Члены следственной комиссии пришли к выводу, что царица Мария умышленно натравила посадских людей на ни в чем не повинных государевых людей, и те были убиты. Саму ее допрашивать ни Василий Шуйский, ни митрополит Крутицкий Геласий не имели права. Они лишь позвали Марию к собору и при ней вновь допросили наиболее важных свидетелей, обличивших ложь Нагих. Становилось ясным, что царице и ее родственникам предстоит понести наказание за содеянное. 30 мая следственная комиссия уехала в Москву. А несчастной матери, лишившейся со смертью сына всякой перспективы и надежды на лучшее будущее, оставалось лишь ждать решения боярского суда и царя. Правда, с помощью своих многочисленных родственников она постаралась навредить ненавистному Борису Годунову. По ее просьбе они стали активно распространять слухи о том, что Дмитрий был убит по приказу стремящегося к власти царского шурина. Поначалу это никак не навредило Борису, но в будущем сыграло роковую роль в его судьбе. Несомненно, Нагие делали большую ставку на царевича Дмитрия — возможного наследника престола. Поэтому они попытались привлечь максимальное внимание русских людей к его гибели как к важному государственному событию. Для этого по приказу Афанасия Нагого несколько человек занялись поджогами в столице. Однако их акция успеха не имела. Поджигатели были пойманы и разоблачены. От этого вина Нагих стала еще более очевидной, а наказание — суровым. На заседании Боярской думы Мария Нагая, ее братья и дядья были признаны виновными в убийстве государевых людей, в подстрекании угличан к восстанию и даже в смерти царевича Дмитрия, которому они уделяли недостаточно внимания. Кроме того, Афанасия обвинили в том, что он распространял вздорные слухи и пытался поджечь Москву. Наказание для всех было достаточно суровым. 200 простых угличан были публично казнены, менее виновные были брошены в тюрьмы или отправлены на поселение в Сибирь. Город после этого запустел. Братьев Марии сначала пытали, потом лишили всего имущества и отправили в тюрьмы в маленькие поволжские крепости. Саму царицу насильно постригли и отправили в убогий Девичий монастырь на Белоозеро. Случилось то, чего она смертельно боялась с момента замужества. На далеком Севере Марии-Марфе оставалось только горько рыдать по поводу несбывшихся надежд и мечтаний и копить в сердце злобу на тех, кто, по ее мнению, был виновен в бедах и злоключениях.
В изгнании
В самом мрачном и подавленном состоянии ехала Марфа в далекую северную обитель. На месте ее ждало еще большее разочарование. Отныне небольшая избушка и бедная, ничем не украшенная деревянная церковка становились тем миром, в котором ей предстояло жить. Опальной царице было позволено взять только двух прислужниц для хозяйственных нужд. Надзор осуществлял пристав, который регулярно отправлял в Москву отчеты о жизни узницы. Своих средств к существованию у Марфы не было, деньги на ее пропитание и одежду выделялись из казны, но распоряжаться ими мог только пристав; чтобы жизнь была сносной, приходилось сохранять с ним хорошие отношения. Для бывшей царицы это было крайне унизительно. Ведь она привыкла повелевать.
Долгое время молодая монахиня, а Марфе было не больше 27 лет, буквально изнывала от бессильной злобы на весь мир, от зависти к царице Ирине, любимой жене царя Федора Ивановича, от тоски и безделья. Ни к какому занятию душа ее не лежала. Вышивать она не умела и учиться рукоделию не желала (по ее мнению, это было не царским делом), к чтению интереса не было, к каким-либо наукам также. Ее стихией были дворцовые интриги, сплетни — возможность карать и награждать. В глухом северном монастыре всего этого не было.
Оставалось только поколачивать служанок, ссориться с монахами, жадно прислушиваться к любым известиям из столицы и вспоминать о своей прошлой жизни в царском дворце и на уделе в Угличе. Когда слезы начинали душить, Марфа истово молилась Богу, прося о милости и перемене судьбы в лучшую сторону. Но Христос не желал слушать грешницу, окропившую руки кровью невинных людей, полагая, видимо, что ссылка для нее — слишком мягкое наказание.
Летом 1592 года Марфа узнала, что царица Ирина родила долгожданную дочь и что по этому поводу в Москве были устроены большие празднества. Многие узники были прощены и выпущены на волю. На положении самой инокини это никак не отразилось, а вот ее братья и дядья были выпущены из темниц. Они остались на поселении в небольших поволжских городках. Дорога в Москву им была заказана на многие годы. Вряд ли появление на свет царевны Феодосии обрадовало бывшую царицу. Для этого она была слишком завистливой и недоброжелательной. А вот кончина малютки-наследницы в начале 1594 года, несомненно, вызвала в душе Марфы ликование. «Раз она сама лишилась единственного сына, так и у других не должно быть детей», — думала она.
Годы шли, а в положении Марфы ничего не менялось. Каждый день был точной копией предыдущего и последующего. Ни радости, ни горести — сплошные серые будни. Только в январе 1598 года ее тесный и замкнутый мирок всколыхнуло известие о безвременной кончине царя Федора. Правда, и это событие никак не отразилось на положении опальной монахини, поскольку вскоре на престол взошел ее главный недруг — Борис Годунов. Никакие распространяемые с помощью Марфы и ее родственников слухи не смогли в то время запятнать его репутацию. Русское общество верило, что только царский шурин может быть продолжателем славных дел умершего царя. К этому времени многие люди вообще позабыли об угличской драме, о непонятной гибели царевича Дмитрия и печальной участи его матери. Все надеялись, что мудрый и многоопытный новый государь будет править милостиво и справедливо и приведет страну к процветанию.
В первые два года царствования Бориса эти надежды полностью оправдались. Все население было избавлено на год от изнурительных налогов, многие представители знати получили повышение по службе и щедрые земельные пожалования. Опальные были прощены. Родственники Марии были вновь приняты на службу и назначены воеводами тех городов, где они до этого отбывали ссылку. Марфа осталась жить на Белоозере, но уже без надзора пристава. Ей даже увеличили сумму на содержание и позволили нанять несколько новых слуг. Это, конечно, было небольшим утешением, хотя и вселяло надежду на будущее улучшение положения. Особенно обрадовало Марфу то, что ей разрешили вести переписку и принимать посетителей. Царь Борис полагал, что всеми забытая царица-инокиня не может представлять для него опасности. Но в этом он серьезно просчитался. Марфа всегда была опытной интриганкой и умело плела нити заговора, она лишь ждала подходящего момента для нанесения удара по своему главному врагу, Годунову, не желая осознавать, что вся его вина состояла лишь в том, что именно он получил престол после смерти царя Федора, а не ее сын Дмитрий.
Вскоре монахиня с удовлетворением узнала, что число людей, ненавидящих царя Бориса, существенно возросло. Дело в том, что осенью 1600 года новый монарх заподозрил знатных бояр Романовых, двоюродных братьев царя Федора, в покушении на свою жизнь. По доносу, они якобы приобрели волшебные корешки, с помощью которых хотели отравить государя. На головы всех членов большой семьи Романовых, а также на их многочисленных родственников обрушились репрессии. Жена Федора Никитича была пострижена в монахини и отправлена в Заонежье, сам он стал монахом Филаретом в Антнониево-Сийском монастыре. Их дети с тетками оказались на Белоозере, неподалеку от Марфы. Приезд новых узников существенно оживил унылую жизнь бывшей царицы: с помощью слуг и монахов ей удалось узнать последние московские новости, дворцовые сплетни и другое. Стало ясно, что популярность царя Бориса падает день ото дня. Знать была недовольна репрессиями в адрес родственников царя Федора, которые были связаны брачными узами со всеми лучшими боярскими и княжескими домами. Верхушка общества возмущалась тем, что избранный царь не желает искать невесту для сына и жениха для дочери дома, а засылает сватов ко дворам иностранных монархов. Духовенство роптало по поводу активного внедрения иностранщины и покровительства царя иноверцам. Слыханное ли дело — протестантам позволили построить в столице кирху, а русских дворян отправили обучаться за границу, к иноверцам! Народ поговаривал: «Царь Борис несчастлив. Бог наказывает нас за его грехи голодом и мором». Действительно, из-за холодного и сырого лета 1601–1603 годов хлеб не вызрел, и в стране начались голод и эпидемии.
Марфа радовалась неудачам своего недруга Бориса. Она считала, что Бог услышал ее молитвы и решил того наказать. Однако главная задача состояла в том, чтобы лишить царя-выскочку престола. В этом деле хорошую помощь могли оказать Романовы. Ведь они считали себя незаслуженно наказанными. С Марфой их объединяло близкое родство с угасшей династией. Они были племянниками первой жены Ивана Грозного Анастасии, Марфа же была его последней супругой. Вполне вероятно, что здесь, в белозерской ссылке, родилась идея «возрождения» царевича Дмитрия. Ведь для простых людей обстоятельства его гибели так и остались неясными. Значит, можно было сочинить иную историю: в детстве из-за происков Бориса Годунова Дмитрия заменили другим мальчиком, который и был убит. Настоящий царевич тайно воспитывался в каком-нибудь монастыре и теперь готов вступить в борьбу за отчий трон. Эта выдуманная легенда показалась Марфе очень удачной, и она была готова поддержать любого, кто воплотил бы ее в жизнь.
Следует отметить, что от репрессий царя Бориса пострадали не только Романовы и их ближайшие родственники, но и все многочисленные слуги. Их было запрещено брать на службу, а без источника существования те должны были умереть от голода. Но дворня не стала ждать такого печального конца и отправилась на юг, чтобы присоединиться к казачьей вольнице. Поэтому они также горели жаждой мщения и хотели сражаться против Б. Ф. Годунова. Не хватало только полководца, который повел бы их за собой, то есть «царевича Дмитрия». «Свято место пусто не бывает», и уже в конце 1