По разным отдаленным местам разослали и братьев Федора Никитича. Александра как самого «виновного» отправили в Усолье к Белому морю… Там его вскоре убили государевы приставы, видимо, по указанию сверху. Михаил Никитич поехал под конвоем в Ныробскую волость около Перми. Там его поместили в глубокую яму и почти не кормили. Местные ребятишки очень сочувствовали узнику и тайком бросали куски хлеба. Но в этих нечеловеческих условия выжить было просто невозможно. Михаил вскоре погиб от голода и холода.
С Василием Никитичем, казалось, обошлись лучше. Местом его заключения был выбран Яранск, где для него построили особый двор. Однако пристав оказался настолько добросовестным, что заставил заключенного передвигаться в кандалах. В итоге тот в кровь стер ноги и заболел. Тогда из Москвы пришел приказ отвезти Василия в Пелым и поместить в одной избе с младшим братом Иваном. Но это было запоздалой мерой. 15 февраля 1602 года от гангрены на ногах Василий скончался. Не лучше было и положение Ивана Никитича. От переживаний усилилась его старая болезнь — церебральный паралич. Он совсем перестал двигаться и впал в забытье. По приказу царя его срочно перевели в Уфу с племянником Иваном Борисовичем Черкасским. Только там его состояние несколько улучшилось.
Смерть постепенно настигала и других узников. Князь Б. К. Черкасский скончался от камчуги (род проказы), И. В. Сицкий замерз на пути к месту ссылки, его жена была задушена в монастыре. Все эти сведения просачивались в столицу, вызывая у знати шоковое состояние. Ведь при венчании на царство Борис клялся, что пять лет никого не будет казнить.
Ксения Ивановна, ставшая инокиней Марфой, также находилась межу жизнью и смертью. При расставании с детьми она упала в обморок и долго не могла прийти в себя. Полуживую ее поместили в закрытую кибитку и под охраной отвезли в Заонежье. Возможно, судьи надеялись на ее скорую смерть. Однако толвуйский священник Ермолай Герасимов и его жена прониклись большим сочувствием к осужденной боярыне. Благодаря их усилиям наша героиня пришла в себя и даже пошла на поправку. Но нервные припадки с обмороками при сильном волнении стали хроническими и мучили ее до конца дней.
Многие простые люди, окружавшие опальных, по-доб-рому относились к ним и помогали, чем могли. Хотя по приказу царя какая-либо переписка между Марфой и ее родственниками была запрещена, священник Ермолай через знакомых приносил ей весточки от мужа и детей. Именно это способствовало выздоровлению несчастной монахини. Выяснилось, что Филарет содержался в сносных условиях. При нем жил слуга, монахи его кормили, но запрещали посещать церковь. Дети, Татьяна и Михаил, находились под опекой теток, Анастасии и Марфы, жены умершего князя Черкасского, правда, последняя также заболела камчугом.
Царь Борис вскоре понял, что жестокие репрессии в адрес Романовых и их родственников по явно надуманному поводу вызывают глухой ропот среди знати. Поэтому он решил смягчить участь тех опальных, которые не могли представлять для него угрозу, т. е. женщин и детей. В итоге Марфе Ивановне, ее детям и Анастасии с Марфой Черкасской позволили поселиться в селе Клин Юрьевского уезда под бдительным надзором нескольких приставов.
Известие о скорой встрече с детьми стало для Марфы самой большой радостью в жизни. Ей хотелось буквально на крыльях лететь в Клин, но вновь пришлось ехать в закрытой повозке по бескрайним просторам Руси. Теперь ее состояние уже не было таким подавленным и безнадежным. Впереди маячила робкая надежда на то, что все невзгоды вскоре закончатся.
Из Белозерья узники добрались раньше Марфы и уже смогли обжить свой новый дом — он был специально построен для них в селе, принадлежавшем Романовым до опалы (после следствия все их земельные владения были конфискованы в казну). Когда толвуйская монахиня прибыла, то дети уже ждали ее на крыльце. Увидев своих ненаглядных сына и дочку, худых, бледных, с запавшими глазами и осунувшимися лицами, Марфа чуть снова не упала в обморок. По всему было видно, что они недоедали и долгое время были без солнца и воздуха. К тому же вся одежда на них оборвалась. Не лучше выглядела и она сама — в черном грубом платье и с лихорадочно горящими глазами. В итоге встреча превратилась в море слез.
Немного оправившись, Марфа обратилась к одному из приставов, который казался ей наиболее сердобольным человеком, с просьбой улучшить питание детей и позаботиться об их одежде. В. М. Хлопов действительно решил проявить участие к узникам, но сам помочь им побоялся и написал грамоту в Москву об их бедственном положении. Столичные дьяки доложили обо всем царю. Тот решил быть милостивым до конца и распорядился, чтобы из доходов имения для питания опальных выделялось достаточное количество мяса, молока, яиц и овощей. Кроме того, им привезли ткань для одежды, которую женщины сшили сами. Второй пристав, Д. Жеребцов, для отчетности стал вести книгу расходов. Хотя жизнь в Клину была довольно сносной, но здоровье Татьяны и Михаила оказалось основательно подорванным. У Татьяны со временем развилось малокровие, которое свело ее в могилу в 18 лет. У Михаила начался рахит, который в зрелом возрасте вызвал серьезное заболевание ног.
Со временем положение Филарета также несколько улучшилось. Ему позволили участвовать в церковной службе и даже обновили одежду, поскольку прежняя превратилась в лохмотья. Некоторые сердобольные монахи Антониево-Сийского монастыря приносили ему весточки от Марфы и сообщали о событиях в стране.
Когда Филарету рассказали о появлении самозваного царевича Дмитрия, он очень оживился: стал весел, начал вспоминать свою прежнюю боярскую жизнь, пиры, охоту и т. д. Одному из монахов он даже сказал по секрету, что ждет существенных перемен в своей жизни. Все это свидетельствовало о том, что опальный монах был в курсе само-званческой авантюры и надеялся, что в случае успеха Лжедмитрий вызволит его из ссылки. Позднее эти надежды полностью оправдались.
В Клину Марфа и ее родственницы даже смогли сдружиться с семьями приставов. Их дети вместе играли, вместе обучались грамоте и много времени проводили друг с другом. Подружкой Татьяны стала маленькая Мария Хлопова, дочь брата В. Хлопова Ивана. За их забавами наблюдал и Михаил. Бойкая и симпатичная Мария ему очень нравилась. Ведь сам он был довольно робким и болезненным ребенком. Это детское знакомство навсегда запало в его душу и побудило впоследствии объявить Марию своей невестой.
Реабилитация
Марфа с детьми скорее всего были равнодушны к противоборству царя Бориса с Лжедмитрием. Их больше волновали вопросы собственного здоровья и взаимоотношения с приставами. От последних, по их мнению, больше всего зависело их благополучие. Но они ошибались. События в столице вскоре это подтвердили.
13 апреля 1605 года царь Борис умер. Его сын Федор удержаться на троне не смог и был убит вместе с матерью. Летом Москва радостно приветствовала «сына Ивана Грозного» — Лжедмитрия I. Самозванец, желая доказать свою истинность, тут же объявил амнистию для всех узников, наказанных царем Борисом. Романовы вошли в их число. Правда, снять монашеское платье с Марфы и Филарета никто не смог, поэтому вернуться к прежней безоблачной жизни они не имели права. Из Клина Марфа с детьми приехала в Москву. Там она смогла наконец-то увидеть своего бывшего супруга и остальных оставшихся в живых родственников. Теплой и радостной стала встреча с сестрой, которая оказалась в стороне от репрессий и воспитывала двух сыновей. Ее муж М. М. Салтыков был по-прежнему окольничим. Самый младший брат Филарета Иван Никитич получил боярство и вошел в Боярскую думу. Марфа продолжила воспитание детей и даже получила разрешение снова жить в доме на Варварке. Филарет в начале 1606 года был возведен в сан ростовского митрополита и отбыл в свою епархию.
Для Романовых правление Лжедмитрия было выгодным, поэтому главный заговорщик В. И. Шуйский не посвятил их в планы дворцового переворота. Свержение самозванца в мае 1606 года стало для Марфы и ее окружения полной неожиданностью. Правда, вскоре выяснилось, что новый царь Василий Шуйский не собирался наказывать невольных и добровольных сторонников Лжедмитрия. Он стремился к консолидации московской знати и не хотел устраивать широкомасштабных репрессий. Более того, он предложил Филарету войти в свое ближнее окружение и направил его во главе правительской комиссии в Углич. В ее задачу входило найти подлинные останки царевича Дмитрия, которые должны были наглядно разоблачить самозванство свергнутого лжецаря.
Марфа решила, что вряд ли это назначение было случайным. Филарету предоставлялся шанс оказать новому царю очень важную услугу, которая могла быть хорошо вознаграждена. Лучшей наградой мог быть сан патриарха. (После свержения ставленника самозванца грека Игнатия патриарший престол был пуст.) Филарет справился с поставленной задачей как нельзя лучше.
Из Углича в Москву полетела грамота с сообщением о том, что мощи царевича Дмитрия найдены нетленными. Это означало, что усопший был святым. Тут же организовали торжественное перенесение гроба Дмитрия в Москву. (Иностранцы, скептики, правда, не поверили в то, что тело могло сохраниться 15 лет в первозданном виде, и предположили, что мощи настоящего царевича были подменены — вместо них на всеобщее обозрение выставили останки только что умершего мальчика.)
Слишком рьяное участие Филарета в деле прославления нового святого, видимо, показалось Василию Шуйскому подозрительным. Предполагаемый патриарх мог оказаться более заметной фигурой, чем сам царь. Поэтому ростовский митрополит остался без награды и был вынужден вновь отправиться ни с чем в свою епархию. Марфа поселилась с детьми и начала самостоятельно заниматься их воспитанием и образованием.
Татьяна вскоре превратилась в красивую девушку с хорошим приданым. На примете было сразу несколько женихов. Решили выбрать самого знатного. Им стал молодой князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский, принадлежащий к одной из наиболее заметных ветвей Рюриковичей. Его отец Михаил Петрович был видным полководцем и боярином в правление Бориса Годунова.