, чтобы оценить себя строгим взглядом. “Если они не делали этого нам, тогда кто сделал?”
“Возможно никто”. Ким передал ей вторую пару брюк и ждал, в то время как она пыталась их одеть. “Возможно, мы только подцепили что-то”.
Торрес заворчала, что было похоже на рычание клубка животных. “Мне он не нравится”.
Я никогда не говорил, что мне он понравился, подумал Ким. Но он оставил Торрес с ее личными мыслями, когда направился вперед в зал.
Доктор приветствовал их с широкой ухмылкой, но остановил себя не пытаясь прикоснуться к ним. Во вспышке бессмысленной памяти Ким знал, что руки Окампы будут теплыми, и чрезвычайно нежными.
Он с усилием избавился от изображения.
“Я очень счастлив видеть Вас здесь”, уверил их доктор.
Он махал ими вниз на тусклую, неукрашенную прихожею, затем пошел в ногу рядом с Кимом. “Прием посетителей всегда является трудным, независимо от того какими осторожными и умными мы пытаемся быть”.
Ким обменял взгляд с Торрес. Она гримасничала, очевидно, помня то же самое архаичное обращение его к ней. “Если мы не заключенные”, сказал Ким доктору столь дружественным тоном насколько возможно, “мы хотели бы возвратиться к нашим судам и нашим собственным докторам”.
Печальное выражение появилось на лице доктора. “Это не возможно. Вы видите, нет никакого способа добраться до поверхности”.
Торрес сверлила его темным злым взглядом. “Что Вы имеете в виду, на поверхность?” Но Ким видел ответ, как раз когда слова вышли из ее рта, и доктор остался мудро тихим, когда они ступили из тоскливого туннеля в больший свет искусственного дня.
Город протянулся дальше чем Ким мог видеть, изгибаясь постепенно вниз, пока не исчезал за горизонтом, ближе чем поверхностный планетарный горизонт который когда-либо видел Ким. Проходы и аллеи, механизированные лестницы, блестели сзади и впереди между запасными зданиями - как сети, которые прядет паук, антигравитационные платформы, чтобы скрепить утомленное место большого веса камня и земли, которые сформировали небо выше этого. Даже люди, усеивающие сцену, казались усталыми и износившимися.
Они проезжали на скользящих дорожках, как если бы не заинтересованные куда ведут их собственные пути к местам назначения, однородный цвет их одежды, на нечетком контрасте по отношению ко всему остальному городу, тщательно встраивал их в каждое место где либо. Ким задавался вопросом, поможет ли добавление птиц, или деревьев, или травы, или цветов, городу выглядеть более живым.
Вероятно нет. Нехватка духа покоилась в тихом соответствии, с которым Окампа вел об их маленький отряд, выполняя унылые обязанности.
Кроме того, независимо от того, что рисовал бледный, синеватый свет через этот подобный пещере мир, он не был исключительным источником энергии, он вероятно не производил достаточно сияющей энергии, чтобы поддержать рост морских водорослей.
“Мы в метрополитене…” Ким хотел сказать что-то более значащее, но не смог помешать выскочить пораженному восклицанию.
Доктор кивал, очевидно понимание удивления энсина.
“Наше общество является подземным. Мы живем здесь более чем пятьсот поколений.”
“Но перед тем…” Торрес должно быть, услышала ту же самую незаконченную тоску в тоне доктора. “Вы жили на поверхности?”
Он кивнул. “Пока не началось нагревание”.
“Нагревание?” переспросил Ким.
“Когда поверхность превратилась в пустыню, и пришел Смотритель, чтобы защитить нас”. Замыкаясь в себя, доктор ушел к одному из многих движущихся проходов, но остановился поджидая гостей
Он оглянулся, как если бы ожидая, что они будут следовать за ним, и Ким нетерпеливо потянул Торрес за руку. Он жаждал ответов даже больше чем еды, и был рад, когда Маквис пошла без протестов. Доктор улыбнулся, когда они приблизились к нему, затем пошел вперед, глубже в бесплодный город.
“Наши древние книги говорят нам, что он открыл глубокую пропасть в земле”, объяснял он смотря на Окампа расступающихся непосредственно перед его пациентами, “и привел наших предков к этому месту. Он предусмотрел с тех пор все наши потребности”.
Который не включил в это все, больше количества яркости или цвета, подумал Ким. И если бы в городе было больше тишины, то это заставило бы Кима кричать. Наклоняясь мимо Торрес, он попытался заглянуть за самый близкий сводчатый проход, ища некоторые признаки людей, собирающихся, социализирующих, говорящих, и увидел малочисленную толпу Окампа, которая смотрела назад на него с откровенным любопытством. Они прикасались друг к другу и обменивались взглядами между собой, как если бы смакуя ту же самую сплетню и тонкости как любой другой социальный индивид, только тихо. Очень тихо.
“Пожалуйста, простите им.” Доктор двигался перед Кимом с искренним извинением, прогоняя зрителей на их пути. “Они знают, что Вы приехали от Смотрителя. Ни один из нас никогда не видел его”.
Он колебался, так как толпа людей, постепенно заполняла мягко освещенную площадь. Их сопровождающий пересек длинной очередью терпеливо ожидающих Окампа. “О”. Доктор поднялся на цыпочках, чтобы видеть через притихшую толпу. “Я снова потерпел неудачу – произнес испуганный продовольственный фармацевт. Работник сервисного центра должен быть занят в другом месте”. Мягко продвигаясь через цепь людей, доктор поразил Кима чувственным звуком своего голоса. (Пожалуйста, извините нас.) Возможно, тишина в этом подземном городе не была настолько больна для Окампа, в конце концов.
Все люди вокруг них оглянулись, поскольку слова доктора коснулись их. Их бледные лица повернулись к Киму и Торрес, как цветы к отдаленному солнцу. Ким обернулся, они удивленно смотрят с возбужденной улыбкой, он чувствовал себя странно виновным в ихнем внимании. Когда он и Торрес достигли первой линии, доктор обошел вокруг первого Окампа в очереди и открыл безвредный элемент перегородки, таким образом, он мог выдвинуть два подноса сырой, бесструктурной еды. Это мучительно походит на корм для собак, и это не пахло вообще ничем. Ким сморщил нос, но не прокомментировал и передал один поднос Торрес, последовав вперед за доктором к свободному столику.
Подносы, посуда, даже шероховатые насыпи обработанного белка, возможно все были голографическими клонами друг друга, кроме визуального различия между ними.
Торрес нахмурилась на свои помои, как если бы рассматривая возможность заболеть от этого.
“Он также обеспечивает Вашу еду?”
Несмотря на ехидный голос Торрес, доктор Окампа улыбнулся, в то время как он привел их от площади к морю опрятных, серых столов. “Фактически, он делает все. Он проектировал и строил этот город для нас после Нагревания. Пищевые комбайны распределяют пищевые добавки на каждого в равные интервалы”. Он смотрел на свой собственный поднос с задумчивым покачиванием головы. “Это, возможно, не предлагает экзотические вкусы, которые некоторые из наших молодых людей жаждут отведать в эти дни, но это удовлетворяет наши потребности”.
Сказало ли это больше о потребностях Окампы, или о чувствительности их Смотрителя к ним, Ким не хотел об этом думать.