Смотрители маяка — страница 33 из 39

Эту версию забыли, как и многие другие. В то время было множество предположений. Ходили разные слухи, люди распространяли всевозможную чепуху, и через некоторое время стало вообще непонятно, чему верить. Например, моток веревки, пропавший из кладовой. «Трайдент», конечно, все отрицал, хотя их следователи много лет спустя подтвердили, что это правда. Я знаю, что это согласуется с версией Хелен: их унесла волна, а веревку кто-то бросил на помощь… Может быть. Но я думаю, что этот Сид удушил их всех веревкой.

Я уже вам рассказывала, как это было и как Винни оказался в гуще событий. И когда Эдди сделал это с Реджи, Винни был в ярости. Он сказал, они ему покажут. Никто не собирался трогать собаку. Просто неудачное место, неудачное время. Они решили это внезапно, просто под влиянием момента, и это была плохая идея. Они просто хотели вломиться в квартиру Эдди. Они не знали, что у него есть шестилетняя дочь. Но потом она вышла в коридор в пижаме, начала плакать и разбудила Эдди. Кто-то ляпнул: «Пусть она заткнется, пусть она заткнется». Потом Эдди наткнулся на нее и подумал худшее, выхватил нож, и тут началось.

Эдди зарезал Реджа. Редж умер на руках у Винни. Винни, должно быть, обезумел, потому что это была его идея, и вот чем дело кончилось; они не знали о девочке, и это была его вина тоже. Он взбесился. Все они. Потом они услышали, что снаружи лает собака. Уверена, Эдди пожалел, что в ту ночь посадил свою немецкую овчарку на привязь. Винни сказал, у нее был больной нос и выдранные клочья меха. Не он придумал сжечь ее, это был кто-то другой, но никто ничего не соображал, повсюду была кровь, Редж мертв, в общем, они это сделали. Они связали Эдди и заставили девочку смотреть, как ее собака сгорает заживо. Эдди видел, как она смотрит на собаку.

Винни решил прийти туда. Пусть даже это была не его идея — то, что они натворили, он не был трусом, хоть про него можно сказать разное. Он взял вину на себя — ему было нечего терять, у него не было семьи, он уже сидел, почему нет. Как я сказала, если он кому-то был предан, то до конца. В конце концов, это была всего лишь собака; ему дали пару лет, потом выпустили. Но костер — это серьезно, да? И заставить девочку смотреть на все это. Да, это серьезно.

Люди могут говорить о Винни что угодно, и, наверное, у него была темная сторона. Как у всех нас, да? Если на человека слишком сильно давить, если что-то заставит его потерять голову… Все, что я хочу сказать, мы же все такие?

После того как Редж умер, Винни решил поменять жизнь. Это была последняя капля. Он захотел стать лучше и знал, что может. Я это тоже знала.

Вот, смотрите. Винни написал это стихотворение в последнем письме. Можете сделать любые выводы. Когда «Трайдент» спросил меня, получала ли я что-то от Винни во время последней смены, я сказала «нет». Я знала, что иначе никогда больше не увижу это письмо. Но идут годы, и я все больше сомневаюсь, что это написал Винни. Он сочинял стихи, он любил слова. Он думал, что поэзия помогает ему выглядеть мягче, но как человек без образования может излагать на бумаге такие вещи?

Дело в том, что это совсем не те стихи, какие он обычно писал. Не могу объяснить. Просто это не в его стиле. Время от времени он присылал мне любовные стишки, но вы бы их не оценили. Это совсем другое. Он сказал мне, что много разговаривал с ГС о поэзии. Я думаю, это сочинил Артур, а Винни записал. Не знаю, я просто предполагаю.

Винни всегда знал, что прошлое поймает его в ловушку. Он думал, что, как бы он ни старался, прошлое всегда будет поджидать его. Так и случилось, и это очень грустно. Оно и правда ждало его. У него были маяки и море, он думал, что сможет освободиться. Как птица в клетке, ей хорошо, пока она там, но, когда ты выпускаешь ее на волю, сразу понятно, чего ей не хватает. Она понимает, что не создана для этого, и крылья не держат ее.

46

(без адреса)

10 сентября 1992 года


Уважаемый мистер Шарп,

Благодарю вас за письма от 12 июня и 30 июля. Приношу извинения за задержку с ответом. Период работы в «Трайденте» во время исчезновения на «Деве» — трудная тема для меня; это дело долго давило на мою совесть, из-за чего я сначала задержался с ответом, а потом все-таки написал. Тайны узкого круга не могут оставаться тайнами вечно.

Да, организация действительно знает, что случилось со смотрителями. Это известно лишь нескольким людям, и я не могу представить, чтобы они решили сделать это достоянием общественности.

То, о чем расскажет ваша книга, станет теорией, как и остальные, и не получит ни подтверждения, ни опровержения от тех, кто мог бы это сделать. Я дам вам ответы, но только при условии соблюдения строжайшей тайны.

В то время мы не распространялись об исчезновении. Меня нанял один из старших сотрудников, и мне было приказано, мягко говоря, быть глухим и слепым ко всему, чему я стану свидетелем. Все это нельзя было вынести наружу. Даже после увольнения из «Трайдент-Хауса» я больше не хочу видеть маяки.

У «Трайдента» есть версия случившегося, основанная на уликах, которыми они поделились с общественностью. Фактически они обвинили во всем временного помощника смотрителя и до сих пор придерживаются этой версии. Они никогда не скажут правду. О том, что причина произошедшего не снаружи, а внутри, в природе самой профессии.

Семьям рассказали не все. «Трайдент» проделал тщательную работу — снятие отпечатков пальцев, психологические оценки, изучение журнала погоды. Все эти улики указали на другого злоумышленника. Все эти вещи трогал последним один смотритель. Тот же самый смотритель писал в журнале странные вещи, и эксперты определили, что у него было изменение личности в сочетании с посттравматическим стрессом и депрессией. Они считают, он в приступе ярости убил остальных.

«Трайдент» никогда не откроет это, потому что они очень ценили Артура Блэка. Он был на очень хорошем счету — лицо организации, пример, как они заботятся о людях. Главные смотрители — основное богатство «Трайдента», они никогда не назначат человека ГС, если не испытывают к нему высокую степень доверия. Признать, что он виноват, — это бросить тень позора на то, что сегодня считается романтическим образом жизни.

У следователей есть две версии, почему Артур Блэк это сделал. Одна связана с временным помощником: Винсент Борн прятал на башне деньги, Артур их нашел, хотел украсть, избавиться от остальных и сбежать. Звучит натянуто? Возможно, но не более чем множество других объяснений, возникших за эти годы. Вторая — Билл Уокер имел любовную связь с женой Артура Хелен. Мотив очевиден.

Но я никогда не считал, что какая-то из этих версий верна. Я думаю, что жизнь на маяке просто выпила из Артура самое лучшее. Я бы не смог делать эту работу. А вы?

Я надеюсь, что вышесказанное будет полезным для ваших исследований, и полагаюсь на то, что вы сохраните мое имя в тайне.

Искренне ваш, (подпись)

47. Сигнал

Вот море. Разговор о нём.

И незнакомец. С ним вдвоём

Искали взглядом вдалеке

Чернеющий оскал легенд.

Потери, скорбь и теплота.

Он так мечтал, чтоб я тогда

Вернул ему, вернул с лихвой

Минут встревоженных покой.

Я утопал, но плыл на свет.

Огонь мерцал — почти ослеп.

Далекий берега скелет

Мне был теперь почти что склеп.

Вдруг в этой страшной глубине

Попало в руки сердце мне.

Унылых волн знакомый вой

Завлёк и стал моей судьбой.

Тот жар внутри нашёл свой путь,

Возникло имя по чуть-чуть.

Всё тлело, стало так легко.

И не осталось ничего[15].

XI. 1972. Хранители света в глубине

48

По пятницам он навещал птиц — каждую пятницу еще до рассвета. Он взбирался по холму — в темноте это было трудно, — и открывал калитку. Звук отодвигаемого засова — клац! — действовал, как чирканье спички, солнце понимало, что пора вставать. Солнце говорило: пришел Артур, он зажег свечу, пришло время.

Опасная тропинка, если не знать дороги. Его подстерегали ямы и рытвины, голые ноги царапала высокая трава, выцветшая и высохшая за долгое жаркое лето. Он бы предпочел надеть штаны, но отец говорил, что они не для этого; штаны — для школы.

На уроках миссис МакДермотт все время бранила его: «В каком ты виде, Артур Блэк; тебя как будто протащили сквозь изгородь». Иногда, торопясь в школу и забыв завязать шнурки, он падал и царапал коленки, или ветка дерева оставляла дырку в его пиджаке. Порой на ботинке оставались пятна от птичьего дерьма. Дети прозвали его птенчиком. Он не возражал. Быть высоко над морем под сенью балок, где кричат чайки, — это все, о чем он мечтал, та разновидность спокойствия, к которой он стремился.

В обед, пока мальчишки бросались друг в друга заварным кремом и заталкивали печеные бобы в нос, Артур думал о птицах. На спортивной площадке, когда Родни Карвер швырял ему мяч для регби и шипел: «Давай же, тощая девчонка», — он представлял себе, как они слетают с холма и тучей набрасываются на Родни и на деспотичного учителя физкультуры, чьи бледные веснушчатые безволосые ноги напоминали Артуру остатки свиной кожи после воскресных обедов, которые готовила мать.

В обществе птиц он не был одинок. Иногда он рисовал их, наблюдая за неуклюжими столкновениями их тел, дрожащими перьями, кучками фекалий на деревянном полу. Пахло старым заброшенным буфетом и немного мясным фаршем. Однажды отец повел его на холм со словами: «Пойдем, балбес, хочешь посмотреть на кое-что интересное?» — и показал ему голубятню. «Они выздоравливают, — сказал отец, — а потом улетают». Никто не знал, почему птицы падают с неба. Артур находил их, бьющих крыльями по земле, на крыльце или под тисами в саду. Отец будил его по ночам: «Смотри, парень, только тихо, тихо, смотри…» Загадка в сложенных ладонях отца — трепещущее тельце, уязвимое и нежное сердечко.