С чего это я — оптимистка и идеалистка — взяла? Да просто иногда смотрю по телевизору хроники наших дней…
Вот некто, облечённый властью и в дорогой костюм (нынче это неотделимо одно от другого), заливается соловьём о том, как хорошо скоро будет всем оттого, что именно ему мы поручили наше будущее, а сам грубо и спешно высасывает все соки и из земли, на которой живёт, и из народа, который ему поверил.
Или вот: в стране война, гибнут соотечественники, если не соседи и родственники, а кто-то под этот шумок — под шумок взрывов и выстрелов — тащит на тачке холодильник из разрушенного магазина или скарб из разбомблённого дома, где лю… трупы ещё не остыли…
И это всё — третье тысячелетие от Рождества Христова!
Двадцать веков прошло с тех дней, когда Божий Посланник принёс на землю рекомендации от Отца нашего Небесного — как поступать, а как не стоит, чтобы жизнь твоя удалась, и чтобы тебе и тем, кто рядом с тобой, жилось легко и радостно.
Не кради и не пожелай чужого — лучше заработай. Попроси, в крайнем случае — дай ближнему шанс сделать доброе дело.
Не ври: всё тайное станет явным рано или поздно — зачем тебе краснеть потом.
Ну, и так далее…
Любите, возлюбите! — повторял он — любите себя, друг друга, бога. И именно в этой последовательности, ибо: как сможешь любить бога, «которого не видишь, если не любишь брата, который рядом», и как сможешь любить «ближнего, как самого себя», если себя не любишь?…
А сам без устали подавал пример любви и милосердия. Но так и не заразил наш род желанием мира и любви…
Если бы человечество придерживалось мудрых советов нашего Творца, не было бы нужды в гражданских, уголовных и всяких прочих кодексах с многотомными комментариями — да ещё различных для различных стран! Выходит, у каждого субъекта своя правда, и там можно делать то, чего нельзя здесь? Но почему?… Если мы разного цвета или говорим на разных языках, у нас и ценности разные?…
Да потому, что всё, что сверх десяти заповедей — от лукавого. От лукавого человеческого нутра. Это человек придумал, что, если очень хочется, то можно. Нужно только закон правильно написать… м-м-м… правильно написать. Чтобы он, закон, читался и так и эдак: вроде бы, не прав… ан нет — прав таки… И разворачиваются баталии над статьёй, строкой, буквой закона, прецеденты в ход идут, жюри присяжных головы ломает, судья очки подсчитывает…
Всё проще: виновен или невиновен — Бог знает, а главное, сам знаешь. Зачем тебе индульгенция? Рано или поздно всё равно с поличным попадёшься. А то, если не совестью, так страхом загрызен будешь…
Но воз и ныне там: врали, врём и будем. Только уже не на ушко за углом, а при свете дня и прожекторов на весь белый свет. Кто другого переврёт — ему слава, почёт и все блага.
Крали, крадём и будем. Да не мелочась — не дыню или рубль, а сразу кусок страны. Только поделись, с кем надо, и — спи спокойно.
Убивали, убиваем, и — похоже — долго ещё будем убивать. Только эффективней гораздо: копьё стало пулей, праща и ядро — самолётом с бомбами…
Себя, любимых, тоже не щадим. Духовные переживания заменили физиологическими — тут и страсть к открытию новых кулинарных материков, и уход в искусственно созданный мир блаженных ощущений: игла, стакан с волшебным зельем — и ты в эмпиреях.
А можно ли что-нибудь сделать, чтобы бывшая некогда раем Земля снова стала управляема Одним-единственным законом: «человек — это образ и подобие Бога»? Только — ради бога! — не того бога, которого церковь нам рисует! Не самодура-ревнивца, ставящего всякие условия, чтобы он мог любить нас, не бюрократа, скрупулёзно ведущего подсчёт наших просчётов, а того Бога, который есть Любовь. Вот таким вот законом: «человек — это образ и подобие Любви». Я бы это даже и законом не стала называть, я назвала бы это точкой отсчёта личности.
Можно ли сделать что-то, чтобы избавить человека от искушения преступить то, что так хочется преступить, и от страха последующего наказания?
Конечно! И очень просто — упразднить все законы. Нет законов! Ни-ка-ких! Нечего преступать, нечего бояться!
Но что же без законов-то делать? Как человечеству — той части его, которая законом кое-как, если не руководствовалась, так управляема была — жить, не боясь ничего? Выходит — всё можно?
Да! Можно всё! Пусть каждый делает то, что хочет — это его право, данное ему Богом право делать свой собственный выбор!
Тогда крадущий, убивающий или обижающий сможет быть беспрепятственно убит, избит или любым другим способом наказан поруганным. Или помилован… В итоге — агрессивные и воинственные, горячие и мстительные перебьют друг друга. Останутся миролюбивые и прощающие.
Тогда хитрец и подлец, роющий яму другому, рано или поздно сам угодит в неё — без суда и следствия. А простодушные выживут с тем, что имеют.
Тогда уничтожающие себя водкой, наркотиками и прочими доступными средствами, добьются своего — они благополучно уйдут туда, куда так целеустремлённо рвались — только не мешайте им! Их не станет. Некому будет подавать дурной пример глупым и неопытным, некому будет плодить себе подобных — больных и уродливых физически и морально. И тогда не нужно будет отнимать у детей, желающих учиться и жить, средства, которые идут на лечение неизлечимых и исправление неисправимых.
Произойдёт ещё один отбор — «неестественный». То есть, не естество, не матушка-природа его инициирует, а поднявшееся над нею двуногое существо, «человек…» ну язык не поворачивается добавить «разумный». Ведь «мыслящий» — ещё не означает «разумный»…
Возможно, в процессе отказа от человечеством придуманных законов и перехода к Божьим рекомендациям — а они во всех святых книгах одни и те же — в условиях вседозволенности, будет множество невинных жертв. Даже скорей всего, будут таковые…
Я уже слышу истерический крик: «а сегодня, сейчас как жить?! кто меня сегодня защитит? детей моих? выходит, попаду я в мясорубку становления новой формации, перемелет меня, а они потом счастливыми жить будут? нет, я тоже хочу!..» Это голоса тех, кто ещё не знает о том, что жизнь вечна. Вечна — то есть, не прекращается никогда. Сделай свой выбор здесь и сейчас — чтобы потом не было мучительно больно.
А жертвы… Меньше ли их нынче, при наличии огромного количества законов, правил, уставов, норм — международных в том числе? Когда одни, воюя с другими, убивают под руку попавшихся; одни бросают других — целые народы! — на алтарь своих личных амбиций; одни, верша суд над другими, той же метлой метут и виновных и непричастных; одни, уничтожая себя самих, сеют отраву вокруг?…
Да, возможно, ряды наши поредеют. Возможно даже — очень. Но так же возможно, что от этого остатка начнётся новый виток развития человека как подобия Божьего. Перерождение «человека нынешнего» в «Человека Духовного», в «Человека Любящего».
Я бы ещё добавила: нужно всеми возможными способами, на всех существующих языках и наречиях, на всех доступных нам носителях оставить одно-единственное завещание потомкам: «Люди, не придумывайте и не внедряйте никаких законов, чтобы у вас не возникало соблазна их нарушать, ибо — нет закона, нет и преступления!»
Тогда я подумала впервые: а может, и сатана, и грех — это выдумки человечества в собственное оправдание? Не можем блюсти установленных самими собой и для себя же правил — вот и сваливаем последствия на козни искусителя. И всё проще: Бог это любовь и созидание, человек — вражда и разрушение.
Вопреки утверждениям всех религий, Бог не принуждает человека ни к чему. Уверена, небеса радуются, когда каждый из нас думает своей головой, идёт своим путём, делает свой выбор — иначе, что ж это за «образ и подобие»? А уж если при этом у Отца твоего небесного совета спросишь, выбор свой с его рекомендациями соотнесёшь и Любви поступок свой посвятишь — тут тебе и помощь, и защита. Да так, что удивляться будешь — то ли ноша полегчала, то ли сил прибавилось.
Об этом и была моя пьеса. О том, что всё в современной жизни — пустые условности, настолько перегрузившие общество, что оно запуталось окончательно и душит себя своими же руками. Если за поступком не стоит любовь, грош ему цена — во славу или во имя чего ни был бы он совершён. Нет плохого или хорошего — есть только любовь и нелюбовь, созидание и разрушение.
Мы волновались оба. Тема не слишком популярная — не детектив, не любовный треугольник. Жанр непонятный — не комедия, не трагедия, не экшн. Пьеса для двух артистов — но не диалог, а два монолога. Слишком философично — не ко времени, думали мы…
Но ошиблись. И радовал нас не успех сам по себе, а отклик и понимание.
Мы поздравили друг друга, как никто не смог бы этого сделать. Остальные поздравления стали просто приятным десертом…
Дом у залива
— Очень мило, — сказала по-русски его мать. И представилась в ответ: — Карина.
Мы поболтали о том о сём, и Ираклий предложил прогуляться к заливу.
Была поздняя осень, промозглая погода с влажным ветром, от которой не спасала никакая одежда — а тем более наша, рассчитанная на комфорт автомобиля и пятисекундную перебежку из его укрытия в тёплые объятия жилища.
Но нас грело изнутри, поэтому мы не скоро вернулись в дом. Хотя и до залива не дошли.
Мы притулились где-то с подветренной стороны беседки, которая — я это помню — стояла на возвышении, и из неё открывался живописный вид на водную гладь.
Мой спутник вполне деликатно приподнял ворот моего мохерового пальто и провёл пальцами от виска к подбородку.
Рука подрагивала. Это приятно, я люблю волнение. Волнение — это признак жизни, а я люблю жизнь.
Я сняла очки и положила их в карман. Он принял это за сигнал и осторожно приблизил своё лицо — я ощутила тепло дыхания. Я коснулась волос, лба — лоб высокий и выпуклый, потом тронула губы.
Мы целовались долго. Мне не совсем нравилось, как делает это Ираклий — немного форсированно и слегка агрессивно. То ли дело Антон — он деликатно отдавал мне ведущую роль, а сам только подхватывал мою инициативу и отвечал на мои подсказки…