тырь. Однако любознательный Григорий вскоре узнал, что в Литве царит веротерпимость и ему вовсе необязательно быть навечно православным монахом. Можно было поступить в услужение к какому-нибудь влиятельному пану или даже начать обучаться в духовном училище. Родственник князя Василия Януш Острожский посоветовал чудовскому монаху переехать в Гощу и продолжить обучение в училище для протестантов. При расставании владелец Острожского замка подарил своим гостям богослужебную книгу, выпущенную в его типографии. На ней была сделана такая дарственная надпись: «14 августа 1602 года эту книгу дал нам, Григорию с братиею Варлаамом и Мисаилом, пресветлый князь Острожский». Позднее неизвестной рукой к имени Григория было подписано «царевичу Московскому».
Надпись на подаренной книге свидетельствовала о том, что в начале своего пребывания в Литве Григорий Отрепьев не называл себя именем Дмитрия. Для всех он был одним из трех русских монахов, искавших прибежища за границей. Возможно, что в то время он даже и не подозревал, что может стать претендентом на московский трон. С присущей ему любознательностью он лишь стремился овладеть новыми для себя знаниями и найти достойное применение своим способностям. Вполне вероятно, что в Литве Григорий встретил прежних знакомцев — боевых холопов бояр Романовых, поступивших на службу к польским панам. Вместе они начали обдумывать план мщения царю Борису, превратившему их в изгоев, лишенных отчего дома. Каковы были планы изгнанников, точно не известно. Несомненно, что они рассматривали разные варианты. Но самый лучший состоял в том, что у Бориса должен появиться соперник — законный природный наследник престола, которого тот пытался в детстве убить. (Слухи о том, что Мария Нагая обвиняла Б. Ф. Годунова в убийстве ее сына, были известны всем.) Им, естественно, должен был стать царевич Дмитрий, якобы подмененный в детстве и спасшийся от наемных убийц. Но кто мог взять на себя роль главного борца с царем Борисом, то есть царевича Дмитрия? Им мог быть только отчаянный храбрец, готовый ради идеи, общего дела в случае неудачи сложить голову. Григорий Отрепьев решил, что с этой ролью он может справиться. Итак, на общем собрании русских изгоев было решено, что беглый чудовский монах превратится в чудом спасшегося царевича Дмитрия и начнет борьбу с Борисом Годуновым за московский трон. Остальные тут же поклялись быть верны общему делу и всячески друг другу помогать.
«Я — царевич Дмитрий»
Крайне честолюбивый, безрассудно отважный и достаточно хорошо образованный, Григорий Отрепьев неплохо соответствовал роли царевича Дмитрия. Возможно, у него даже было какое-то внешнее сходство с царским сыном: рыжеватые волосы, смугловатая кожа и невысокий рост. Правда, никто не мог знать, как бы выглядел настоящий Дмитрий в зрелом возрасте — в момент гибели ему было неполных девять лет. Поэтому в угоду самозванцу любой мог подтвердить, что именно он и есть истинный сын царя Ивана Грозного.
В Гоще Григорий скинул с себя монашеское платье и как мирянин стал изучать науки и польский язык. Его поведение возмутило прежнего товарища, Варлаама. Монах обратился к Константину Острожскому с просьбой наказать расстригу и вновь вернуть в монашеское звание. Но православный князь был вынужден сказать, что Литва — вольная страна: все веруют, во что хотят. Даже его собственный сын изменил православию и переметнулся к католикам. В польских источниках отмечено, что зиму 1602/03 года Григорий провел в Гоще, но после Пасхи куда-то пропал. Думается, именно в это время он разрабатывал план превращения в царевича Дмитрия вместе со своими сторонниками из числа прежних слуг Романовых. Возможно, к этому делу были привлечены и находящиеся в России опальные Нагие и Романовы. Ведь без поддержки бывшей царицы Марии Нагой, матери царевича Дмитрия, затевать самозванческую авантюру было слишком рискованным делом. Известно, что у Григория именно в это время появился дорогой нательный крест, который должен был доказывать его царское происхождение. Возможно, он был прислан ему мнимой матерью в подтверждение того, что она собирается его поддерживать. Григорий и его сторонники прекрасно понимали, что в одиночку им не раскрутить столь опасное и рискованное дело. Следовало заручиться поддержкой самых широких польских кругов. В противном случае новоявленный Дмитрий мог быть схвачен по приказу польского короля и выдан царю Борису. Ведь между соседними странами был заключен мирный договор на 22 года, и разрывать его ради безвестного бродяги Сигизмунду было невыгодно.
Очень вероятно, что главными помощниками Григория стали иезуиты, сразу же заинтересовавшиеся православным дьяконом, склонным к перемене веры и нарушению монашеского обета. Для них авантюра с «царевичем Дмитрием» давала возможность внести смуту в православную страну и ослабить ее. К тому же католики могли надеяться что за материальную и моральную поддержку самозванец в случае успеха хорошо отблагодарит помощников — позволит беспрепятственно распространять «латынство» в России. Иезуиты были вхожи и в королевские покои, и в замки самых знатных польских панов. К их мнению и советам прислушивались многие. Поэтому создать благодатную почву для появления «Дмитрия» им оказалось несложно.
В источниках существует несколько версий превращения Григория в царевича Дмитрия. По одной, будучи слугой князя А. Вишневецкого, он тяжело заболел и во время исповеди признался православному священнику в том, что является царским сыном. После выздоровления Григория священник все рассказал князю. По другой — во время прислуживания князю Адаму Вишневецкому в бане Григорий заявил, что не заслуживает неуважительного отношения, поскольку принадлежит к царскому роду. Князь Адам оказался удивительно легковерным. Он сразу же согласился считать своего неказистого русского слугу царевичем, переодел в роскошные одежды и начал представлять остальной польской знати «чудом спасшимся сыном царя Ивана Грозного». Несомненно, что Вишневецкий был заранее подготовлен иезуитами, поэтому лишних вопросов своему гостю не задавал и во всем стремился ему помочь.
В версиях превращения нашего героя в царевича удивляет только одно: почему высокообразованный Григорий был всего лишь простым слугой у князя, а не его почетным гостем, как, к примеру, бежавшие в Литву в середине XVI века троицкий игумен Артемий и монах Феодосий Косой? Поселившись при дворе знатных панов, они имели возможность заниматься литературным трудом и проповеднической деятельностью. Григорий же, по утверждению иезуйтов, сначала служил на кухне пана Гойского (это после обучения в протестантской школе!), а потом подавал платье князю Вишневецкому. Эта явная неправдоподобность свидетельствует о том, что версии были всего лишь выдумкой для простых людей, любящих сказки про гонимых и страдающих в нищете царевичах и принцах.
Под стать версиям превращения был и рассказ Григория «о своем спасении» от рук наемных убийц. Некий воспитатель по фамилии Щелкалов, предполагая, что Борис Годунов постарается убить царевича, чтобы расчистить себе путь к престолу, подменил его в раннем детстве. Для этого он положил в колыбельку другого ребенка. Даже родная мать не заметила подмены и обращалась с подкидышем как с родным сыном. Дмитрию же пришлось жить при монастыре под чужим именем. После смерти своего покровителя он был вынужден бежать в Речь Посполиту. В этом рассказе совершенно неправдоподобной представляется замена одного ребенка другим. Мать, кормилица, мамка и нянька сразу бы заметили, что вместо Дмитрия в колыбельке оказался другой мальчик. Кроме того, известные думские дьяки Андрей Щелкалов и Василий Щелкалов не были воспитателями царевича. Оба были видными государственными деятелями и занимались дипломатией и служебными назначениями дворян. Первый умер в 1597 году, второй — в 1611. При угличском удельном дворе никто из них не бывал.
Но польская знать не стала вдаваться в эти детали и подробности и охотно принимала «царевича» в своих замках. Более того, нашлись лица, которые утверждали, что видели царевича в детстве и могут засвидетельствовать, что бывший слуга князя Вишневецкого — точная его копия (как будто сходство ребенка со взрослым мужчиной так уж очевидно). Одним из первых свидетелей стал некий Петровский, слуга канцлера Льва Сапеги. Хотя тот был беглым москвичом, но вряд ли имел возможность видеть настоящего царевича Дмитрия даже во младенческом возрасте. Однако и его никто не стал допрашивать с пристрастием. Всем хотелось верить в истинность Дмитрия и помогать ему: кто по доброте душевной, а кто и с определенным умыслом — поправить свое материальное положение в случае его успеха.
Особенно усердствовал воевода Самбора Юрий Мнишек. Он был обвинен в растрате казенных средств, которые получал как управитель королевскими землями. За это грозила тюрьма, а на его иждивении были довольно молодая вторая жена и дочь Марина. Младшую, Урсулу, удалось выдать замуж за престарелого князя Константина Вишневецкого. Та же судьба ждала и Марину, которой было только 16 лет. «Царевич Дмитрий» был приглашен в Самборский замок и вскоре превратился в преданного воздыхателя воеводской дочери. Отец всячески поощрял влюбленного юношу, полагая, что лучшего зятя ему не найти.
А. С. Пушкин в трагедии «Борис Годунов» исключительно точно описал взаимоотношения между Мариной Мнишек и Григорием Отрепьевым. Вполне возможно, что самозванец открылся своей возлюбленной, но та предпочла сразу же забыть правду в надежде стать русской царицей. В курсе авантюры был, скорее всего, и Юрий Мнишек, но его интересовала не истина, а возможность поправить свое финансовое положение. Овладев сердцем Григория, властная Марина захотела получить и его душу. Для этого он должен был окончательно отречься от православной веры и стать католиком. Вряд ли самозванец долго колебался. Жажда приключений была в нем сильнее каких-либо внутренних убеждений. Но афишировать свою нетвердость в вере он не стал, поэтому тайно отправился в францисканский монастырь и там принял католичество. Папский нунций А. Рангони даже посоветовал Григорию вступить в переписку с папой римским и попросить у Ватикана денег для организации похода на Москву. Тот так и сделал и вскоре получил из Рима благоприятный ответ. Теперь необходимо было вовлечь в затею короля Сигизмунда III. Поскольку тот был ревностным католиком, то и это уда