14. Хелен
Еще миля и двое закрытых на замок ворот, и она наконец их увидела — четыре одноэтажных бело-зеленых коттеджа с черными трубами и черепичными крышами, притулившихся на полуострове. Дома смотрителей «Девы» располагались настолько близко к маяку, насколько возможно, но все равно очень далеко, и Хелен всегда казалось, что это так грустно, словно безответная любовь, полное надежды сердце, которое встречает в ответ равнодушие.
Все было будто вчера; словно «Адмирал» еще принадлежал им. Самый большой дом, построенный из соображений практических, а не ради красоты, он напоминал что-то среднее между пансионатом и паромом P&O[9]. Внутри дом состоял из неуютных коридоров и маленьких комнатушек, и эту стерильную атмосферу не могло смягчить никакое количество личных вещей. Зимой в оконные щели проникал холод; рамы закрывались металлическими задвижками, от которых ее ладони все время пахли монетами. Над плитой и над душевой кабиной «Трайдент-Хаус» повесил ламинированные таблички, напоминавшие, что это чужая собственность: «Пользуйтесь вытяжкой» и «Осторожно, горячая вода». В прихожей записка напоминала, что в случае аварии надо звонить 999. Перед домом имелась голая, открытая всем ветрам терраса с бетонным столиком для пикника, а дальше на дверях гаража висело предупреждение: «Не открывать при сильном ветре». И всегда, всегда одно и то же, это однообразие ее убивало. День за днем, недели, месяцы, годы, и только море составляло ей компанию.
Дженни и Билл жили в коттедже «Капитан». Сегодня на асфальтовой площадке перед ним стоял красный хэтчбэк со знаком «Ребенок в машине» на заднем стекле. Хелен подумала, что это уникальное место отдыха, возможность заглянуть в утраченный мир, а печальная слава «Девы» вызывает особый интерес. Вот почему после автоматизации маяков коттеджи быстро перестроили, чтобы «Трайдент-Хаус» мог зарабатывать на них. Она увидела рекламное объявление:
«Узнайте, как жили исчезнувшие с «Девы»!»
В третьем коттедже, «Эконом», жили Бетти и Фрэнк. Фрэнк был первым помощником на башне и служил там дольше всех — когда Артур возвращался на берег, он его замещал. Фрэнк был в отпуске, когда они исчезли. Хелен всегда думала, что он, должно быть, чувствовал себя человеком, на пять минут опоздавшим на самолет, который разбился о гору.
«Командор», последний, должен был достаться Винсу. Он так хотел получить эту работу. И почему у него не вышло, знал только маяк.
«Дева» холодно сияла на горизонте, и Хелен не могла отделаться от подозрения, что башня что-то знает. Знает о ней.
А теперь она смотрела на нее, спокойно обвиняя: «Ты не можешь отрицать правду, Хелен. Ты виновна».
Она дала ему адрес, он выбросил сигарету и повернул голову в сторону багажника.
— Сумки есть, детка?
— Нет. Я на один день. Мне нужно, чтобы вы потом отвезли меня на вокзал.
— Договорились.
Закатное солнце плавилось на горизонте. На заднем сиденье такси Хелен радовалась, что в летних сумерках ее плохо видно. Таксисты Мортхэвена рождались и вырастали в Мортхэвене; они никогда не забывали эту историю, поскольку им все время приходилось рассказывать туристам об исчезновении или о том, как это на них сказалось: где они были, когда услышали о происшествии, кого из сотрудников «Трайдент-Хауса» они возили из точки А в точку Б, кто из друзей дочери был знаком с детьми Уокеров. Она не думала, что после всех этих лет он ее узнает, но все равно ожидала, что незнакомцы будут здороваться с ней, как в прошлом, когда она была миссис ГС, и спрашивать, как дела у Артура, когда он вернется на берег, как она справляется в его отсутствие. В ответ они бы рассказали о своих делах, проблемах. Ее положение жены главного смотрителя было сродни положению священника или хозяина паба, от нее ожидали, что она по умолчанию интересуется жизнями незнакомых людей.
— Вы собираетесь заехать за кем-то? — спросил он с водительского кресла.
— Мы не будем останавливаться, — сказала она. — То есть будем, но на секунду. Я не буду выходить.
Он включил радио. Они проехали мимо церкви с изящным шпилем и ресторанчика контрабандистов, где она, Артур, Дженни и Билл как-то раз ужинали, когда мужчины были на берегу. После бутылки вина Дженни плакала и говорила, что Хелен повезло, что у нее нет детей, их так сложно воспитывать, когда ты в стесненных обстоятельствах и совсем одна; Билла отругали, а потом Дженни стошнило в туалете, и они ушли. Они проехали мимо отеля, парка и террас. Вот уже девятнадцать лет Хелен каждый раз приезжала по этому адресу, когда была в этих краях, — ритуал, который она совершала, хотя ни разу не заходила внутрь. Однажды она соберется с мужеством и подойдет к двери.
— Здесь, — сказала она. — Притормозите в любом месте.
Преимущество позднего вечера — возможность заглянуть в окна, золотые квадраты, в которых сияет жизнь.
— Что вы хотите делать? — спросил он. — Мне выключить двигатель?
— Все в порядке. Не надо.
Только этот дом был не освещен. Может быть, Дженни ушла или она здесь больше не живет. При мысли о том, что она больше не сможет связаться с Дженни, Хелен запаниковала; при мысли о невозможности излить на бумагу все то, чем она могла поделиться с этой женщиной, об их возлюбленных и утраченных; за двадцать лет брешь между ними стала непреодолимой.
Дженни думала, что может полагаться на жену ГС. Почему бы и нет? Доверие — это основа работы Хелен. Это ее роль — оказывать поддержку, наливать напитки, держать за руку, утирать слезы в трудные моменты жизни, потому что она все понимает, она все может, ей не все равно. Она знала, когда погладить по руке со словами: «Все хорошо, милая, это не навсегда, он вернется, не успеешь ты и глазом моргнуть», и как смягчить одиночество, ведь оно — ее друг и она знает все его хитрости и уловки.
Вместо этого Хелен обманула ее.
— Ладно, — сказала она водителю, — можем ехать.
— Все?
— Да. Я готова возвращаться домой.
Поезд опаздывал; под усыпляющий стук колес она дремала до Труро. Ей снова снилось, что она идет за ним в толпе, видит его затылок, но, когда он поворачивает голову, оказывается, это другой человек. В урывках сна ей виделись его глаза, они смотрели на нее из-под воды или при свете дня, он сидел на кухне напротив нее или на краю постели, наблюдая за тем, что она делает.
15. Хелен
Вы хотите знать, почему я не разговариваю с Дженни Уокер. Вернее, почему она со мной не разговаривает. Хотите знать правду? Вы говорите, что да, но вам ведь так хорошо удаются выдумки. Признаю, что ваши романы — не мой жанр. Я не читала ни одного, хотя знаю, что в «Призрачном флоте» рассказывается о братьях на плавучей казарме, да; один мой друг зачитывался этой книгой, когда она только вышла.
Хочу сказать кое-что и не показаться грубой. Альфа-самцы, драки, сплошной тестостерон. Если вы хотите написать очередную приключенческую историю, честно говоря, сомневаюсь, что то, что произошло между мной и Дженни, будет иметь для вас значение. Кто знает, что имеет значение? С годами я чуть не сошла с ума, задавая себе этот вопрос. Что, если Артур и остальные исчезли из-за того, что между нами было?
Для начала, я никогда не думала, что выйду замуж за смотрителя маяка. Я знала, что есть люди, которые этим занимаются, но для меня это всегда казалось чем-то маргинальным, работой, за которую берутся, если не могут вписаться в общество, и, как оказалось, я была права. Для нее нужен особый склад характера. Все смотрители маяков, которых я знала, имели кое-что общее между собой — и это умение хорошо себя чувствовать в одиночестве. Артуру было хорошо самому с собой. Я думала, что это очень привлекательная черта, и до сих пор так думаю. Ты можешь приблизиться к такому человеку, но у него внутри все равно есть что-то, о чем знает только он. У моей бабушки была поговорка на эту тему. Никогда не выдавай все карты, оставь что-то при себе. Не думаю, что Артур раскрывался перед кем бы то ни было, даже передо мной. Такова его природа.
Не уверена, что его можно назвать одиноким. Как я уже говорила, ему было хорошо с самим собой, и это не то же самое, что одиночество. Быть наедине с собой не значит, что вы одиноки, и наоборот; вы можете быть в обществе многих людей, разговаривающих, сплетничающих и жаждущих вашего внимания, и при этом вы будете самым одиноким человеком в мире. Конечно, на маяке Артур никогда не было одинок. В этом я уверена. Люди задавали мне этот вопрос: неужели ему не было там одиноко? Но нет, никогда. Если уж на то пошло, я бы сказала, что он был одинок здесь, на суше.
Если посмотреть на это под таким углом, неудивительно, что я совершила ошибку. Я не оправдываю это, и Дженни тоже не стала бы. Но нет просто белого и черного.
Я не уверена, что Артур вообще хотел возвращаться ко мне домой. Когда он сходил на берег после смены, я видела, что стоит ему выйти из лодки, как он начинает скучать по маяку. Скучал не по тому месту, он скучал по ней. Жизнь на суше была не для него.
Конечно, то, что мы пережили с Артуром, тоже внесло свой вклад. Я много чего перечувствовала, и мне было сложно все это принять. Я винила Артура. Он винил меня. Мы винили друг друга, но когда такие вещи происходят, нет смысла кого-то винить, не так ли? Просто нет смысла.
Я так злилась, когда он исчез. Из-за того, что он нашел выход для себя. У него не было права так поступать, просто однажды взять и уйти без единого слова. Он всегда говорил, что я сильная, и я сильная, но иногда я думаю, что мне не следовало давать ему это понять.
Когда Артур получил место на «Деве», я подумала, что вот оно, счастье. Башня сделала его счастливым, и я решила, что мы с ним тоже заживем счастливо. Артур был доволен, потому что для него она была лучшим в мире маяком. Он работал на «Волке», «Епископе», «Эддистоуне», «Лонгшипс», на всех главных морских станциях, но к «Деве» его влекло сильнее всего: большая, старомодная — о таком маяке он мечтал в детстве. Артур говорил, что настоящий маяк — это морская башня. Мальчики не мечтают о маяках на суше, правда? Они мечтают о лодках, несущихся по волнам, пиратах и приключениях, дружбе и свете звезд.