ороля избавиться от недругов и посадить на их место своих людей. Иногда ему это удавалось. В конце концов в руках бывшего торговца кожами оказалась сосредоточена вся царская казна, которой он начал распоряжаться по собственному усмотрению. Даже бояре не осмеливались одернуть всесильного временщика, решавшего все дела вдвоем с А. Гонсевским.
Следуя примеру Андронова, некоторые представители знати стали лично обращаться к Сигизмунду с различными просьбами: выпрашивали чины и новые земельные владения и строчили кляузы на недругов. Король, желая всем понравиться и плохо разбираясь в'делах русского двора, почти никому не отказывал и щедро раздавал свои милости. Так, боярин Ф. И. Мстиславский за верность и преданность получил самый высокий боярский чин конюшего, Ю. Н. Трубецкой и И. М. Салтыков стали боярами, Ф. Ф. Мещерский, И. В. Головин, Ю. Д. Хворостинин и В. А. Звенигородский добились окольничества, А. Ф. Мосальский выпросил чин кравчего, И. Н. Чепугов — ясельничего, И. Р. Безобразов — ловчего, Г. Г. Хрипунов — думного дворянина, И. Чичерин — думного дьяка. Семнадцать человек получили деньги и поместья. К Сигизмунду обратилась даже бывшая царица Марфа Нагая с просьбой дать ей на содержание земельные владения. Но получить их она так и не успела, поскольку в 1611 году умерла.
Словом, очень многие люди желали извлечь для себя выгоду из создавшегося положения. Судьба родины и православия их интересовала в гораздо меньшей степени, они верили обещаниям короля, изложенным им в грамотах, отправленных в Москву:
«Хочу кровь христианскую унять, государство утишить, прежнюю недружбу между русскими и поляками обратить в любовь, прежние войны — в покой и тишину».
Истинные планы Сигизмунда III относительно Российского государства были совсем иные. О них известно из его переписки с Папой Римским и некоторыми европейскими монархами, которую он вел в 1611–1612 годах. Так, главе католической церкви король писал, что истинная цель его похода на Русь — распространение католической веры среди «диких и нечестивых северных народов». Он утверждал, что «война предпринята для искоренения ересей и расколов, для безопасности и защиты государства. Все предпринятое сделано на пользу святой католической церкви». Сигизмунд заверял Папу, что будет вводить католичество во всех своих новых владениях.
В письмах испанскому королю Филиппу польский монарх писал, что предпринял справедливую войну против наследственных врагов королевства и силой оружия стремится утвердить законные права своих предков на российские территории. Он вновь подчеркивал, что его цель — «распространение истинной католической веры среди диких варварских народов, врагов всего христианского мира и еретиков». Свои действия в Московии он сравнивал с походами испанцев в Америку и Африку, а русских людей — с представителями диких африканских племен и индейцами, находящимися на ранних стадиях развития и далекими от европейской цивилизации.
Турецкому султану польский король хвастался, что «счастливо закончил дела в Московии, покорил всех неприятелей, далеко распространил пределы своих владений и принял весь русский народ в свое подданство, хотя и остаются трудности для полного усмирения непокорных».
К числу своих успехов Сигизмунд, видимо, приписал и гибель Лжедмитрия II, хотя она случилась безо всякого его участия.
После неудачного похода на Москву Лжедмитрий вернулся в Калугу и стал искать виновников провала. Под подозрением оказался касимовский хан Ураз-Магомед. Соглядатаи донесли, что он вступил в переписку с Сигизмундом и, видимо, задумал переметнуться на сторону поляков. Разгневанный самозванец приказал казнить изменника. Это вызвало возмущение у татар, находившихся в Калуге, а князь Петр Арасланович Урусов даже задумал отомстить неблагодарному бродяге, который не имел никаких прав ни на царский титул, ни на расправу с таким знатным человеком, каким был касимовский хан.
В это время положение Лжедмитрия II было очень шатким. Сил для захвата Москвы у него не было, а царствовать, сидя в Калуге, самозванец считал для себя унизительным. Он решил вступить в переговоры с польским королем и договориться с ним по-хорошему. За помощь в воцарении он обещал Сигизмунду дать многочисленное войско для борьбы со Швецией и помочь в овладении всей Ливонией. Кроме того, он соглашался отдать Польше ряд городов вместе с Черниговом.
Однако король не стал с самозванцем ни о чем договариваться, поскольку полагал, что московский трон уже и так принадлежит ему. Тогда Лжедмитрий II решил переехать в какой-нибудь более безопасный город на окраине государства, чтобы создать в нем свою отдельную державу. После некоторых размышлений он выбрал Астрахань — столицу бывшего Астраханского ханства. Она была расположена далеко от центральных районов, лежала на важных торговых путях и вместе с окружающими землями могла стать особым государством.
Для разведки в Астрахань был отправлен отряд с грамотой, в которой писалось о желании «царя Дмитрия Ивановича вместе с царицей Мариной Юрьевной переехать на юг, поскольку большая часть Русского государства захвачена «проклятыми латынянами-поляками». Астраханцы согласились принять у себя православных государей, поскольку всегда хранили верность «Дмитрию», то есть первому и второму самозванцам.
Переезд решили отложить на весну — в зимнее время передвигаться по бездорожью было сложно, к тому же Марина вскоре должна была разрешиться от бремени. Пока же «царик» тешился охотой, пирами и прочими развлечениями. В этом отношении он был похож на своего предшественника Лжедмитрия I.
Утром 11 декабря 1611 года все, как обычно, собрались в лес на охоту за зайцами. Свиту самозванца составляли несколько слуг и татарский отряд во главе с Петром Урусовым. Когда Лжедмитрий в пылу погони далеко ускакал от своих сопровождающих, находившийся рядом Петр выстрелил в него из ружья. Самозванец от неожиданности или от легкой раны упал. Тогда убийца подскакал, спешился и со всего размаха отсек ему голову. Стоя над трупом, Петр сказал следующее: «Я проучил тебя за то, что ты топил в реке татарских мурз, сажал их в темницы, угощал плетьми и бил кнутами. Сам-то ты — не что иное, как плут, обманщик и вор. Они же были твоими верными слугами».
После этого он снял с трупа богатую одежду, забрал его породистого скакуна и вместе с другими татарами бросился бежать по направлению к Крыму.
Слуги, нашедшие обезглавленное тело Лжедмитрия, в ужасе поскакали в Калугу. Там испуганная Марина Мнишек приказала бить в набат и стрелять из пушек. Она думала, что татары нападут на город. Но все было тихо. Тогда калужане отправились в лес, привезли тело, соорудили помост и на нем установили гроб со своим правителем. Две недели все желающие могли с ним проститься. Потом его захоронили в местном соборе.
Через некоторое, время Марина родила сына, которого назвала Иваном и крестила по православному обряду. Считая себя законной царицей, полячка полагала, что и ее сын имеет все права на московский трон. И. М. Заруцкий тут же объявил себя главным защитником вдовы и младенца. Он решил сделать все возможное, чтобы добыть для них вожделенную царскую корону. Так дело, начатое первым Лжедмитрием, продолжилось.
Конец 1610 — начало 1611 года были самыми тяжелыми за весь период Смуты. В стране воцарилась полная анархия. Никакого реального управления не существовало: временное боярское правительство было лишено поляками власти, Сигизмунд стоял под Смоленском, не решаясь двинуться дальше, в новгородской земле хозяйничали шведы, многие города перешли на самоуправление, казаки из окружения Лжедмитрия II занимались грабежами и разбоем…
Очевидец происходившего Авраамий Палицын описал это время так:
«Бысть тогда разорение святым Божиим церквам от самих правоверных. В святые Божии церкви затворяли коней, псов кормили в алтарях. Церковные ризы раздирали на свою потребу, носили на плечах. Те вещи, к которым и прикоснуться нельзя без благоговения и страха, носили блудницы, ими украшали бессловесных животных. И ни один русский человек не избежал этих бед. Чин иноческий и священнический сразу смерти не предавали, а прежде жестоко мучили, огнем жгли, пытали. Некоторых монахов воинские люди заставляли на себя работать: сторожить лагерь, варить пиво, готовить еду, кормить и пасти лошадей. Иереев заставляли молоть муку, рубить дрова, прислуживать блудницам, носить им воду и дрова, стирать их одежду. Старых светолепных мужей казаки заставляли валяться у своих ног или скакать и петь срамные песни. Всех непокорных тут же убивали».
Из рассказа Авраамия следует, что бывшие тушинцы относились к вере с полным пренебрежением.
Они грабили церкви, а священников и монахов превращали в своих слуг. Сами же вели крайне разгульный образ жизни: пьянствовали, развлекались с продажными женщинами, издевались над престарелыми людьми. Словом, считали себя хозяевами жизни, попирая прежние устои, обычаи и законы.
Для простых людей наступили страшные времена:
«Жилища человеческие переменились на звериные. Медведи, волки и лисицы, а также птицы веселились на великой пище — на трупах человеческих. Птицы в черепах человеческих себе гнезда вили. Горы убиенных лежали во многих местах. Одни из них сражались за правду, другие — против нее».
Казаки в это время превратились в разбойников и грабителей. Их набеги на населенные пункты стали для жителей настоящим бедствием. По этому поводу Авраамий Палицын писал:
«Стали прятаться люди в дебрях непроходимых, в чащобах темных, в пещерах неведомых. Ни днем, ни ночью не было покоя бегающим. Вместо луны большие пожары освещали ночью поля и леса. Казаки и изменники где не пожгут домов и все не пограбят, там оставшееся добро мелко порубят и в воду бросят, в домах же все сломают, чтобы никто в них жить не смог».
Некоторые люди пытались защитить своих домочадцев и имущество. С ними расправлялись с наибольшей жестокостью: одних сбрасывали с высоких башен, других с камнем на шее сталкивали с крутого берега в реку, третьих расстреливали из луков и самопалов, а иным ломали ноги и бросали умирать мучительной смертью.