– Иллюзия из воспоминаний? – спрашивает Маша.
– Идем, нам пора, – кивает лейтенант.
– Куда, Юджин?
– Не знаю, придумаем что – нибудь.
Юджину грустно смотреть на исчезающий в фантомной дымке отряд. Облака расступаются, и тусклое солнце маячит далеким фонарем, приветствуя их.
Загадочный Лабынкыр
Вот он – полюс холода! Далекий холодный Оймякон. Поселок Томтор, укутанный густым туманом, не спешил встречать гостей – научную экспедицию из Москвы. Селение утопало в низине, откуда стелилась к грунтовой дороге голубоватая дымчатая мгла. Зиловский грузовичок резко затормозил. Пассажиры в кузове едва успели схватиться за бортик. В кабине тоже тряхнуло. Шофер смачно выругался и выпрыгнул, заглядывая под днище машины. Римма поморщилась и отвернулась в сторону. Мог бы при женщине сдержаться, хотя ей ли не привыкать. Третья экспедиция молодого биолога Андреевой за последние полтора года! Римма скучала по маленькому сыну, но ничего – этот Новый шестьдесят первый год они будут встречать вместе, она обещала Кольке!
– Всё, приехали! Камень, будь он не ладен! Колесо спустило, а запаски нет, – послышался голос водителя. – Дальше сами, товарищи! До Томтора рукой подать, спуститесь в котловину.
– А как же снаряжение? Аппаратура? – высунулась из окна Римма.
– Донесем, подумаешь, – послышался звонкий мужской голос.
Высокий худощавый парень с мечтательными голубыми глазами протянул Римме руку, помогая вылезти из высокой кабины. Юра Шубин, аспирант Московского географического института, сам напросился в экспедицию, опыта набираться.
– Спасибо, Юра, – кивнула женщина, – ты всё потянешь?
– Распределим поровну ношу, – отозвался низкий седовласый мужичок в штормовке, вылезая из кузова.
– Правильно, командуйте, Герман Львович, – улыбнулась Римма, встряхнув светло-русыми волосами.
Мужчина в штормовке – начальник научного отряда Можайский хитро подмигнул женщине и бросил пристальный взгляд на копавшегося в кузове четвертого участника экспедиции – крепкого широкоплечего латыша Яниса Саулеса.
– Долго ты там еще, Янис? – почесал седую голову Можайский. – Пешком пойдем, слыхал?
Блондин подхватил свой походный рюкзак и ловко выпрыгнул на сероватый грунт.
– Часы потерял, никто не видел? – слегка растягивая слова, спросил Янис.
Все пожали плечами, куда делись часы, никто не знал. Дорога спускалась вниз, туман медленно отступал, открывая взору затерявшийся на полюсе холода поселок Томтор. Мужчины взвалили на плечи рюкзаки и тяжелую поклажу, Римма пошла с дорожной сумкой через плечо. Томтор раскинулся низенькими домишками, за которыми на окраине виднелись чумы эвенков. Путники прошли к деревянному зданию сельсовета. Во дворах залаяли собаки, селяне повыскакивали из домов посмотреть, кто же нарушил утреннюю тишину Томтора.
Председатель – рослый рыжеволосый здоровяк, вышел из-за старого обшарпанного стола, заваленного кипой желтых бумаг и потрескавшихся папок.
– Ждали, ждали, – протянул он руку, – как добрались, товарищи?
Можайский, пригладив волосы, первым пожал ладонь. Председатель окинул быстрым взглядом немногочисленный отряд и предложил гостям присесть.
– Так, значит, к озеру Лабынкыр, из самой Москвы? Ну-ну, исследовать, значит, редких рыб? – забубнил глава поселка. – Все им мерещится нечисть какая…только нет там никакого чудовища… люди темные, необразованные, глупости болтают… так рыбешка мальма, хариус в избытке, щуку как-то словили, пудов на пять потянула!
Герман Львович достал из полевой кожаной сумки сложенную вчетверо карту и развернул ее на столе.
– Вот, видите, наш маршрут, – он ткнул пальцем в нарисованный красным карандашом линию и флажок, – река Куйдусун, далее к озеру Лабынкыр и конечная точка – база научного лагеря между Индигирским и Охотским бассейнами.
– Там граница… Якутия и Хабаровский край, – добавила Римма, вглядываясь в карту, – штаб нашей экспедиции недалеко от озера Водораздельное.
– Путь неблизкий – до озера под сотню километров, – заметил, почесав голову председатель, – а за Лабынкыром тайга, мари да топи… километров пятьдесят до базы, но с полпути можно спуститься по реке.
– Ничего, справимся, – оптимистически хмыкнул Юрий.
– Дело ваше, – пожал плечами глава селения, – на лошадях сподручнее будет. Загляните к старейшине Торганаю, он у нас конюх, его чум на отшибе стоит. Я распоряжусь, чтобы выделил наших якутских лошадок в помощь.
– Спасибо, – еще раз пожал руку председателю Можайский и вышел из Сельсовета.
За ним медленно потянулись Римма с Юрием, позади тащился молчаливый Янис. Энтузиазм латыша немного поостыл, долгая дорога на перекладных, предстоящий нелегкий путь уже не вселяли былой радости.
– Эй, Янис, не отставай! – крикнула, обернувшись, Римма. – А то уйдем без тебя.
– Как же без этнографа в отряде! – пытался пошутить Янис. Путники остановились перед входом в чум. На кострище чадил котелок, за юртой паслись на скудной пожухлой траве с десяток низкорослых пушистых лошадок.
– Ау, хозяева! – негромко позвал Юрий. – Уважаемый, Торганай!
– Это чум шамана, – оглядевшись, сообщил Янис, – идолы, фигурки, коновязи с изображением духов…
– Как интересно! – заметила Римма, посмотрев бархатными карими глазами на увлекшегося латыша. – Где же старейшина?
Со стороны редколесья между высоких лиственниц мелькнул темный силуэт. Бодро шагал шаман к своему потревоженному жилищу, у изгороди он остановился, прищурив и без того узкие глаза-щелки. Ветер развевал его длинные седые волосы, отороченная мехом ровдуга, была вышита замысловатым узором разноцветных полос.
– Мы к тебе, Торганай, – нарушил тишину Можайский, – лошадок бы нам, председатель обещал.
– Раз обещал – будут, – утвердительно кивнул эвенк, – черта Лабынкырского ищите? Не его нужно бояться. Улу – Тойон, великий господин нижнего мира, охотится за душами и их слабостями.
– Душами… слабостями? – переспросил Шубин.
Янис достал блокнот и что-то быстро черкнул в нем. Он заинтересованно слушал Торганая, делая зарисовки на бумаге.
– Моего сына, Мергена, забрал Лабынкырский черт, утянул за собой, – продолжил эвенк, – теперь он между мирами мается…Был черным шаманом, страх на округу наводил. Воды поглотили Мергена. А теперь не уйти от Улус – Тойона – не пускает и, когда белый олень приходит, и когда черный олень уходит.
– Держит и днем, и ночью, – пояснил загадку шамана этнограф.
– Утонул, наверно, бедняга, – шепнула Римма застывшему Шубину.
Шаман ударил в бубен деревянной колотушкой, слегка потряс его и закрыл глаза. Неясный шепот перешел в нескончаемый протяжный звук, закрадывающийся в самое сердце. Участники экспедиции стали невольными слушателями колдовских песнопений шамана. Янис навел фотоаппарат на застывшего в трансе Торганая. Щелчок вывел эвенка из полусна, он неуклюже развернулся и раздраженно взглянул на этнографа.
– Не дал ты мне закончить обряд, – сердито бросил шаман, – теперь дух сына будет зол.
– Уважаемый, нам не до ваших сказок, вы же конюх, ну, и занимайтесь непосредственно своими обязанностями, – опомнился Герман Львович, – я в эти вещи не верю. Это вот нашему Янису, возможно, интересно. Так вы нам лошадок дадите?
Торганай сплюнул в сторону, отложил бубен и направился к пастбищу. Долго он гонялся за лошадями, пока не загнал трех меринов в узкий коридор из жердей и накрепко привязал их к коновязи. Пока мужчины седлали коней, шаман подошел к Римме:
– Белый конь самый тихий, ты на нем можешь ехать.
– Спасибо, – простодушно улыбнулась биолог, – мы придумаем, как их вам вернуть.
– Не нужно, все равно Улу-Тойон заберет или черт утащит, – пристально посмотрел на Римму шаман, – к сыну лучше вернись, ждет тебя он, дождется ли…
– Откуда ты знаешь про Колю? – удивилась женщина, – всё эти шаманские штучки!
Тем временем Можайский и Шубин навьючивали лошадей дорожным скарбом и провизией. Они посмотрели в сторону задумавшейся Риммы и помахали ей рукой. Все было готово к отъезду. Уточнив детали маршрута, исследователи двинулись в путь. Взору открылись островки с зеленой порослью и протоки. На берегу росли низкорослые лиственницы и карликовые березки.
– Ну, что, ребятки, здесь на ночлег остановимся? – устало спросил Герман Львович.
– Я не против, – согласилась Римма и бросила тяжелый рюкзак на траву. – Сейчас организую ужин.
Юра и Янис занялись установкой палаток. В одной должны были ютиться мужчины, а единственной женщине предоставлялись полноправные «хоромы» второй палатки. Герман Львович со знанием дела развел костер, Римма хозяйничала с котелком.
– Знатная каша вышла! – похвалил стряпню Андреевой Герман Львович. – Тушенку, ты бы все же поберегла, только считай первый день в пути.
– Зато вкусно, пальчики оближешь! – с огоньком в глазах посмотрел на Римму Шубин.
– А Герман Львович ведь прав, – протянул Янис, облизывая ложку. – Припасами разбрасываться расточительно.
– Вас, друзья мои, не поймешь, – полушутливо сказала Римма, – одному вкусно, другому расточительно. Вы там определитесь между собой. Все-таки я повариха только по совместительству.
– Не бери в голову, – вступился Юра, – я за тебя!
– Спасибо, у меня есть хоть один защитник, – хмыкнула Римма, уплетая наваристую кашу.
– Пора на боковую, – закряхтел, вставая, Можайский, – я уж точно иду спать, пока солнце спряталось на пару часов. Полярный день, как – никак.
Северный вечер, окутанный загадочным светом не желавшего подарить ночь солнца, плавно перешел в сумерки. Римме не спалось. Она долго ворочалась в спальном мешке, пока дрёма неожиданно не подкралась к ней, убаюкивая.
Шаман склонился к лицу Риммы, хитро поблескивая черными угольками глаз. Что он здесь делает? Торганай улыбнулся, ударил в бубен и запел тунгусскую песню. Римма открыла глаза и расстегнула спальный мешок. Сон! Это был сон! Отупляющий нескончаемый звук еще отдавался в ушах. Она обхватила голову руками и вышла из палатки: нужно вскипятить воды для чая. Небо хмурилось. Римма накинула куртку и спрятала непослушные пряди волос под разноцветной косынкой.