ание Марфы. В нем она попыталась объяснить, почему самозванец смог воцариться: «Он ведовством и чернокнижеством назвал себя сыном царя Ивана Васильевича. Омрачением бесовским прельстил в Польше и Литве многих людей. И нас самих, и родственников наших устрашил смертью. Я боярам, и дворянам, и всем людям объявила об этом прежде тайно. А теперь всем явно говорю, что он не сын наш, царевич Дмитрий, а вор, богоотступник и еретик». Для большей убедительности грамоту Марфы повез ее брат Михаил Нагой. Но ельчане не поверили изолгавшейся царице, решив, что на этот раз она выполняет волю царя-узурпатора. Движение против Шуйского начинало разрастаться.
В этой ситуации хитроумный царь Василий решил использовать новый козырь — останки настоящего царевича Дмитрия. С согласия Марфы в Углич были отправлены представители духовенства во главе с ростовским митрополитом Филаретом, бывшим опальным боярином Ф. Н. Романовым, которого Лжедмитрий вызволил из Антониево-Сийского монастыря и возвысил. Они вскрыли гробницу царевича в Преображенском соборе и обнаружили, что его мощи не истлели, сохранились даже одежда и обувь. Это было наглядным свидетельством его святости. Члены духовной комиссии с умилением написали царю, что сохранились даже орешки, которыми ребенок якобы играл перед смертью.
На самом деле и Марфе, и Василию Шуйскому было хорошо известно, чем играл Дмитрий перед гибелью, но об этом простым людям не следовало знать. Для них царевич должен был иметь образ невинной жертвы кровавых убийц, подосланных Борисом Годуновым. В угоду политической конъюнктуре царь Василий решил забыть о выводах Угличской следственной комиссии, которую когда-то сам возглавлял, и принял версию смерти Дмитрия, выдвинутую Марфой еще в 1591 году.
В начале июня было организовано торжественное перенесение мощей царевича Дмитрия из Углича в Москву. Встречать мощи святого вышли все: царь Василий, Марфа, московское духовенство, знать и тысячи горожан. Священники и монахи несли иконы, кресты и хоругви. Главная церемония состоялась за городом. Мощи Дмитрия были привезены на богато украшенной повозке. Марфе было позволено подойти к ней и посмотреть на то, что было когда-то ее ненаглядным ребенком. От нее требовалось публичное опознание останков. Вместе с царем Василием она послушно воскликнула: «Днесь зрим мы истинного юного Дмитрия, убиенного в Угличе, и Божие провидение сохранило его столь же свежим, как если бы его только сейчас положили в гроб». После этого все присутствующие стали славить и благодарить Бога за его милость и дарование людям необычайного чуда и нового святого. Однако некоторые современники усомнились в том, что тело царевича могло столь хорошо сохраниться в течение 15 лет. Они даже предположили, что вместо истлевшего Дмитрия на всеобщее обозрение был выставлен труп какого-то недавно умершего мальчика. Возможно, так оно и было, поскольку привыкшие лгать Василий и Марфа легко шли на любой обман. Тело святого с почетом отвезли в Архангельский собор и установили на особом помосте. Но приближаться к нему разрешалось далеко не всем. Считалось, что маловерующие могут осквернить его своим прикосновением. Только под присмотром священника болящим позволялось прикоснуться к раке святого и получить исцеление.
Наконец-то Марфа смогла успокоиться. Теперь ее как мать святого уже никто не осмелится тронуть. Действительно, царь Василий оставил ее в покое и больше не просил сочинять грамоты в разные города. Бывшая царица осталась жить в Вознесенском монастыре в тишине и почете, на полном государственном обеспечении, правда, ценные подарки Лжедмитрия у нее были отобраны.
Относительное затишье в стране было недолгим. Уже осенью к стенам Москвы подошли войска под предводительством Ивана Болотникова, которые хотели скинуть узурпатора Шуйского и вновь посадить на престол якобы спасшегося «царя Дмитрия». На этот раз Марфа решила не рисковать и не поддержала новую самозванческую авантюру. К тому же теперь ей вряд ли кто-нибудь поверил бы. Она даже посоветовала родственникам возглавить царские полки и сразиться с новыми мятежниками. Те так и сделали и успешно громили болотниковцев под Калугой и Тулой. После взятия в плен Болотникова и «царевича Петрушу», явного самозванца, назвавшегося сыном царя Федора Ивановича, М. Ф. Нагой был оставлен воеводой Тулы.
Даже когда в Тушино расположилось большое войско Лжедмитрия II, выдававшего себя за первого самозванца, Марфа не изменила царю Василию и не стала вступать в тайные сношения с его соперником. Она осознала, что политические игры для нее становятся слишком опасными, однако коварный Шуйский не захотел быть благодарным. Испытывая материальные затруднения, он конфисковал у Марфы последние ценные украшения, которые подарил ей еще Иван Грозный. Естественно, что все это возмутило бывшую царицу, но защитить ее интересы было некому.
Ни драгоценности Марфы, ни поборы с церквей и монастырей не помогли царю Василию сохранить власть. К лету 1610 года всеобщее негодование достигло предела, и он был скинут с престола. Власть в свои руки взяла Боярская дума, в которую входили и родственники Марфы. Главой «Семибоярщины» стал Ф. И. Мстиславский, которого Нагие когда-то прочили в цари, поэтому перемены в Кремле не затронули Вознесенскую монахиню. Она осталась жить в своих палатах, правда, уже на более скудном пайке. Ведь теперь она уже никого не интересовала.
На московский трон решили пригласить польского королевича Владислава, не имевшего отношения к прежней династии, а значит, и к царевичу Дмитрию. Ему не нужны были ни разоблачения самозванцев, ни новые святые-чудотворцы. За его спиной стоял католик — польский король Сигизмунд III. Все это прекрасно понимали и, желая получить новые чины, должности, пожалования и т. д., стали забрасывать польского монарха челобитными с различными просьбами. Не осталась в стороне и Марфа. Она написала королю об обидах, которые нанес ей Василий Шуйский: ограбил, отнял то, чем пожаловал ее великий князь Иван Васильевич, кормил от двора скудной пищей, прислуге ее ни денежного жалованья, ни хлеба не давал. В итоге она во всем обнищала и оказалась в больших долгах. Инокиня слезно просила Сигизмунда определить ей и ее людям средства на традиционное для государевых вдов содержание.
Следует отметить, что и в этом послании Марфа слукавила. Ведь подаренные ей царем Иваном Грозным дорогие вещи были конфискованы еще в 1591 году, когда ее постригли и отправили в ссылку, Василий Шуйский отобрал у нее многочисленные подарки Лжедмитрия, который ничего не жалел для своей мнимой матери, и некоторые безделушки, оставшиеся от мужа.
Неизвестно, получила ли Марфа от короля ответ и улучшила ли с его помощью свое положение. Очень скоро боярское правительство вместе с польским гарнизоном оказалось на осадном положении. Москву окружили войска сначала Первого, а потом и Второго ополчения. В Кремле начался голод. В качестве пищи использовались трава, коренья, кошки, собаки и даже засоленные в чанах трупы людей. В этой ситуации вряд ли кто-нибудь заботился об одинокой царице-монахине и делился с ней своими скудными запасами. Не перенеся длительного голодания, Марфа скончалась в июле 1611 года, не узнав ни о победе ополченцев, ни об избрании нового царя — Михаила Романова.
Мария Федоровна Нагая, в монашестве Марфа, прожила около 50 лет. И для нее, и для Русского государства это были очень сложные и тяжкие годы. Во многом их трудность была связана с действиями самой Марфы, отчаянно стремящейся к славе, власти и богатству. Ради них она готова была лгать, мстить, притворяться. Ее примеру последовали многие представители знати, заварившие мутный котел Великой смуты, чуть не поглотившей всю страну. Однако здоровые силы общества все же одержали верх. В конце жизни Марфа Нагая и многие похожие на нее люди оказались у «разбитого корыта» и умерли, всеми забытые. Поэтому ее судьба может служить хорошим уроком для всех властолюбцев и корыстолюбцев, пытающихся добиться своей цели любым путем, в том числе и малодостойным и нечестным.
2. ПЕРВЫЙ САМОЗВАНЕЦ НА РУСИ
Русское общество до начала XVII века не было знакомо с понятием самозванчества. Великокняжеский, а потом и царский престол наследовали представители рода князей Рюриковичей, многочисленного и хорошо всем известного. С конца XIV века верховная власть оказалась в руках московских князей, и остальные Рюриковичи на нее уже не претендовали. Однако со смертью в 1598 году бездетного царя Федора Ивановича род московских государей иссяк. Перед обществом встала не существовавшая ранее проблема избрания нового верховного правителя. Русские люди не смогли решить ее самостоятельно и оказались во власти умелой агитации сторонников Бориса Годунова, брата вдовы царя Федора Ирины. Однако через несколько лет оказалось, что царь Борис не устраивает ни боярство, ни дворянство, ни простых людей. В русском обществе появилась тяга к возврату прежней системе престолонаследия. Этим ловко воспользовался сначала первый искатель приключений и авантюрист, назвавшийся именем последнего сына царя Ивана Грозного царевича Дмитрия, потом второй, за ним третий и несколько других претендентов на родство с угасшей династией московских князей. Затеи самозванцев нашли поддержку среди русских людей, породив кровавое междоусобие. Первый Лжедмитрий особенно преуспел в деле обмана русских людей. Многие поверили в его истинность и оказали большую помощь в борьбе с царем Борисом.
В «прелестных» грамотах «царевича» писалось, что еще в раннем детстве он был подменен одним преданным человеком, иногда утверждалось, что им был дьяк Щелкалов, иногда — какой-то лекарь, иногда — И. Ф. Мстиславский, поскольку существовала опасность покушения на его жизнь со стороны Бориса Годунова. Потом он якобы воспитывался в монастыре, затем был перевезен в Польшу, где, повзрослев, открыл свое истинное имя. Однако в грамотах почти не было имен конкретных людей и названий мест, где прошли детство и юность «Дмитрия». Поэтому проверить истинность всех эт