весили чашу весов в его пользу. Оказалось, что тяжелое вооружение Шуйского, а также привязанность его войска к обозу с артиллерией стали большой помехой в бою. Конные польские гусары легко меняли маневр, вводя противника в заблуждение. Не удался даже план царского брата заманить казаков и гусар в топкое болото перед расположением его войска. Те вовремя узнали о препятствии и умело его обошли. Это позволило мощным ударом рассеять царские полки. Трусливый Шуйский побежал одним из первых, как бы показывая пример остальным воинам.
31 апреля Лжедмитрию II стало ясно, что свой первый крупный бой с войском царя Василия он выиграл. Победителям достался весь большой обоз с мощной артиллерией. С ее помощью удалось достаточно быстро заставить сдаться болховский гарнизон. После победы и получения богатой добычи некоторые поляки вознамерились вернуться домой. Но Лжедмитрий, увидев, что удача на его стороне и что путь к Москве открыт, выступил перед воинством с пламенной речью: «Я не смогу быть в Москве государем без вас. Хочу, если Бог меня утвердит в столице, всегда иметь на службе поляков: пусть одну крепость держит поляк, другую — москвитянин. Я хочу, чтобы все золото и серебро, сколько бы ни было его у меня — чтобы все оно было вашим. Мне же довольно одной славы, которую вы мне принесете. А если уж ничего изменить нельзя, и вы все равно решите уйти, тогда и меня возьмите, чтобы я мог вместо вас набрать в Польше других людей». Многим эта речь понравилась, и они остались. Кроме того, к армии присоединился 5000-ный болховский гарнизон. Все вместе быстрым темпом двинулись к столице. В день приходилось проходить до 7–8 миль. Правда, во время переправы через Угру болховцы тайно покинули Лжедмитрия и направились прямо в столицу, где стали уверять царя Василия в том, что самозванческая армия мала и бояться ее не следует. Однако для нового сражения с ней в Москве не было сил.
Путь Лжедмитрия II к столице был достаточно легким. Сначала жители Козельска, а потом и Калуги гостеприимно, с хлебом и солью, приветствовали его, потом удалось отдохнуть в пустом Борисове. Только в Можайске пришлось вновь вытащить сабли из ножен и зарядить пушки. Город не хотел сдаваться, полагая, что его защитит святой покровитель Никола Можайский. Но силы оказались неравны. Поляки вкатили на гору пушки и обстреляли крепость. На второй день гарнизон сдался. Лжедмитрий II торжественно въехал в завоеванный город и тут же отправился в местный собор, где отслужил молебен. В отличие от Гришки, он стремился чтить православные обычаи и всячески демонстрировал свою приверженность церкви и ее святыням. Эта его черта подкупала многих простых людей. Отталкивало лишь большое количество поляков и казаков в его армии. Для жителей русских городов они представлялись настоящими завоевателями.
После Можайска уже никто не выходил приветствовать «царя Дмитрия», но и правительственных войск видно не было. Только под Звенигородом к войску прибыли представители польских послов, задержанных Василием Шуйским, которые пытались убедить шляхтичей не нарушать мирный договор между Россией и Речью Посполитой и вернуться домой. На это те ответили, что раз уж приблизились к Москве, то назад поворачивать не намерены.
Наконец в начале июня войско Лжедмитрия достигло предместий Москвы. Город показался всем красивым, но почему-то безлюдным. Возможно, жители подумали, что сразу начнется штурм, и спрятались. При отсутствии противника поляки смогли достаточно долго подыскивать удобное место для расположения лагеря. Местность у Москва-реки показалась слишком открытой, у села Тайнинского (Тонинского) негде было укрыться от внезапного нападения из столицы. Потом было решено обойти город с севера и занять дороги, по которым доставлялось продовольствие. Пока все раздумывали над проблемой стоянки, в войске нашлись изменники, бежавшие в Москву. С ними заодно оказались и пушкари, которые забили запалы гвоздями, а сами сбежали. Но всех предателей удалось поймать и жестоко наказать: одних посадили на кол, другим отрубили головы.
Царь Василий попытался было пресечь маневры противника и в районе Тверской дороги отправил против них войска. Но они были вскоре рассеяны. Легкая победа позволила Лжедмитрию II и его войску вновь уже без всяких препятствий заняться поиском удобного месторасположения. В конце концов при впадении речки Химка в Москва-реку было обнаружено удобное и просторное поле. От города его защищали две реки, с тыла располагалось село Тушино. Там и раскинулся палаточный городок — табор.
«Тушинская» столица
Царь Василий, непонятно почему медливший, пока Лжедмитрий II выбирал место для лагеря, решил первым нанести удар. 14 июня его войско заняло позиции у реки Ходынка. Для отвлечения внимания противника в Тушино вновь были отправлены поляки из числа бывших сторонников Лжедмитрия I, которые должны были убедить шляхтичей не нарушать мирный договор своего короля с царем Василием. Но Р. Рожинский их слушать не захотел и повелел готовиться к решающему бою. Он начался 25 июня 1608 года.
По замыслу гетмана, все его войско делилось на три отряда. Своему племяннику Адаму он доверил левую сторону, правую, вдоль Москва-реки, — Хруслинскому, сам же выбрал центр, находившийся напротив русского обоза с множеством пушек. Задача состояла в том, чтобы захватить этот обоз. Предварительно Рожинский распорядился часть поляков переодеть в одежды, похожие на форму охранников русского обоза, и отправить их в расположение противника. Они должны были помочь в дезорганизации пушкарей.
Все началось ранним утром. Центральный полк бросился в атаку прямо под русские пули. Первый натиск был отбит. Но поляки собрались и напали снова. На помощь им пришел князь Адам, а потом и правый полк. Началось вели-258 кое побоище. Со стороны русских пало почти 14 000 человек. Победа оказалась за Рожинским. Поляки тут же бросились грабить обоз, некоторые захотели начать преследование неприятеля. Это привело к тому, что войсковой строй нарушился. Данным обстоятельством тут же воспользовались войска Василия Шуйского, стоявшие с двух сторон от главного обоза. Они напали на поляков и стали их теснить. В итоге удачно начавшееся сражение было проиграно Лжедмитрием И. Его воины бросились бежать, и только речка Химка спасла их от полного разгрома. Кроме того, им на выручку бросились казаки Заруцкого и смогли не только остановить натиск москвичей, но и отогнать их к реке Ходынка на прежние позиции.
После Ходынского сражения оказалось, что поляки лишились почти всех лошадей. В каждом полку их осталось не больше 70. Имущество, добытое в обозе, разделили, хотя и не совсем справедливо. Оно стало небольшим утешением для тех, кто был ранен или потерял коня. Затем на общем совете решили оборудовать лагерь более надежно: вырыли вокруг ров, обнесли его частоколом со сторожевыми башнями и воротами. Для «царика» возвели бревенчатые хоромы. Табор стал напоминать небольшой городок с улицами и торговыми площадями. В центре возвышался походный храм, где Лжедмитрий исправно молился.
Поскольку наемники требовали плату за свою службу, то Лжедмитрию пришлось обложить налогами присягнувшие ему города и местности. Для их сбора и учета создали несколько приказов. В них стали заседать сбежавшие из столицы дьяки: И. Грамотин, П. Третьяков, Ф. Андронов (казначей), Б. Сутупов, И. Чичерин. Думным дьяком и печатником стал Д. И. Сафонов. Боярская дума вскоре стала более многочисленной и представительной, путивльский воевода Т. П. Шаховской, один из главных заводчиков новой самозванческой авантюры, получил боярство и самое почетное звание слуги. Вместо А. Вишневецкого конюшим стал князь Ю. Н. Трубецкой. В число думных людей вошли: Д. Т. Трубецкой (перешел к Лжедмитрию во время Ходынского боя), М. Г. Салтыков (Шуйский его не любил и отправлял на дальние воеводства), князья С. П. Засекин и Ф. П. Барятинский, бывший казачий атаман И. М. Заруцкий, бывший рязанский дворянин И. Ф. Наумов, несколько Плещеевых (за родство с П. Ф. Басмановым). Дворецким стал князь С. Г. Звенигородский. Окольничество получили князь Д. И. Долгоруков, сын боярский из Свияжска Ф. А. Киреев и М. А. Молчанов. Для последнего чин был низок, но Лжедмитрий И, видимо, не простил ему то, что одно время он играл его роль. Нареченным патриархом стал плененный ростовский митрополит Филарет. Вольно или невольно, но он рассылал от своего имени грамоты в подчинявшиеся самозванцу города.
Позднее к самозванцу примкнули: князь Д. М. Черкасский, несколько князей Сицких, Троекуровых, Мосальских, а также Волынские, Вельяминовы, Годуновы, т. е. все те, кто не мог найти места при дворе Василия Шуйского. Правда, не все они постоянно находились в Тушино. Например, князь Роман Гагарин предпочел несколько раз поменять государей, аналогично поступали М. Г. Салтыков, М. И. Вельяминов, В. И. Мосальский и другие. В народе над ними насмехались и называли «перелетами». Если в 1608–1609 годах они бегали в Москву и обратно, то в 1610 году многие отправились на службу к Сигизмунду, под Смоленск.
Рассматривая список лиц из наиболее близкого окружения Лжедмитрия II и членов его правительства, следует заметить, что польских фамилий в нем нет. Очевидно, самозванец понимал, что в глазах русских людей он должен выглядеть русским царем. Поляков же он хотел представить только как наемников, таких же, как шведы в войске Скопина-Шуйского. Правда, он не мог скрыть, что главнокомандующим в войске все же является гетман Рожинский и что основные полки находятся в подчинении польских полковников.
Успехи под Москвой привели к тому, что на сторону Тушинского вора стали переходить даже крупные и стратегически важные города: Астрахань, Казань, Псков, Великие Луки, Иван-город, Ям, Орешек, Копорье, Касимов с местным татарским ханом Ураз-Магомедом. Всюду от имени «царика» рассылались грамоты, в которых его титул значился необычайно пышно: «Наияснейший, непобедимый самодержец, Великий Государь Дмитрий Иванович, Божиею милостию цесарь и великий князь всея Руси и всех татарских царств и иных многих государств, Московской монархии подлеглых, государь царь