– Слава Богу! – воскликнул я. – Что здесь происходит, сударыня? Я видел ужасного уродца, это адское существо набросилось на вас? Это оно выло по ночам?
– Это адское существо, как вы изволили заметить…моё приемное дитя…нет, вы не ослышались…он безобиден и даже жалок, напрасно, вы испугались его. Я просто поскользнулась. Повсюду его слизь.
Я схватил ее за плечи:
– Что происходит, в конце концов?
Глаза Вассы горели непередаваемым блеском:
– Как-то во сне я видела покойного мужа, он шёл из глубин и нёс на руках ребенка. Я не знала, кто его родители, выглядел он совершенно обычно. Когда я проснулась, то поняла, что нахожусь на скалистом берегу, а рядом со мной лежал младенец. Поверить в происходящее нормальному человеку почти невозможно. Я взяла подкидыша с собой. Семёнов сначала был против, но когда младенец стал менялся на глазах, Леонтий Петрович даже обрадовался и сказал, что ребенок превратится в глубоководного. Особая миссия воспитать его. Мы держали малыша в кладовой, на ночь иногда выпускали на волю. На станцию командировали научные экспедиции. Самое страшное началось, когда Леонтий Петрович стал читать мантры, а чукчи танцевали вокруг жертвенного столба…на капище, им нужны были новые жертвы, новые глубоководные!
– Вы хотите сказать, что все полярники были приманкой для культа Ктулху? Вы сами в это верите? А Киреев, Михаил Киреев? Что с ним? Неужели…
– Да! Да! Да! Теперь он один из них.
– Инира, дочь шамана, предупреждала меня об опасности. Кажется, я начинаю понимать – голубые глаза у чукчей не красивая мутация, а лишь начало превращения…
– Шаман Нанук – белый шаман, он лишь исполняет указания жреца.
– А жрец, выходит, Семёнов!
Тут я вспомнил чешую на руках шамана, перепонки на пальцах, сросшиеся жабры на шее Нанука. Меня передернуло от ужаса:
– Шаман и его дочь тоже глубоководные? А Кереткун, которому всегда поклонялись приморские чукчи?
– Кереткун лишь посланник. Глубоководные всегда были, есть и будут. Они среди нас, повсюду. А кто-то становится глубоководными после жертвоприношения. Сначала читают мантры, а затем бросают в море, откуда выходят они – уже глубоководные. Раса, поклоняющаяся древнему Ктулху. Этого не избежать.
– Так это была бы и моя участь? Нет-нет! А вы? Разве вы хотите переродиться в это существо?
Васса отрицательно замотала головой. Я схватил ее за руку:
– Бежим отсюда! Васса, послушайте, вы должны пойти со мной! Сейчас или никогда!
– Семёнов нас не оставит, пошлет Ивана в погоню.
– Стоит попробовать. А куда делось существо из кладовой?
– Я отпустила его к морю, – ответила Васса. – Ему там будет лучше, чем сидеть взаперти. Леонтий Петрович не хотел его выпускать. Надеялся вырастить живое божество, чтобы все уверовали еще больше. Хотел иметь власть не только над Уэленом.
В коридоре – никого. Заглянув в кладовую, я схватил ружье. Мы на цыпочках прошли мимо радиорубки. Теперь понятно, почему постоянно пропадала связь с материком. Я осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Леонтий Петрович сидел к выходу спиной. На столе у него были расставлены фигурки Древних из гостиной. Он что-то шептал над ними. На его затылке я увидел острый плавник, совсем, как у отвратительного отпрыска Вассы. Скрипнула половица. Семёнов резко обернулся: его глаза заволокло белой полупрозрачной пленкой, на щеках виднелись проступавшие чешуйки. Я схватил Вассу за руку и бросился в сени. За нами гнался Семёнов, его шаги гулко отдавались в темноте. Васса прихватила пару кухлянок и выскочила в сарай. Я перезарядил ружье. Навстречу ко мне, словно завороженный, несся Семёнов. Его лицо передернуло ужасной гримасой. Я отступил на шаг и выстрелил в дверной проем. Грузное тело Леонтия Петровича завалилось на бок. Я понял, что он жив.
– Евгений, ну, где же вы? Скорее! Мне нужна ваша помощь! – услышал я крик Вассы.
Я сбежал по ступенькам, собаки разрывались от лая. Васса вывела из стойбища испуганного оленя. Она торопилась впрячь его в грузовые нарты, с широкими полозьями, обвитыми китовым усом. Я помог Вассе натянуть на оленя недоуздок, поправил лямки. Олень вздрагивал и тянул ноздрями морозный воздух. Васса была так близко от меня, я ощущал ее трепет. Я неумело стеганул вожжами. Олень нехотя тронулся. Мы ехали через весь Уэлен. От некоторых яранг поднималась струйка дыма – значит, очаг еще не потушен. На темном небосклоне низко висели далекие звезды, из-за туч вышла полная багряная луна. Васса подгоняла негромкими выкриками оленя, нарты ехали вдоль побережья. В свете луны на галечный берег накатывали пурпурные волны. Они вздымались все выше, у меня захватило дух от грандиозной ночной картины, когда узкая полоска суши оказывалась во власти бушующего моря. Волны отхлынули, из самих глубин мироздания на побережье выходили странные существа, их было много: с рыбьими плавниками и пупырчатой кожей. Глубоководные! На некоторых остались лохмотья одежды, в других еще угадывались человеческие черты. Среди них наверняка были полярники. О, нет! Кажется, я узнал Киреева, он еще не принял ужасающий облик, он звал меня. Сам океан нашептывал мне присоединиться к их неспешному, даже торжественному шествию. На горизонте, там, где море сходилось с небом, появился исполинский торс Кереткуна с черным лицом, обмотанный моржовой шкурой. Он смотрел на красную луну, а воды вокруг заполнились плавающими китами. Васса зажмурилась, узнав в одном из глубоководных своего покойного мужа, позади него по колено в воде плелся уродливый детеныш…
Нарты неслись слишком быстро. Я знал, что олень устанет, но самое главное было выбраться с Черной земли. Вот, мы минули сопки с темными вершинами, и перед нами раскинулась бесконечная тундра. Прошло несколько часов пути. Олень выбился из сил, но все еще тянул нарты. Я обернулся назад и увидел вдалеке черные точки.
– Это Семёнов послал Ивана, – крикнула Васса, – я же говорила, нам не уйти! Каюр быстро нас нагонит.
– Давай попросим духа тундры – Этына нам помочь, – обреченно усмехнувшись, сказал я. – Иван говорил, что Этын добрый дух. День кита – не его праздник, он не подчиняется Ктулху. Отдадим ему оленя или хоть каюра Ивана пусть забирает… Боже, что я несу!
Васса громко рассмеялась. От безысходности. Я полез в карман, достал компас и бросил его в снег. Вещь была мне дорога, я надеялся что-то доказать себе этим поступком. Упряжка собак нагоняла нас. Все ближе слышался их звонкий лай и покрикивания Ивана. Значит, Семёнов точно жив. В полнолуние после Дня кита глубоководные вышли из глубин. Это выглядело ужасающе, у меня не нашлось бы слов, чтобы описать весь этот подводный апокалипсис. И сегодня я мог бы стать одним из них! Нет, нет!..Вдруг нарты встали, олень дернулся и упал в рыхлый снег. Что же Этын? Ему нужна другая дань? Я выскочил из нарт, помог выйти Вассе. Взяв рюкзак, мы пошли вперед, где-то позади маячили черные сопки Уэлена и раздавался зычный голос Ивана. Мы бежали по снегу, взявшись за руки, в надежде сохранить последние минуты свободы. За спиной послышались возня, визг собаки, крик Ивана. Внезапно наступила тишина. Мы обернулись и встали, как вкопанные: огромный белый медведь не понятно, откуда появившийся в бесплодной тундре, переломил шею каюру и разметал в разные стороны покалеченных собак. Я нащупал в рюкзаке перочинный ножик, но куда мне с такой игрушкой против медведя. Косолапый встал на задние лапы, мотая из стороны в сторону обмякшее тело каюра и оставляя следы кровавой расправы на снегу. После он бросил добычу, громко взревел, глядя на нас маленькими черными глазками, и развернулся в противоположную сторону – к морю. Важно ковыляя, белый медведь растворился в снежной поземке.
– Его послал Этын! – вырвалось у меня. – Спасибо доброму духу!
– А может, это и был дух тундры? – с облегчением спросила Васса.
Я наклонился и заметил, что в снегу что-то блестит. Мой компас. Этын вернул мне вещицу. На небе заиграли разноцветные сполохи, ярко горела полярная звезда – Элькэп – энер. Добрый знак. Мы поднялись с Вассой на возвышенность. За ней мирно спало село Рыткучи, высилось здание почты и домик управляющего. Дошли все-таки. Нас приняли и обогрели, удивляясь редкой удаче не замерзнуть в тундре. Об ужасах Черной земли мы никому не сказали. Больше я не интересовался северным фольклором, не грезил Днем кита, а переехал в Петербург и стал скромным преподавателем географии в университете. С Вассой в скором времени мы обвенчались. Страшная тайна соединила наши сердца навсегда. Мы старались не вспоминать о произошедшем, но иногда во сне я слышал наступающий рокот северного моря и видел уродливые силуэты глубоководных, восставших из пенных вод…
К северу от Соутона
Стойка, удар…Противник отброшен к сетке, движение ногой и подсечка. Потный громила лежит на ковре. Удушающий захват и здоровяк обеими лопатками крепко прижат к земле. Арбитр нехотя прекращает бой. Александр, передернув широкими плечами, выходит в центр арены победителем и обводит толпу торжествующим взглядом, щуря карие глубоко посаженные глаза. Не смолкает рёв из зрительского зала. Александр поднимает голову кверху – треснувший стеклянный купол, служащий подобием крыши. Разломанные кресла, деревянные топчаны, старые скамейки – все, что нашлось под рукой – сиденья для зрителей. Желающих посмотреть бой с Александром много. Ставки сделаны на него. Боец со стажем: крепкий, жилистый, тонкие губы плотно сжаты на волевом лице. Ни одного проигрыша за двадцать боев! Такие в Соутоне на вес золота. Александр получил свою долю – две тысячи трастов и пересчитал круглые, похожие на жетоны, слегка потрепанные трасты. Эмми будет довольна. Он даже представил себе ее смуглое худое лицо с блестящими черными глазами. Александр улыбнулся и вышел из-под купола, не дожидаясь следующего боя. Он – гладиатор, а не зритель.
Проклятый Арктур ослеплял глаза. Александр надел черные солнцезащитные очки – авиаторы с толстым двойным стеклом. Солнце сжигало все вокруг, приближаясь к маленькой Hay. А ведь как все хорошо начиналось: строили города, искали полезные ископаемые, получали достойные подъемные и копили неизрасходованные трасты. Синие моря, глубоководные океаны, непроходимые леса – все было на Hay. Было…Каких-то пятьдесят лет назад, сейчас Hay не узнать. Старожилы еще помнят темные раскидистые рощи. Никто не учел, что Арктур хаотично менял свою траекторию, и когда планета вертелась вокруг своей оси, подставляя бока перед пурпурным солнцем, оно успевало превратить поверхность лазурной Hay в безжизненную пустошь. Среди высоких скал и сухой потрескавшейся земли растянулся разбросанными экзархатами одинокий Соутон. Когда-то цветущий промышленный центр. На тысячи километров вокруг почти никого. Несколько заброшенных форпостов. Военные драпанули с Hay лет десять назад. В связи с нецелесообразностью, так решил Мировой Альянс. Бросили поселенцев на произвол судьбы, зная, что Hay рано или поздно погибнет под лучами Арктура. Людей обещали эвакуирова