– В любом случае нам нельзя больше отсиживаться. Все отряды уже разошлись по маршрутам. Нам дорога каждая минута.
Моусон направился в домик. Он скинул капюшон и меховую шапку, прошел через кухонный уголок, успев поинтересоваться у повара, что на ужин, и оказался в общей жилой комнате. Под потолком сушилась одежда полярников, на деревянных двухъярусных кроватях, прикрывшись пледами, спали двое. Дуглас потоптался на дощатом полу, вглядываясь в уставшие лица товарищей. Наконец, он решительно подошел к одному из них – смуглому остроносому парню и негромко позвал:
– Ксавьер, дружище, проснись.
– Ох, Дуглас, как ты не вовремя, – с трудом открыл глаза парень, – мне снилось, как мать встречала корабль на пристани. А сколько было народу!
– Так и будет, Мерц, так и будет, – улыбнулся Моусон, – осталось выполнить намеченное, не зря же…
– Да, Дуг, нет от тебя покоя, – прогремел откуда-то сверху басистый голос, и свесились приличного размера ноги в вязаных носках.
– Ты разбудил беднягу Нинниса, – хихикнул Ксавьер.
– Друзья мои, – начал Моусон, – погода портится… Проклятая пурга! Мерц должен срочно передать радиограмму, ты, Ниннис, проверишь метеорологическое оборудование и поменяй регистрационные катушки самописцев. А ваш покорный слуга снимет результаты магнитных измерений.
Ниннис спрыгнул со своей койки, сотрясая стены и пол хижины. По сравнению с Моусоном и Мерцем, он выглядел настоящим великаном – все шесть футов роста, а то и больше, дюжая сила в крепких руках, волевое лицо, привыкшее к тяготам походной жизни.
– Лейтенант Ниннис, вы так всю станцию разнесете, – пошутил Мерц.
– Вам, швейцарцам, не угодишь, – улыбнулся широкой улыбкой здоровяк.
Все рассмеялись. Дуглас похлопал Нинниса по плечу. Лейтенант подмигнул товарищам и натянул теплую куртку. На мгновение его лицо погрустнело. Моусон знал – Ниннис Белгрейв скучал по невесте. Она осталась в туманном Лондоне, где нет снежных бурь и вечной зимы.
Моусон вышел из хижины. В ярдах восемнадцати из снега торчала метеорологическая будка для измерений. Из сарая выскочил рыжий пёс и, приветливо виляя закрученным хвостом, затрусил к Дугласу.
– А-а, бродяга Рэд, – ласково потрепал его начальник экспедиции, – ну, что завтра в путь?
Пёс прижал уши и насторожился. Из кладовых появился Уве. Он поставил рюкзак с провиантом на снег и поднял голову к потемневшему небу. Густой синий вечер в одно мгновение окутал все вокруг. Яркие зеленоватые огоньки растеклись по небосводу, всколыхнулись и задрожали неуловимой тенью, выбрасывая малахитовые сполохи.
– К чему это, – пробурчал Уве, – неужто…
– Полярное сияние, даже ветер стих, – задумался Моусон. Он, не отрываясь, смотрел на это море звезд в холодном сверкающем ореоле. Сполохи гасли, возникали вновь причудливыми образами и формами. Всё это великолепие вспыхивающих небесных волн наконец приобрело очертание прекрасного женского лица до того совершенного, что Моусон зажмурился. Уве усмехнулся и с прищуром посмотрел на Дугласа:
– Осторожней… Она может свести с ума.
– Кто? – удивился Моусон. – Ты тоже ее видел?!
– Ледяная дева, кто же еще! Я провел на Южном полюсе в общей сложности пять лет. Я не ученый и не геолог, но повидал много на своем веку. Лучше забудьте, мистер Дуглас, не берите в голову, много чего померещится.
Моусон промолчал. Глаза затуманились разноцветными разводами, в груди перехватило дыхание. Видение исчезло. Рэд стал с опозданием безудержно лаять на полярное сияние. Из-за снежной сопки появились Мерц и Ниннис.
– Что случилось, старина Рэд? Ты решил разобраться с самими небесами? – лейтенант взял пса за ошейник. – Честно признаться, таких сполохов я сам давно не видел!
– Белгрейв, ты ничего не заметил странного? – спросил у Нинниса обескураженный Моусон.
– Нет, лишь яркое полярное сияние, – пожал плечами лейтенант, – а ты, Ксавье, что скажешь?
– Ничего, у нас несколько часов на сон, – устало вздохнул Мерц, – хороший отдых нам не помешает.
– Он прав, черт возьми, – заметил Уве, – идите-ка, парни, ужинать и на боковую.
Тем временем небо затянулось серой пеленой, скрывавшей далекие звезды. Пепельная мгла шла с берегов, надвигалась черной пугающей завесой. Ничего не видно вокруг, буря свирепствовала в полную силу. Полярникам пришлось вернуться на станцию. После сытного ужина Моусону не спалось. Единственная привилегия, которой обладал он, как начальник экспедиции – отдельный закуток с перевернутым ящиком вместо стола и узкой деревянной кроватью. При неярком свете керосиновой лампы Дуглас достал свой дневник, который вел почти каждый день, и, обмакнув перьевую ручку в чернила, вывел каллиграфически ровным почерком: «Восьмое ноября 1912 года. Из-за непогоды сидим на станции. Все партии уже разошлись по маршрутам, остались – я, Ниннис и Мерц. Наша партия – восточная. Обследуем отдаленную прибрежную зону. Закроем белые пятна на карте. Бикертон, Мадиган и другие, давно ушли. Надеюсь, нам удастся вернуться до января. К берегам мыса подойдет «Аврора», и вся наша команда отправится по домам. Хотелось бы верить. Сегодня наблюдали необычное полярное сияние. Оно, то гасло, то разгоралось хризолитовыми лентами, живыми перерождениями солнечных протуберанцев. Лучи играли с моим воображением, пока я не увидел Ледяную деву, так ее назвал Уве. И она прекрасна!»
Моусон прочитал написанное и зачеркнул последние слова о чудном видении. Он пролистал исписанные желтые страницы, перечитывая свои мысли:
«Двадцатое марта 1912 года. Сегодня анемометр показал неслыханные результаты – средняя суточная скорость ветра сорок четыре метра в секунду! То ли еще будет! Мы выдержали ураган тройной силы. Мы преодолели это сопротивление проклятой всеми богами страны льдов. Снежные бури дышали на нас стужей, черпая свою мощь из холодного неласкового океана».
Дуглас прикрутил фитиль лампы и потер красные от бессонницы глаза. Еще несколько знакомых строк: «Пятнадцатое июня 1912 года. Наш район для зимовки самый суровый. На санях и лыжах мы обследовали примерно пятьсот километров территории по обе стороны от базы. Ксавьер отличный лыжник! Спешу выразить ему свое восхищение. Если бы мы так все могли ходить на лыжах, это намного бы облегчило наше существование в «Полюсе ветров». Да, именно так, мы назвали нашу стоянку – Полюс ветров. А еще недалеко от станции мы вырыли укрытие прямо в снегу и назвали его пещерой Аладина».
Моусон посмотрел на часы – пять утра. Он закрыл дневник, положил его на перевернутый ящик и задремал, проваливаясь временами в тревожный сон: дивное лицо ледяной красавицы склонилось над ним, загадочно улыбаясь. Ее лазурные глаза, запечатлевшие саму бездну океана, не выражали ненависти и злости. Напротив, взгляд девы таил в себе саму вселенную, в которой замирает время…
– Эй, Дуглас, подъем! – послышался над ухом бодрый голос лейтенанта Нинниса. – Ты, что всю ночь просидел со своим чёртовым дневником?
Моусон быстро вскочил. В подсознании навязчивой мыслью засел странный сон. Эта ледяная дева, словно преследовала его.
– Я иду, Белгрейв, что там с погодой?
– Занесло всё, Дуг, – озабоченно произнес Ниннис, – придется разбирать завалы, сарай с собаками погребен под толщей снега. Уве и Ксавьер уже расчищают сугробы. Мы решили тебя не будить сразу. Ты как? Выглядишь не очень.
– Всё в порядке, – кивнул Моусон.
Нестерпимо давило голову. Дуглас умылся холодной водой и принялся складывать необходимые вещи в рюкзак. Теплые вещи, рукавицы из волчьего меха, плитка шоколада…Да! И не забыть дневник! Записи выпали у Моусона из рук, дневник открылся на последней заметке. Замазанные чернилами строчки о ледяной деве вновь странным образом проступили.
– Вздор! – поразился Моусон. – Обычное переутомление.
До полудня полярники расчищали территорию станции от снежных заносов. Ветер не прекращался, но ждать они не могли. Моусон усердно принялся за работу. Сейчас он думал о предстоящем походе – нанести прибрежные ледники Антарктиды на карту, исследовать частично земли Виктории, а главное успеть вернуться к появлению у берегов мыса Дэнисон долгожданной «Авроры», иначе придется ждать еще целый год на базе.
– Мистер Дуглас! – позвал Моусона Уве. – Все готово. Трое саней. Упряжь я проверил.
Мерц и Ниннис заняли свои места на санях, кутаясь в теплые походные куртки. В нартах лейтенанта укрепили продовольственный мешок с основным провиантом, палаткой и кое-какой аппаратурой, ему досталось больше собак в упряжке. Моусон сделал несколько снимков стартующей экспедиции громоздким фотоаппаратом и спрятал его и без того в полный рюкзак. Сани Мерца и Моусона шли более облегченными, минимальные запасы пропитания в виде засушенного мяса тюленей, брикетов с супом и немного консервов. Группа исследователей отъехала от базы. Уве помахал им вслед и вернулся в хижину. На сердце у старика было неспокойно. Правда, собаки радостно лаяли, пока встречный ветер не усилился. Спасением стала пещера Аладина. Укрытие в снегу как раз позволяло переждать бурю. Собак оставили ночевать снаружи. Бедные животные закопались в снегу, лишь поднимая кверху черные носы. Моусон, отогревая замерзшие пальцы, потянулся к дневнику. При тусклом свете карманного фонарика, он взял карандаш и сделал запись: «Нам повезло, что собаки при таком ветре не отказались идти. Провианта может не хватить. Придется урезать паек на время привала. Неизвестно, сколько еще придется отсиживаться. У нас шестнадцать собак и почти два фунта груза. В пещере быстро сморило в сон. Ледяная дева не появлялась».
– Все пишешь, Дуг? – усмехнулся Ксавьер. – Думаешь, пригодится? В старости у камина будешь почитывать мемуары?
Ниннис и Мерц рассмеялись. Наутро буря немного стихла. Исследователи вылезли из своего холодного убежища. Бесконечные белые просторы простирались перед ними. Ниннису поручили покормить собак, и запрячь их в упряжки. Моусон фотографировал страну снежных ураганов, а Мерц занялся картографическими записями.