КОНСТРУКТОР ИВАНОВ
На одном заводе было что-то с планом. Нет, его выполняли. Но! Почти! Почти по всем показателям, кроме плана по сбыту.
Делал завод одну вещицу. Для дома и семьи. И не одну, а столько, сколько было запланировано плюс на несколько штук больше. Нет, теоретически вещь в хозяйстве нужная и даже очень. Только вот получалась она несколько тяжеловатой, несколько высоковатой и дороговатой. И плана нет. По сбыту. Не берут и все. Мимо проходят, а покупать не покупают. Месяц не берут, два не берут… На третий — вызывает директор к себе главного инженера.
— Иван Иванович!
— Слушаю вас, Василий Васильевич.
— У тебя вещица наша в доме есть?
— Нет!
— Почему?
— Э… — хотел было главный инженер долго и умно объяснять, но директор хлопнул рукой о стол и сказал:
— Не надо разговоров. Надо купить!
Главный инженер — не директор. Как отказать? Купил. Купил и вызывает на следующий день к себе главного конструктора. Тот только дверь в кабинет открывает, а главный инженер ему:
— У тебя вещица наша есть?
— Нет! — отвечает главный конструктор.
— Почему?
— Я что — дурак, по-вашему, что ли, — возмутился главный конструктор. — Она же…
— Не надо, — поднял главный инженер на него глаза, — не надо объяснений. Купить!
Купил главный конструктор вещицу. Пока в сарайчик поставил. Купил и вызывает к себе начальников отделов.
— А есть, — говорит, — у вас в доме паша вещица?
— Нет! — дружно отвечают начальники отделов.
В общем, в этом месяце завод план выполнил и по сбыту тоже.
На следующий месяц главный конструктор в сарайчик вторую вещицу поставил. Поставил и задумался, прикинул площадь сарайчика и загрустил. Ну, парочку месяцев он еще выдюжит. А дальше?.. Ведь деньги плачены и не малые. Им самим, из собственного кармана.
Сидит в кабинете, чуть не плачет.
Стук в дверь.
— Войдите! — кричит. Входит конструктор Иванов. Не бритый, костюм мятый, глаза красные.
«Наверное, в отгул, за свой счет, проситься будет», — главный конструктор недовольно полагает.
— Петр Петрович, — говорит Иванов. — Я вот тут третью ночь не сплю. Думаю все.
— Как так, Иванов, почему? — удивляется главный конструктор.
— Да на новом месте всегда поначалу не спится.
— Ты что же, квартиру новую получил?
— Да нет, в своей спать негде. После того, как еще одну вещицу купил, жена у матери ночует, детишек родственники разобрали. Я — в отделе.
— Да, дела! — вздыхает главный конструктор.
— И я к вам по делу, — обрадовался Иванов. — Третью ночь не сплю. Думаю все. Вот предлагаю. — И чертежи протягивает. — Вещица наша. Легче, дешевле, а главное, — облегченно вздыхает, — меньше.
В общем, на одном заводе было что-то с планом. Но…
Впрочем, на нашем заводе с планом все в порядочке. И по сбыту тоже.
Иванов ночует дома.
КАБЛУК
— Можно вас? — услышал я за спиной неуверенный голос. — Не помешаю?
«Помешаешь», — подумал я, так как именно в это время решал дифференциальное уравнение четвертого порядка.
— Ну, что вам? — оборачиваюсь и вижу: стоит дядя в замшевом пиджаке и кирзовых сапогах. Около него валяется большой грязный мешок, набитый чем-то доверху.
— Вот принес, — говорит дядя, широко улыбаясь.
— Что это? — интересуюсь я и тоже улыбаюсь.
— Каблуки!
— Какие каблуки? При чем здесь каблуки? — Удивляюсь. Ничего не понимаю.
— Какие? — Дядя начинает развязывать мешок. — Известно какие. Высший сорт.
— Это ты брось! — соскакиваю со стула и мешаю развязывать мешок. — Я тут при чем?
— Так к вам приказали обратиться!
— Кто?
— Вахтер внизу! А потом это, — он бросается к моему столу, и хватает табличку, стоявшую на ней. — Вот, я сразу заметил. — Он ставит на место табличку и снова начинает развязывать мешок. — Так что принимайте.
Рассматриваю табличку. «Тишкин А. Г.» Все правильно, Тишкин — это я. А дальше. Я замираю от ужаса: «Старший инспектор по приемке каблуков». Да, все верно. Когда-то я и в самом деле принимал каблуки.
Дядя между тем мешок уже развязал и залез в него с головой. Наверное, ищет свой лучший экземпляр.
«Надо его кому-то сплавить». Тороплюсь.
«Жукову?» Так он на курсах филуменистов. Зуев и Сидоров — на семинаре «Живопись и дети». Иванов — на курсах эсперантистов.
«Стоп! — осенило меня. — Прошечкин. У него завтра курсы по рыбоводству начинаются. Так что он здесь».
— В общем, так, гражданин, — хватаю его мешок и тащу к дверям. Дядя за мной. — Сейчас скажу, куда вам. — Дядя хватает мешок и тащит его обратно. — Вы что, глупый? — возмущаюсь я. — Не хотите сдавать каблуки?
— Хочу! — возражает дядя.
— Тогда слушайте… Сейчас пойдете по коридору, третья дверь налево…
«Нет, все-таки занятия прикладной математикой делают ум изобретательным», — думаю я, закрывая дверь за дядей.
Проходит ровно пятнадцать минут. Вдруг дверь с шумом открывается. Врывается Прошечкин, а за ним дядя в замшевом пиджаке и кирзовых сапогах.
— Нет, ты посмотри какой каблук, — опять начинает песню дядя. Он извлек его из мешка и вертит перед самым моим носом.
Я присмотрелся и — мать честная! Это надо же! Ну, точь-в-точь такой же на моем правом ботинке. Старом. С левого каблук уже год как потерял, и теперь ботинки пылятся где-то в кладовой.
— На́ тебе два рубля и вываливай сюда, — говорю я дяде.
— Два рубля? За такой каблук? Не отдам ни за что.
Он начинает рыться в мешке.
— Ты смотри, какой товар! И все согласно ГОСТу. — Он преданно на нас смотрит, но у меня денег больше нет.
— А! — не выдерживает Прошечкин. — На! — Он протягивает дяде три рубля и тридцать копеек…
Домой я летел, как на крыльях.
«Завтра же записываюсь на курсы по приемке каблуков. Я вам покажу прикладную математику, — грозился я, сам не зная кому… — Ученье свет».
БАСНИ
Константин Берегов
БАБОЧКА И ЖУК
Резвушка-Бабочка сидела на заборе
И, шевеля роскошным крылышком слегка,
О чем-то думала. И вскоре
Увидела внизу изящного Жука.
Хоть и сама она красавицей слыла,
Но тут от восхищенья замерла.
Жук полз, кивая головой любезно,
Его блестящая спина
Была черна,
Как бездна…
У Бабочки и волю и движенья
Сковал какой-то сладостный испуг:
— Ах, — вскрикнула она, — вот если б этот Жук
Мне сделал предложенье,
Была бы я счастливей всех подруг!
Но рядышком присевшая Пчела
Сказала Бабочке:
— А ты узнай-ка лучше,
Где этот Жук
проводит вечера.
— А где?
— В навозной куче.
Да, Бабочки, избрать дружка
Сложней,
чем подобрать обновку.
Иная увлечется лакировкой —
И выберет…
навозного жука.
ГУСЬ-ХВАСТУН
На птичий двор с прогулки возвратясь,
Гусь начал важничать, хвалиться. —
Я всесторонне развитая птица,
Какой весь свет не видел отродясь.
Я все могу, что захочу:
И бегать по земле, и плавать я умею,
Задумаю, так полечу —
На это крылышки имею.
И спеть могу га-гармонично!
И оперение мое довольно симпатично.
А вот, к примеру, индюки —
Так все сплошные дураки,
И куры — тоже дуры…
— Постой, хвастун, постой, —
Гуся оборвала Хохлатка. —
Ты призови себя к порядку.
Чего ты хвалишься собой?
Умеешь бегать, говоришь?
А сможешь ли догнать хотя бы Мышь,
А убежишь ли от Лисицы?
А так, как Голубь, полетишь,
Хоть он и не из быстрых птиц
(Быстрей летает Сокол)?
А плавать? Можешь ли, как Окунь?
Теперь скажу о пенье:
Чтоб выслушать твое «Га-га»,
Большое надобно терпенье,
Приятней слушать даже Петуха…
Итак, коль разобраться строго,
Ты хвалишься, а между тем
Владеешь многим понемногу,
А в совершенстве-то ничем!
ШЛЯПА И БАШМАК
Мужская Шляпа с дамским Башмаком
Негромкий разговор вели в прихожей.
— Признай, Башмак, что жребий твой ничтожен.
Я б в положенье унизительном таком
Не прожила бы и мгновенья:
Хозяйка трет без сожаленья
Твою подошву о паркет, асфальт…
Тебя, Башмак, мне жаль!
То ль дело я! Своим велюром
Густую покрываю шевелюру.
Хозяин мой из тех мужчин,
Которым жалован высокий чин,
А я на голове его.
И, стало быть, я — выше!..
Но Шляпу тут прервал Башмак:
— Потише!
Чего расхвасталась ты так?
Не замечаешь ты, зазнайка,
Что твой хозяин и его высокий чин
И ты же, Шляпа, иже с ним,
Под башмаком моей хозяйки!
КОРОВА И СЕДЛО
Корова в стаде на лугу
Подруге говорила:
— Похвастаться могу,
Какую я вчера диковину купила —
Сила!
Сто семьдесят целковых отвалила!
Зато уж вещь. Такую никому
Из вас иметь не приходилось. М-му!
Подруге любопытно:
— Что мычишь?
Скажи-ка лучше, купила что ты?
— Скажу, коль любопытством ты горишь.
Седло ненашенской работы!
Такое, знаешь ли, под цвет волны,
Прошито строчкой необыкновенной,
А кожа на заклепочках стальных
И стремена из полиэтилена.
— М-м… Говоришь, отличная работа?
Быть может… но одно я не пойму:
На что сдалось тебе седло-то?
— Да что ж тут не понять?
Стремлюсь от жизни не отстать!
Ведь жизнь, как парус на ветру,
За ней попробуй угонись-ка!
Мои соседи по двору
Кобылы Сивка с Лыской
Давно уж седлами обзавелись.
А что я, хуже?
Нет, шалишь!
Гонясь за модой,
Нельзя пренебрегать природой,
Не зря о вещи родилось присловье:
Она подходит,
как седло корове!
ПРИГЛАШЕНИЕ К СТОЛУ
Козленок взрослым стал козлом:
Бородка клинышком, рога загнулись лихо.
В ту пору старая Козлиха
С седым Козлом-отцом
Уселись, вечерком решать,
Кого на свадьбу к сыну приглашать.
Был назван гостем непременным
Начхлева — пожилой Бугай,
За ним Осел — завскладом сена,
Потом дворовый пес Пугай,
Который вот уж третий год
Всю бдительность былую потерял
И в коллективный огород
Козлиху иногда пускал.
Был гостем назван Гусь знакомый,
Хоть польза от него невелика,
Но он был писарем в Дворкоме,
А там нужна своя рука.
В число гостей попал Петух.
Хоть был он драчуном и забиякой,
На свадьбе мог затеять драку,
Зато служил в конторе «Козий пух».
Когда же список огласили,
Воскликнул молодой Козел:
— Что за мура?
Вы главных-то моих гостей забыли —
Козлят с соседнего двора!
Коза
Большие сделала глаза:
— Козлята эти нам к чему же?
— Ну, как к чему? Они мои друзья,
Я с ними чуть ли не с рожденья дружен.
— Э-эх, сынок,
Какой же в вашей дружбе прок!
Получишь ли от них хоть шерсти клок?
ЖЕРТВА МОДЫ
В квартире у Зайца семейное лихо:
Все нервы издергала Зайцу Зайчиха,
Знай, голосит, уши вытянув в стрелки:
— Какая шикарная шуба у Белки!
Что делать? Бедняга пошел на уловки:
Он кроликам продал запасы морковки,
Свой отдых и свой рацион сократил,
На модную шубу деньжат сколотил.
Зайчихе, конечно, отрадно и любо,
Напялила к вечеру беличью шубу
И в перелесок пошла погулять —
Взглянуть на других и себя показать.
И вдруг (о, коварство!) в кустах краснотала
Она молодую Лису увидала!..
Зайчиха, кусая пушистые губы,
Цедила сквозь зубы:
— Вот шуба, так шуба!
И снова для Зайца настала пора —
Хоть умирай, хоть беги со двора.
Зайчиха не пьет и не ест и не спит,
С утра и до вечера слезно вопит:
— Шубу подай мне, как у Лисицы, —
И глазом раскосым на Зайца косится.
С этой поры поседевший Косой
На веки веков потерял свой покой:
А если Зайчихе случайно приснится
Бобриха иль выдра, иль, скажем, куница?
А вдруг где-нибудь попадется тигрица?..
ИНОЙ ТАЛАНТ
В краю Чижей, Стрижей, Дроздов
Одной строительной конторой
С названием «Стройптичгнездо»
Пять лет руководил Медведь матерый.
Дела в конторе шли ни валко и ни шатко,
То там просчет, то тут изъян.
Частенько недовыполняли план,
Короче — мало было там порядка.
Мне как-то жаловался Чиж:
— Вот ты поди ж!
Медведь-то наш отъявленный бездельник,
Слоняется по лесу целый день.
Погреется на солнце, ляжет в тень,
А то залезет в можжевельник
И лижет шишки там. Лишь вечером
Придет на стройку грузною походкой,
Чтобы в Главлес отправить сводку
И до своей Медведихи — бегом.
И вообще, что из Медведя за строитель?
А вот поди же ты — руководитель!
— Ты, Чиж, Медведя не хули, —
Как будто выросши из-под земли,
Вмешалась в разговор Сорока, —
Медведь — талант, каких не так уж много,
Ведь далеко не каждый в жизни
Способен, если здраво рассудить,
Ни бе ни ме в строительстве не смысля,
Пять лет строительством руководить.
Тут нечему особо удивляться —
Не одного такого знает свет.
К работе у него таланта нет,
Но есть талант приспособляться.
ВЕРБЛЮД И КОНЬ
Верблюд зашел однажды в зеленя
И с завистью воззрился на Коня:
— Какой красавчик этот Конь,
Как складно он устроен —
Осанист, гладок, строен.
И взгляд — огонь!
А вот меня коварная природа
Зачем-то создала уродом:
Немилость проявив ко мне,
Мохнатый горб привесила к спине.
И тут Верблюд истошным ревом разразился
И, морду вверх задрав, взмолился:
— О, боже, сделай так, чтоб у Коня
Такой же вырос горб, как у меня!
Услышал Конь:
— Мне странно, брат,
Какую же коры́сть ты с бога тянешь?
Ну, скажем, буду я горбат,
Но ты от этого прямым не станешь!
ПТИЧИЙ ПЕРЕПОЛОХ
Грачей видали вы в полях и огородах?
Ну что плохого скажешь о грачах!
Вот разве громко покричат,
Но такова уж их порода.
И все ж, недаром говорят,
В семье не без урода.
Однажды два Грача
Травы ль дурной какой хватили
Или чего напились сгоряча,
Но бед немало натворили:
У Ласточки разрушили гнездо
И пух по ветру раскидали;
Двух пожилых Дроздов
В Кротовую нору загнали;
У Пеночки разбили пять яиц
И что-то там еще понатворили…
И вот — переполох средь птиц!
Сороки первыми заговорили:
— Грачи-то нынче каковы!
Совсем переродились.
Ни червяков уж не едят и ни травы,
Все в хищных ястребов, злодеи, превратились!
Страх обуял Дроздих, Скворчих,
Грачей обходит стороною Аист…
А что ж Грачи?
Как были, в основном, грачами и остались.