лишь подтвердили слова хозяйки. Подводя итог допросам, воеводы пришли к выводу, что ничего особо крамольного не обнаружили. Писать в Москву было почти нечего. Поэтому они решили допросить всех снова, но уже под пытками.
Подвешенный на дыбу Василий Пантелеевич ничего нового добавить не смог — ведь его не было в Москве в момент взятия Кремля. Ужасно мучавшаяся Евфимия, чтобы следователи отстали от нее, добавила к прежним показаниям некоторые детали: в польском чемодане лежали не только золотые цепи, но и 10 синих и зеленых камешков, которые были потом украдены Хломовым. Кроме 30 небольших запонок брат дал ей 4 очень крупных с алмазами. Они также оказались у Хломова. Чтобы окончательно «утопить» алчного вора, добавила, что в украденном узелке были ее собственные два золотых кольца, перстень с алмазом, серьги, золотой крестик, два жемчужных ожерелья и 12 больших индийских жемчужин. Вряд ли Евфимия надеялась, что все это будет ей возвращено, но хотела, чтобы нечестного Хломова побольше помучили на допросах. Аксиния на пытках созналась в том, что брат дал ей еще вырезанную на золоте иконку, но и она была похищена казаками. Пыткам даже подвергли четырнадцатилетнего сына Василия и служанок, но те ничего не смогли добавить к своим прежним словам.
Тогда следователи решили подробнейшим образом описать имущество Болотниковых. Для этого в их дом были отправлены Григорий Веревкин, Путала Одинцов с несколькими посадскими людьми в качестве понятых.
Больше всего обыскивающих интересовал состав спрятанной в бане окованной металлом коробки. Сверху в ней лежали бумаги. Среди них был перечень имущества, оставленного на хранение чудовскому монаху Константинову, с пометой о том, что следовало узнать у Марка Поздеева о судьбе этого старца. Далее лежала памятка Ивану Петровичу Шереметеву о том, что его слуге было отдано имущество Болотниковых, к ней был приложен перечень этого имущества. Возможно, Василий надеялся в будущем вернуть свое добро. Там же лежали письма к разным купцам о торговых операциях. Среди бумаг была небольшая коробочка с двумя изумрудами И. С. Шорина, оставленных в качестве залога за взятые в долг деньги. Ниже лежала небольшая расписная немецкая шкатулка с драгоценностями. Подьячий Путана Одинцов подробно их описал:
«Икона Пречистой Богоматери Одигитрии, вырезана на яшме, как бы в гнезде. Сверху образа золотой нимб, украшенный жемчугами, изумрудами и рубинами. Голова и одежда покрыты вызолоченным серебром». Василий сказал, что эта иконка была дана ему двоюродным братом Евфимии Пятуней Михайловым в качестве платы за денежный долг.
«Крест нательный с финифтью и четырьмя жемчужинами». Василий отметил, что он был сделан по его заказу еще до Смуты дьяконом Данилой из церкви Ильи Пророка в Китай-городе.
«Небольшие запоночки с маленькими рубинами и 4 жемчужинами». Евфимия пояснила, что они были оставлены ею у игумена Нектария.
«Серьги двойные на золоте с темно-голубыми сапфирами, рубинами и 8 жемчужинами». Евфимия сказала, что купила их во время осады у жены Ивана Навруева и отдала за них 13 рублей. До этого они принадлежали какой-то немке, но имени ее она не знает.
«Перстень золотой, литой, украшен финифтью». Василий сказал, что он был сделан лет 20 тому назад дьяконом Данилой с Ильиной улицы, уже упомянутым выше.
«Три золотых перстня: один с печаткой, другой — с украшением в виде человеческой головы, третий — с зернью». Василий пояснил, что покупал их давно, для себя.
«Четыре золотых перстня с самоцветами. Сделаны в Швеции». По утверждению Василия, они были куплены в Швеции лет 20 назад.
«21 жемчужина и 4 маленьких рубина». Василий пояснил, что они остались у него от прежних запасов и были куплены в Иван-городе много лет назад.
«2 изумруда». Принадлежали Ивану Шорину. «Синий сапфир» — казанского жильца Якова Минина. Хотя Василий Болотников и его знакомые купцы довольно подробно объяснили происхождение этих драгоценностей, все они были конфискованы и отправлены в Москву на Казенный двор. Видимо, так казанские воеводы хотели показать, что «радеют о государевом деле».
Эти ценности должны были хоть как-то восполнить утраты казны в Смутное время. Но было ли это справедливым? Получалось, что за много лет успешной торговли богатый купец Болотников не накопил ничего. Все, что у него было, по мнению судей, могло быть похищено из царской казны Ф. Андроновым. Они также полагали, что и другие купцы не имели права обладать драгоценными камнями.
Евфимии было горько сознавать, что она лишилась и серег, и перстней, и крестиков, которые с риском для жизни прятала все Смутное время. Ведь даже эти оставшиеся крохи не могли восполнить ее личных потерь, того, что было присвоено нечестным И. Шереметевым и украдено Хломовым. Но казанских судей это нисколько не волновало. Более того, они повелели описать и другие принадлежащие Болотниковым вещи. После этого все было опечатано до царского указа.
В опись вошло следующее.
«Иконы в церкви Параскевы Пятницы: Спаса милосердного; Софии, Премудрости Божией, в серебряных позолоченных окладах с жемчугами; трехстворчатый складень, украшенный серебряной сканью».
«Во дворе две путевых иконы Знамение Пречистой Богородицы со святыми, в серебряном окладе, украшенном сканью».
«В лавках: две иконы Пречистой Богородицы Владимирской и Казанской; серебряный позолоченный крест с четырьмя жемчужинами; печатная Псалтырь, Стихирь, Часовник скорописный; тесьма для женской одежды с пятью ожерельными серебряными позолоченными пуговицами с финифтью, жемчужинами и маленькими самоцветами; поделочный камень, граненый клином; 12 шариков в металлической оправе; четыре серебряных позолоченных пряжки; 14 красных шариков для пуговиц; 8 жемчужных пуговок в оправе; мужская шапка (вершок темно-синий с пухом и золотой нашивкой), зеленый кафтан из камки с вшитыми позолоченными пуговками (ношен), ферязи из цветной персидской ткани с нашивками из красного шелка с серебряными и золотыми полосками; 3 женских рубашки, 1 мужская, 3 маленьких рубашки, 2 портков, занавески и покрывало новые; красные штаны; суконная шапка с черным околышком из лисы (ношеная); небольшой кусочек пестрой ткани; кушак из ткани; 8 аршин простой ткани; наволочка суконная с красной отделкой; таз, ведро, братина с крышкой, шандан (сосуд с носиком) медные; 13 новгородских монет; 15 пуговиц серебряных, опашенных; 12 граненых хрусталиков; 24 серебряных пуговицы для телогрей; с четверть золотника мелкого жемчугу; мешочек, вышитый целиком золотом и серебром, а в нем 3 застежки, украшенные жемчугом».
Следует отметить, что в спрятанной в бане коробке, были не только конфискованные драгоценности, но и некоторые другие вещи: в первую очередь серебряная шведская посуда, состоящая из 2 небольших ковшиков, 3 ковшиков побольше, 5 чарок для вина, 4 серебряных ложек. Именно о них Василий рассказывал следователям, поэтому конфисковать их они не решились. Слишком явным было то, что они никогда не находились в царской казне, а были куплены недавно.
Несомненно, что спрятанная в бане коробка была весьма внушительного размера, поскольку в ней находилась также и одежда: «ферязь вишневого цвета с цветными полосками; однорядка красная, шелковый поясок; белое полотенце; медная ступка; новая простыня; 4 деревянных ложки; 3 костяных ложки; деревянная миска в медной оправе; желтый детский кафтан; 4 вышитых полотенца; 4 платка; мешочек для бутылки, вышитый серебряными и золотыми нитками; 3 стоячих воротника из атласа, ношеных; 3 четверти аршина красной материи; 2 кусочка зеленого и синего атласа; с вершок синей камки, красный коврик; полотенце из бязи; 2 мужских рубашки, вышитых золотом; 2 наволочки с вышивкой; полосатая скатерть; 3 ножа с вилками, нашивка для ферязи; наперник; 2 скатерти; всевозможные нашивки на одежду и различные шелковые нитки».
Значительное количество не только готовой одежды и белья, но и тканей, нашивок и ниток свидетельствовало о том, что Евфимия была рукодельницей и в свободное от домашнего хозяйства время занималась вышиванием и шитьем различных изделий: полотенец, наволочек, покрывал, накидок, футляров, скатертей, украшением кафтанов мужа и детей, собственной верхней и нижней одежды. Для этого у нее были красивые нашивки, различные пуговицы, шелковые нитки и т. д. Несомненно, что ей было горько видеть, как чужие люди перебирают ее вещи и переписывают, чтобы конфисковать. Интересно отметить, что необходимые для рукоделия вещи Евфимия хранила в коробке с самыми ценными ювелирными украшениями и посудой. Возможно, в то время пуговицы, ткани и шелка ценились не меньше.
После допросов, пыток и описи имущества Василия Болотникова, Евфимию, их старшего сына Василия, Аксинию и служанок Татьяну и Дарью арестовали и заключили в местную тюрьму до особого распоряжения из Москвы. Только Трифона, сына Аксинии, Пашу, младшего сына Болотниковых, и помощника Василия Семена Фирсова оставили на воле. Но местных купцов заставили за них поручиться. На этом следствие не закончилось. Из Москвы была отправлена грамота в Ярославль с требованием найти двоюродного брата Андронова Ивана Быка и расспросить его о золотых цепях. Однако его, видимо, не нашли. После казни Федора он, скорее всего, уехал за границу. Тогда было решено найти Пятуню Михайлова, другого двоюродного брата бывшего казначея. Тот оказался в Нижнем Новгороде. В сентябре его доставили в столицу и тщательно допросили.
Пятуня оказался исключительно словоохотливым и подробно рассказал о своей жизни и взаимоотношениях с семьей Андроновых: сначала был сидельцем в лавке Федора в Погорелом Городище, потом при Лжедмитрии I переехал в Москву и поселился в доме Юрия Болотникова. Вместе с купцами Болотниковыми отливал монету из серебряного лома на Денежном дворе и хорошо заработал на этом деле. С двоюродным братом Федором имел плохие отношения, тот его часто ругал за нерадивость и нерасторопность и даже отобрал 600 рублей — весь доход от отливки монеты. Когда Пятуня попросил Федора отдать долг, тот его сильно избил. Только Евфимия и Аксиния были к нему добры и всячески помогали. Во время Московской осады из-за сильного голода он сбежал в ополчение и оказался под покровительством Д. М. Пожарского (на самом деле его покровителем был князь Д. М. Черкасский, но в 20-е годы положение руководителя Второго ополчения было много выше и ссылка на него была выгоднее). Далее Пятуня рассказал о том, что после взятия Кремля поехал в Ярославль, где встретился с Евфимией и Аксинией (на самом деле он выехал раньше Евфимии, был сопровождающим ее с