Свадьба
2 мая состоялся парадный въезд Марины в Москву. До окраины ее проводила польская свита. Там стоял еще один великолепный шатер. Вскоре появился Лжедмитрий, одетый очень неброско, с небольшим числом приближенных. Он приехал тайно, но не для встречи с невестой, а для наведения порядка. По его приказу от шатра в два ряда выстроились стрельцы, около тысячи человек. За ними — тысяча конных дворян. Затем стройными рядами подъехала вся знать, приветствуя будущую повелительницу. Наконец, ей подали карету, украшенную серебром и царскими гербами. В нее были запряжены 12 серых в яблоках лошадей. Внутри карета была обита золотой парчой, на сиденье лежали вышитые жемчугом бархатные подушки. Даже колеса были позолоченными. Когда Марина заглянула в карету, то увидела в ней новый диковинный подарок — маленького красивого арапчонка с обезьянкой на золотой цепочке. Они выглядели как живые игрушки.
Для парадного въезда невеста надела белое атласное платье, сшитое на французский манер — с узким лифом и широкой юбкой на кринолине. Оно было расшито драгоценными камнями и сверкало в ярких солнечных лучах. Под стать ей была и свита: шесть слуг в одежде из зеленого бархата, обшитой золотыми позументами с золотыми цепями, и в багряных, шитых золотом плащах. За зрелищем наблюдали тысячи москвичей, одетых в лучшие одежды и держащих в руках весенние цветы.
Марина вместе с фрейлинами села в карету и поехала в столицу. На всем протяжении пути ее охраняли тысячи стрельцов и конных дворян. Сзади ее сопровождали наиболее знатные русские дворяне в необычайно красивых нарядах из бархата и парчи. У многих лошади были выкрашены разноцветными красками: красной, оранжевой и желтой. Это придавало всей процессии красочность и необычайную декоративность. Когда будущая царица въехала в Кремль на большую площадь, стоявшие на помостах музыканты заиграли на флейтах, начали трубить в трубы, бить в литавры. Кроме того, некоторые из них стояли на специальных помостах над Кремлевскими воротами и также играли на различных инструментах. Для русских людей такая музыка была необычна, поскольку раньше царских особ приветствовали только звоном колоколов. Вся процессия направилась к Вознесенскому монастырю, где невесту ожидали жених и будущая свекровь. По русским обычаям, до свадьбы ей полагалось жить на женской половине, а поскольку мнимая мать Лжедмитрия Марфа Нагая была монахиней, то Марине пришлось на несколько дней запереть себя в монастыре.
Источники не сохранили никаких сведений о том, как сложились отношения между Марфой и Мариной. Скорее всего, роднила их только тайна об истинной сути «Дмитрия». Во всем остальном общих точек соприкосновения у них быть не могло, поскольку и воспитание, и образование, и даже верования у них были разными. Но публично демонстрировать свою отчужденность они не имели права и, видимо, изображали любящих родственниц.
Вскоре Марина обнаружила, что в положении русской царицы очень много отрицательных моментов. Она не имела права участвовать в публичных празднествах, в пирах и различных увеселениях. Впереди ее ждала жизнь теремной затворницы с очень ограниченным кругом общения. Для вольнолюбивой польской девушки это было просто нестерпимо. Для чего ей были наряды, украшения, драгоценности, если их некому было показать? Кроме того, оказалось, что блюда даже с царской кухни не подходят для ее нежного желудка. Все это она попросила передать жениху.
Вопреки обычаям, Лжедмитрий лично прибыл в Вознесенский монастырь, чтобы во всем разобраться. Услышав жалобы Марины, он велел прислать ей польских поваров и передать тем ключи от всех царских погребов. Но с развлечениями пришлось до свадьбы повременить. Он не решился столь грубо нарушать русские обычаи. Чтобы скрасить тоскливое ожидание невесты, Лжедмитрий подарил ей шкатулку с драгоценностями, цена которых превышала 500 000 рублей, и позволил одарить ими своих приближенных. Фрейлины Марины к тому времени совсем заскучали и усиленно просились домой. Дорогие подарки должны были немного их развлечь.
За день до свадьбы к монастырю доставили великолепную повозку — сани с оглоблями, обитыми бархатом и серебряной парчой, к хомуту были подвешены сорок соболей, сиденье покрыто бархатным покрывалом, расшитым жемчугом и украшенным соболями. Их везла белая лошадь с серебряной уздечкой, на голове который был капор, украшенным жемчугом. В этих санях ночью Марина переехала в царский дворец. За ней пешком шли русские дворяне. Это произошло ночью, чтобы не было давки от зевак, желавших взглянуть на будущую царицу.
Новые покои понравились Марине существенно больше маленькой кельи в монастыре. Они были воздвигнуты на горе, с которой открывался красивый вид на Москва-ре-ку и Замоскворечье. Ее собственная часть дворца стояла под углом к покоям царя. Стены в комнатах были обиты парчой, а в спальне — бархатом. Все гвоздики, петли, крюки и цепи сверкали позолотой. Оконные рамы были обиты цветным сукном, сами окна закрывались дорогими балдахинами. Печи были искусно выложены цветными изразцами. Наверху крыши красовались затейливые башенки. Рядом была пристроена баня, красиво украшенная внутри. Кроме того, оказалось, что во дворце много потайных дверей и ходов, через которые его можно было тайно покидать или приходить к мужу, минуя строгий этикет. На следующий день, 6 мая, должна была состояться свадебная церемония. За день до нее между женихом и невестой состоялся «крупный» разговор по поводу того, какое надеть платье на свадьбу. Марина хотела быть в своем белом польском платье, в котором она обручалась. Лжедмитрий настаивал на русском наряде, чтобы не возмущать московскую знать и духовенство. Пришлось выбрать компромиссный вариант — на свадебной церемонии быть в традиционном для цариц платье, на пиру — в польском.
6 мая рано утром Марине принесли платье из вишневого бархата, богато расшитое жемчугом, драгоценными камнями и украшенное золотой вышивкой. На голову ей надели алмазный венок, похожий на корону, стоивший 70 000 рублей. Вся одежда весила так много, что передвигаться она могла только с помощью поддерживавших ее с двух сторон свах. Ими были Прасковья Ивановна, жена Ф. И. Мстиславского, и жена М. Ф. Нагого (имя неизвестно).
Ближе к обеду участники свадебной церемонии отправились в Успенский собор. Внутрь было позволено войти только высшему духовенству, думной знати и родственникам Марины. Будучи католиками, поляки демонстративно проигнорировали православные обычаи и вошли в храм с оружием и в шляпах. С трудом у некоторых из них обманом удалось отобрать головные уборы. Тогда шляхтичи стали демонстративно облокачиваться на раки святых, показывая, что утомились от длительной церемонии. Православное духовенство и русская знать смотрели на все это с большим возмущением, но открыто выражать его не могли. Все обиды от наглых гостей приходилось пока таить. Марина старалась не замечать все возникающие неприятные инценденты.
Первой началась не свадебная церемония, а венчание Марины на царство. Это было небывалым для Руси событием, поскольку раньше царицы получали свой титул от мужа. Обряд венчания состоял в возложении на голову Марины царской шапки, на плечи — барм и вручения державы и скипетра. Затем в полном облачении ее отвели к алтарю, там ее ждали жених и патриарх. Последний благословил молодых и дал им для причастия просфору и чарку с вином. Первой сделала глоток Марина, остальное допил Лжедмитрий.
Сам обряд венчания осуществлял протопоп. Непосредственное участие в нем принимали посаженные отец с матерью, тысяцкий, дружки и свахи. Вполне вероятно, что традиционный русский свадебный обряд был представлен в сокращенном варианте, поскольку для поляков он был чужд и даже смешон (чесание волос, обсыпание хмелем, обмахивание соболями, укутывание невесты и т. д.).
После венчания пир устраивать не стали, поскольку все были утомлены, особенно Марина. В кругу близких родственников отметили торжественное событие и разошлись. Очевидно, самозванец не решился отвести Марину в сени на снопы, как того требовал русский обычай, и первая брачная ночь прошла в постельных хоромах.
В целом вся церемония оказалась смесью старинных русских обычаев с польскими. Последние особенно ярко проявились на следующий день, когда для знати был устроен роскошный пир в Грановитой палате, а для рядовых дворян — в Золотой. Лжедмитрий оделся в гусарский наряд, а Марина — в польское платье. Во время обеда музыканты играли различные веселые мелодии, что противоречило русским традициям. В своем европейском наряде молодая жена наконец-то почувствовала себя счастливой. Ей стало казаться, что теперь-то она сможет изменить суровые и чопорные порядки русского двора и будет устраивать веселые балы с танцами и маскарадом.
Хорошее настроение портил только конфликт отца с мужем. Юрий Мнишек был недоволен, что польскому послу оказывалось мало почестей, и царь постоянно затевал с ним ссору из-за того, что польская сторона не желала признавать его новый титул — «непобедимый цесарь». Юрий даже отказался присутствовать на брачном пиру, сославшись на болезнь. Марина же старалась быть всем довольной. Ей очень понравилась церемония присяги, во время которой вся знать клялась на кресте, что будет верно ей служить. Еще больше развлекли подарки, подносимые гостями: боярами, епископами, дьяками, купцами. Каждый произносил поздравление, целовал ей руку и передавал дар.
Свадебные пиры продолжались три дня. Но Марина с Лжедмитрием на них лишь присутствовали. По-настоящему они ели и веселились в узком кругу своих приближенных. Во время таких застолий никаких церемоний уже не было и царице позволялось вести себя как дома, в Польше. Однако истинного веселья и радости никто не чувствовал. Многим казалось, что к городу неслышными шагами подкрадываются несчастья. Сначала Лжедмитрий потерял свой обручальный алмазный перстень. Потом начались каждодневные стычки поляков с москвичами, создававшие напряженную обстановку. Один раз над Москвой появилась странная туча, похожая на город, охваченный дымом. Она оказалась роковым предзнаменованием.